Кино-СССР.НЕТ
МЕНЮ
kino-cccp.net
Кино-СССР.НЕТ

История кино

Дуэль на шпагах или столкновение идей?

Дуэль на шпагах или столкновение идей?
История существует в кино почти исключительно в двух жанрах — биография и приключения. Исторический фильм — это чаще всего биографический фильм или приключенческий. Или реальная историческая личность или дворцы и замки, битвы и погони, рыцарские доспехи и мушкетерские шпаги, красавицы в париках и фижмах, красавцы в париках и камзолах... Весь этот антураж воссоздается на экранах пышно и тщательно и, надо полагать, с достаточной точностью, хотя и с некоторой поправкой на наши с вами вкусы, чтобы было «киногенично». (Вкусы, правда, меняются с годами — в свое время знаменитый Тарзан был абсолютно диким, но притом идеально выбритым, а сегодня ему, возможно, была бы разрешена борода, поскольку изменилась мода.)

Исключим из нашего рассуждения историко-биографический фильм. Тогда останется то главное и - очень часто единственное, что кинематограф видит в истории,— зрелищность. «Костюмные» или приключенческие (или костюмно-приключенческие) фильмы едва ли не самые зрелищные.

Это не такое уж немаловажное достоинство, и я совсем не склонен относиться к подобным фильмам пренебрежительно,— почему бы не перенестись на полтора-два часа в немножко сказочный мир прошлого и посмотреть, как все это там, в десятом или пятнадцатом веке, выглядело, точнее, как режиссер, оператор и консультанты представляют себе десятый или пятнадцатый век.

Но обязательно ли прошлое должно выглядеть на экране чуточку сказочным и не очень правдоподобным — скажем, таким, как в фильмах Рижской киностудии «Слуги дьявола» и «Слуги дьявола на Чертовой мельнице» (сценарий Я. Анерауда и А. Лейманиса, режиссер А. Лейманис)? Обе эти картины сделаны по всем канонам костюмно-приключенческого кино, с тем единственным отступлением, что они еще и музыкальные. В сущности, перед нами кинооперетта, в которой, как и в театральной оперетте, используется любая возможность, чтобы перебить действие музыкой или танцем. Действие при этом останавливается — какие бы захватывающие события ни происходили, все ждут окончания очередного номера. Защитники Риги, прозванные «слугами дьявола», проникают в самое логово врага, во дворец шведского фельдмаршала, и совершают там всевозможные чудеса храбрости и ловкости, но перед этими чудесами нам предлагают посмотреть весьма длинный танец поваров. И так далее и тому подобное...

Разумеется, все положительные персонажи привлекательны и благородны, а отрицательные — карикатурны и неприятны.

Можно возразить: у оперетты, в том числе и кинематографической, свои законы, и она имеет право на подобную условность. Верно, имеет, но возникает несоответствие, даже целых два. Одно, так сказать, междужанровое: кажется, что авторы фильмов о «слугах дьявола» так до конца и не смогли решить, что же именно они снимают — кинооперетту или приключенческую ленту. Потому что, с одной стороны, все здесь держится на сюжете, на том, удастся ли героям их очередная проделка. С другой — этот самый сюжет то и дело останавливается. И зритель должен мгновенно и полностью переключаться с приключений на музыку и обратно — задача, право же, нелегкая, только увлекся сюжетом — и тут же, без перехода, изволь наслаждаться музыкой.

И второе, гораздо более серьезное,— несоответствие стиля и материала. В начале фильма нас предупреждают, что речь идет о XVII веке, что на Ригу зарятся и шведы и поляки, что в самом городе существует своего рода «пятая колонна». И тут же (начинается развеселое действо, нимало не соотнесенное с этой исторической ситуацией. Отнюдь не хочу сказать, что нельзя сделать оперетту на реальном историческом материале, но тогда хорошо бы как-то трансформировать этот материал. Условность должна быть проведена последовательно.

Любопытно, что зрители, принявшие участие в ежегодном конкурсе «СЭ», резко разделились в оценке этих фильмов — одни считали их лучшими, другие — худшими. Конечно же, первые — поклонники развлекательного кинематографа, но существование значительной группы зрителей, не принявших эти картины, свидетельствует, мне кажется, о том, что аудитория ждет серьезный исторический фильм.

В других картинах этого жанра акцент на «внешний вид» истории не столь отчетлив, но обнаруживается он практически в любой ленте. И почти всегда, хотя и в разной степени, он лишает фильм художественной цельности.

Речь идет не о том, что к историческому антуражу надо относиться пренебрежительно — нет, конечно, все должно быть не только продуманно и точно, но и по возможности красочно. Огорчительно другое — когда красочность костюмов или интерьеров становится если не главной, то все же самостоятельной целью авторов фильма, когда «внешний вид» истории и ее сущность борются внутри фильма за первое место. Вот тогда и возникает ощущение «двоевластия».

Геркус Мантас, герой одноименного фильма Литовской киностудии (сценарий С. Шальтяниса, режиссер М. Гедрис),— историческое лицо. Не только в том смысле, что он участвовал именно в тех событиях, которые показаны в фильме, но в том, что его судьба и личность сформированы прежде всего историей. Рожденный язычником, он впитал в себя христианскую культуру; воспитанный немцами, становится вождем восстания пруссов против немцев, против Тевтонского ордена. Военная наука, преподанная ему рыцарями ордена, обратилась против тех, кто ее преподал, пруссы побеждают, потому что Геркус научил их воевать.

Но победоносный вождь, любимый и почитаемый своим народом, одинок среди этого народа, во многом чужд ему. В своем духовном развитии он ушел далеко вперед не только от пруссов, но и от немцев, которым он обязан прикосновением к миру христианской культуры,— он взял от нее больше, чем орденские рыцари, огнем и мечом утверждавшие владычество креста над Прибалтикой. Гуманист среди варваров-христиан и варваров-язычников—вот тема роли Геркуса (надо сказать, что А. Шурна ведет ее уверенно и точно). Он один из тех, кто обогнал свое время, кто до конца сражался с варварством, выступало ли оно в рыцарских доспехах или в обличье кровожадных языческих богов. И жизнь его — один из этапов духовного прогресса человечества.

Так воплощается в живом характере историческая тема, так возникает возможность превращения биографического фильма в исторический, в котором история не фон, но необходимое условие раскрытия личности. Но если мы взглянем на «Геркуса Мантаса» с этой точки зрения, то увидим, что фильму все же не хватает цельности. В историю вторгается мелодрама, и вот перед решающим сражением с немцами жрец Алепсис похищает жену Геркуса, чтобы сжечь ее на костре. И вот предавший Геркуса викинг Самилис истерически рыдает, как будто действие происходит не в суровом тринадцатом, а в сентиментальном восемнадцатом веке. Возникает ощущение некоторой непоследовательности, как будто авторы фильма временами пугаются серьезности темы и пробуют чуть-чуть «разбавить» ее малосущественными аксессуарами. Тем не менее в фильме обнаруживается новая ступень приближения к истории — поэтому он и значителен.

Непоследовательность заметна и в новой картине «Таллинфильма» «Кровавый камень» (сценарий М. Оямаа, Л. Реммельгаса, режиссер М. Оямаа). Правда, если в «Геркусе Мантасе» две противоречащие друг другу стилистики борются между собой на протяжении ряда эпизодов картины, то «Кровавый камень» четко делится на две половины: первая — костюмно-приключенческая, вторая — историческая.

В первой — погони и схватки, танец влюбленных на фоне водопада, пиры и костюмы — словом, все, что в данном случае полагается. Моряк Андреас спасает красавицу крестьянку Яану из замка барона Юкскюля — это они потом танцуют; скачут всадники; падают люди, пронзенные кинжалами.

А потом вся эта мишура исчезает с экрана, и начинается История: в острейшем конфликте рушится одно миропонимание и кровью утверждается другое.

Все это было на самом деле: по распоряжению магистрата вольного города Таллина один из знатнейших рыцарей Ливонского ордена, барон Юкскюль, был казнен за то, что убил своего бывшего крепостного. Крепостной, проживший в Таллине один год и один день, становился свободным человеком, но барон не пожелал считаться с законом. Казнили барона во имя справедливости и во славу прав вольного города Таллина.

Метис, которого замучил барон Юкскюль, не знатный горожанин, а простой оружейник, так что для членов таллинского магистрата речь идет не столько о человеке, сколько о принципе. И не только о принципе свободы личности, но и о вещах гораздо более важных: барон нападает на торговые корабли, подрывает основы благосостояния таллинских купцов и самих членов магистрата. Но было бы ошибкой утверждать, что за смерть Матиса ухватились просто как за предлог — тут все переплетено: интересы торговли и соблюдение законов, страх перед могущественным феодалом, и ненависть к нему, и желание сбить спесь с заносчивых рыцарей. В этом сложнейшем переплетении крупных и мелких, объективных и субъективных причин и факторов — подлинный историзм; эстонские кинематографисты ничего не упрощают, не стремятся к четкой антитезе «положительного» и «отрицательного». Барон Юкскюль при всей своей грубости, жестокости и необузданности по-своему привлекателен— сильный человек, широкая, цельная натура. Фогт, глава таллинского магистрата, по-купечески осторожен и расчетлив, на первый взгляд кажется заурядным и рядом с бароном явно проигрывает. И все-таки гордому барону приходится просить невзрачного фогта о помиловании — он пробует откупиться, выторговать себе жизнь. И фогт отказывает ему во имя закона, как он говорит, а мы понимаем — во имя нового, на наших глазах утверждающегося социального миропонимания. При этом фогт ничуть не идеализирован, его не пытаются представить передовым человеком своего времени, просто его мировоззрение исторически более прогрессивно, чем мировоззрение барона.

Речь идет о том, как утверждался принцип достоинства человека. Для барона человек—только он сам и равные ему, для фогта понятие «человек» намного шире. И когда барон понимает это, он перестает просить о помиловании и готовится к смерти. Тут очень важен именно этот момент понимания — на мгновение человек прикоснулся к истории и понял необратимость ее движения.

В первой половине «Кровавого камня» сталкиваются люди, и побеждает тот, кто более силен, ловок, у кого лучше лошадь или оружие. Во второй — сталкиваются идеологии. Что более соответствует тому смыслу, который мы вкладываем в понятие «история»,— на мой взгляд, ясно.

Отдадим должное костюмно-приключенческому фильму на исторический сюжет: если он хорошо сделан, это приятное развлечение на полтора или два с половиной часа. Но позволим себе помечтать о том, что когда-нибудь на каждую такую картину будет приходиться хотя бы одна подлинно историческая — картина, в которой мы сможем увидеть личность человека, изменяемую историей и, в свою очередь, влияющую на саму историю.

Ю.Смелков
«Советский экран» № 11, 1974 год
Просмотров: 2038
Рейтинг: 0
Мы рады вашим отзывам, сейчас: 0
Имя *:
Email *: