Энергичные люди

Василий Шукшин

Сатирическая повесть для театра

Жил-был на свете Аристарх Петрович Кузькин, и жила-была жена его, Вера Сергеевна: Впрочем, почему - жили, они и теперь живут, а это и есть рассказ про их жизнь: какая случилась с ними и с их друзьями непредвиденная печальная история. Обоим им под сорок, конкретные, жилистые люди; у Аристарха Петровича интеллигентная плешь, маленькие, сведенные к носу глаза, он большой демагог, не лишен честолюбия. Вера Сергеевна - тоже демагог; но нет того мастерства, изящества, как у Аристарха Петровича, она из рабочей семьи, но тоже очень честолюбива и обидчива. Он и она - из торговой сети, он даже что-то вроде заведующего, что ли, она - продавщица ювелирного магазина "Сапфир". Была у них трехкомнатная квартира. Все было бы хорошо, но: Про это "но" много уже рассуждали - да: НО: Аристархушка крепко пил.

И пил, собака, изобретательно.



ВЕЧЕР, КОТОРЫЙ НЕЗАМЕТНО ПРЕВРАЩАЕТСЯ В НОЧЬ

Аристарх назвал гостей пять человек, заставили письменный стол шампанским, коньяком, икрой в баночках: В комнате у Аристарха накурено и шумно - что-то такое, кажется, обмывали, может быть, автомобильные покрышки, потому что в коридоре лежали автомобильные покрышки, пять штук.

Вера Сергеевна много боролась с пьянством мужа, обозлилась вконец и отрешилась. Сидела в своей комнате и смотрела телевизор, нарочно запустив его на полную громкость, чтобы хоть как-то помешать этим идиотам, которые шумели в комнате Аристарха.

Гости шумели.

- Ты ль меня, я ль тебя любить буду!.. - пел один, вовсе лысый; и все одно: "ты ль меня, я ль тебя:"

- Ну, полетели?! Вы, полетели?! - приставал ко всем курносый человек в очках и смеялся, и махал руками, как птица, и все звал: - Ну, полетели?!

- Рано, рано, - говорил Аристарх. - Тут еще полно всяких мошек.

Похоже, этот курносый хотел затеять какую-то знакомую игру, в перелетных птиц, что ли, но еще не все наклюкались. А один - с большим брюхом - не знал что это такое - "полетели". И тоже приставал ко всем:

- А куда полетели-то? А? Куда это лететь-то?

- На Кудыкину гору!

- Куда, куда?

- Туда!..

- Да он же не знает, чего ты озверел-то? - остановил Аристарх одного чернявого, который обозлился на этого, с брюхом.

- Ну, полетели же! - стонал курносый.

- Ну, полетели, - сказал Аристарх.

Присели на дорожку, налили по чарочке:

- Прощай, родина, - грустно сказал Аристарх. - Березки милые:

Курносый всерьез заплакал и замотал головой.

- Полянки: Простор:

Чернявый дал кулаком по столу.

- Не распускать нюни!..

- Инстинкт, - сказал один пожилой с простым лицом.

- Выпили на дорожку! - пригласил Аристарх.

Все выпили: Аристарх первый поднялся из-за стола, пошел, открыл дверь комнаты, вернулся и стал наизготове посреди комнаты.

- Я - вожак, - сказал он.

За "вожаком" выстроились остальные пятеро:

И они "полетели": Они замахали руками, закурлыкали и мелкими шажками потянулись за "вожаком". Сделали прощальный круг по комнате, "вылетели" в коридор, пролетели, курлыкая, через комнату Веры Сергеевны и очутились в третьей комнате, где был тоже стол и холодильник.

Они сели, печальные, за стол: А Аристарх доставал из холодильника коньяк.

- Далеко теперь наши березки, - сказал курносый; он уже опять готов был плакать.

- А я люблю избу! - громко и враждебно сказал человек с простым лицом. - Я вырос на полатях, и они у меня до сих пор - вот где! - он стукнул себя в грудь. - Обыкновенную русскую избу! И вы мне с вашими лифтами, с вашими холодильниками:

- А коньячок-то любишь - похолодней, - вставил чернявый.

- Он и в погребе будет холодный.

- В погребе он будет плесенью отдавать, - сказал брюхатый. - Ты попробуй поставь на недельку в погреб - потом выпей: плесенью будет отдавать.

- Сам ты плесень! - свирепел человек с простым лицом. - Свесил на коленки: По какому месяцу?

- Только: знаешь: не надо, - обиделся брюхатый.

- Не надо? Не надо и вякать, про чего не знаешь!

- Хватит вам, - хотел утихомирить Аристарх. - Это вечная тема:

- Вот в деревне-то у тебя не было бы такого брюха! Ты бы там не жрал на ночь бифштексы кровавые, боров, а утром не валялся бы до двенадцати:

- Ты!.. Жлоб! - прикрикнул брюхатый. - Ты грузишь тару - грузи дальше, а язык не распускай, а то на него наступить можно!

- Да хватит вам! - встрял опять Аристарх.

- Деревню он любит!.. - тоже очень обозлился брюхатый. - Чего ж ты не едешь в свою деревню? В свою избу?..

- У меня ее нету.

- А-а: трепачи. Писатель есть один - все в деревню зовет! А сам в четырехкомнатной квартире живет, паршивец! Я: - брюхатый ударил себя в пухлую грудь. - Я в коммунальной тогда жил, а он - в такой же - один:

- Как один? - не понял чернявый.

- Ну, с семьей!.. Но я - в коммунальной и никуда не призывал:

- Ему за это деньги хорошие платят, что призывает, - вставил курносый.

- Я его один раз в лифте прижал: чего ж ты, говорю, в деревню-то не едешь? А? Давай - покажи пример! А то - понаехало тут: не пройдешь. В автобусе не проедешь:

- Брюхо надо нормальное иметь, тогда и проедешь, - сказал человек с простым лицом. - А то отрастили тут: на самом деле, не проедешь. По какому месяцу, я тебя спрашиваю?

- Грузите бочки апельсинами! - огрызнулся брюхатый. - Избу он любит: Полати он любит: А дулю с маком любишь? Ну, и катись отсюда!

- Вот: я занимаюсь погрузкой, - показал свой кулак человек с простым лицом, - поэтому он у меня тренированный: разок двину, так у тя сразу выкидыш будет.

- Ну!.. - громко огорчился Аристарх, - прилетели в жаркие страны и давай тут: Мы же в жарких странах!

Все засмеялись.

- С прие: это - с прилетом! - воскликнул чернявый.

(Мы уж теперь так и будем называть их: чернявый - это Чернявый, брюхатый - Брюхатый, курносый - Курносый, лысый, который все песенки поет, - это Лысый, а человек с простым лицом будет, для краткости, - Простой человек).

- С приехалом! - поддержали Чернявого.

- С прилетелом! - сострил Аристарх.

- А мне здесь не нравится, - заявил Лысый. - Вообще мне вся эта история с журавлями: не того: не очень. Давайте споем?

- Выпить же надо, - сказал Простой человек.

- Да, елочки!..

- Коньяк стоит, а мы:

- С прилетелом! - еще раз громко сострил Аристарх.

Выпили.

- Споем? - предложил опять Лысый. И запел:

Из-за острова на стрежень,
На просто-ор речной волны-ы:

Его поддержали Чернявый и Курносый.

Эх, выплыва-ают расписны-ые
Стеньки Ра-азина-а челны:

Но песня не сладилась - не вышла. - Поехали обратно! - предложил Брюхатый. - Мне здесь тоже не нравится.

- Полетели?! - выкрикнул радостно Курносый. - К березкам!

- Я больше не полечу, - наотрез отказался Брюхатый. - Я поеду поездом.

- Идея! - закричал Лысый. - Едем поездом. Прихватим с собой на дорожку, будем на станциях выходить:

- Можно всю дорогу в вагон-ресторане просидеть, - предложил Простой человек. - Я раз из Воронежа ехал:

- Нет, нет!.. - кричал Лысый. - Нет, мы нормально сядем, в поезд, выпьем на дорожку:

- Можно с собой взять:

- Не надо! - Лысый воодушевился и сильно кричал. - Не надо! Зачем? Мы нормально сядем в поезд, выпьем на дорожку:

- Можно сразу: Слушай суда! - закричал тоже Простой человек. - Мы - сели, поклали чемоданы - и в вангон-ресторан:

- Да иди ты со своим вагон-рестораном! - оборвал его Брюхатый. - Дай сказать человеку. Когда это ты в вагон-ресторане сидел?

- Я не сидел! - гордо сказал Простой человек. - Я там ночевал!

- Мы нормально сядем в поезд, - продолжал Лысый, - выпьем на дорожку:

- Ты только один в вагон-ресторанах сидишь, да? - Простого человека задело за живое, что Брюхатый ему не верит.

- Так, дальше? - слушал Брюхатый Лысого. - Выпили на дорожку?..

- Выпили на дорожку, малость проехали - у нас пересадка!

- Где пересадка?

- А вон в этой комнате, - показал Лысый на комнату, где сидела Вера Сергеевна. - Мы ее счас развеселим!

- По вагона-ам! - скомандовал Брюхатый. - Берите с собой на дорожку, а то пять минут осталось!

- А на посошок-то? Э-э!.. - напомнил Чернявый.

- Давайте быстрее! Быстрее, быстрее. - Брюхатый посмотрел на часы. - Четыре минуты осталось.

Тут все оживились, засмеялись, задвигались: Стали скоренько разливать коньяк по рюмкам.

- Скорей, скорей, - суетился Брюхатый. - А то опоздаем.

- Успеем. Он не точно отходит:

- На ходу запрыгнем.

- Ты-то запрыгнешь, а некоторые: могут родить на рельсах, - это Простой человек все кусал Брюхатого. Тот снисходительно посмотрел на него.

- Я предлагаю вот этого: жлоба не брать с собой, - сказал он. - Он напьется, и нас из-за него в милицию заберут.

- Ничего! - кричал Лысый. - Дернули!

Выпили.

И "побежали на поезд". На этот раз в голове строя стал Брюхатый и запыхтел, и даже ногой подстукивал.

- Пх-х, пх-х, пх-х: Ну, сели?

- Сели.

- Ту-ту-у!.. - тонко и выразительно "загудел" Брюхатый и медленно стронулся с места. И "поехали":

"Выехали" в комнату Веры Сергеевны: Брюхатый стал "замедлять ход" и опять тонко, с какой-то даже тоской "прогудел": - Ту-ту-у!..

Вера Сергеевна с ненавистью смотрела на "поезд".

- Пересадка! - объявил Брюхатый.

"Пассажиры" вышли из вагона: Расселись кто где смог: кто на тахту присел, кто на кресло: Простой человек сел на полу прямо.

- Много народу на вокзале, - сказал он.

- Вы давно сидите, гражданка? - любезно обратился Аристарх к Вере Сергеевне.

- Нет, я недавно. А вот вам: не знаю, сколько сидеть придется, - как-то значительно сказала Вера Сергеевна.

"Пассажиры" переглянулись.

- То есть? - не понял Аристарх.

- Я эти: путешествия с выпивками пресеку раз и навсегда, - опять зло и непонятно сказала Вера Сергеевна. - Вы у меня подудите: Подудите у меня, паразиты.

- Что, контролеры пришли? - испуганно спросил Простой человек с пола. - А у нас билеты-то есть?

Брюхатый засмеялся и хлопнул одобрительно по плечу Простого человека.

- Да это так - путают, - сказал Чернявый. - Гражданочка, а вы что, билет не можете достать?

Вера Сергеевна больше не смотрела на "пассажиров", а смотрела телевизор.

- Ну, а почему же сразу - "паразиты"? - оскорбился Аристарх.

- А кто же вы? - повернулась Вера Сергеевна. И зло смотрела на мужа. - Ну - спекулянты, если не паразиты: еще хуже.

- Гражданочка, - опять заговорил Чернявый весело, - вы нас с кем-то спутали: мы обыкновенные пассажиры: Едем на свои денежки.

- Вот и проезжайте. А потом вас повезут бесплатно.

- Куда это? - тоже зло спросил Аристарх. - Куда это нас бесплатно повезут?.. - он двинулся было к жене, но его остановил Брюхатый.

- Стоп, Аристархушка! - сказал он разумно. - Никаких скандалов на перроне: Нам действительно пора ехать. По вагонам! - опять скомандовал он.

И все опять со смехом построились в затылок друг другу, Брюхатый опять "загудел" - и "поехали" в комнату Аристарха. А в комнате рассыпались и стали занимать места за столом.

- Хоть нормально посидим в ресторане, - пожаловался Лысый. - А то все - в дороге и в дороге: Все всухомятку как попало:

- Что будем заказывать? - обратился ко всем Чернявый.

- Лично я, - сказал Простой человек, - выпил бы простой водочки. А?

Брюхатый интеллигентно скосоротился на это.

- Пусть пьет водку. А нам, пожалуйста, шампанского:

- И коньячку, - подсказал Курносый. - На меня шампанское, как пиво работает: я то и дело бегаю.

- Итак, - подвел Аристарх, перебросив полотенце с одной руки на другую, - коньяк, шампанское: Водки, извините, не держим.

- Ну, как же так - не держите?! - возмутился Брюхатый. - А если человек на полатях вырос?.. Что ему, ваш коньяк пить?

- Ерша ему! - подсказал Курносый.

А Вера Сергеевна в это время выключила телевизор, достала бумагу, ручку: И села писать.

И дальше, - если вообразить, что это на сцене, - можно услышать, что она пишет. Причем уже слабо слышно, как там "сидят в ресторане" наши "пассажиры", а отчетливо слышен голос Веры Сергеевны:

"Уважаемый товарищ прокурор!

В то время, когда все наши люди занимаются производительностью труда, есть отдельные элементы, которые только хотят есть и пить. И занимаются этим каждый день. Вы меня спросите: на какие деньги? Я вам отвечу: они занимаются спекуляцией. Я уже не могу слушать их пьяные голоса, меня глубоко возмущает, как они импровизируют свои дела, а потом по всей ночи курлыкают или изображают из себя пассажиров:"

"Пассажиры" в это время танцевали летку-енку.

"Вот сейчас, когда я пишу Вам это заявление, они танцуют летку-енку. А в коридоре лежат покрышки для "Волги" в количестве пять штук. Вы думаете, где они их взяли? Они их сымпровизировали. Так что, я думаю, что при вашей помощи они станцуют более ответственный танец и поедут пассажирами на казенный счет, я им об этом намекнула. Они мой намек не поняли, только понял мой муж Аристарх, но он думает, что я только пугаю. А у меня уже всякое терпение мое лопнуло: мы перестали уважать друг друга, потому что, мне кажется, он импровизирует не только с покрышками, но и с чужими женщинами:"



УТРО

Утром Аристархушка проснулся с больной головой: Потянулся к стулу, где был всегда заготовлен стакан с водой. Стакан стоял на месте, а под стаканом - бумага. Аристарх взял бумагу и прочитал:

- Копия:

И побежал глазами по бумаге: И, даже еще не дочитав всего, вскочил и побежал в комнату жены.

Вера Сергеевна, одетая, заслышав его шаги, направилась к выходу: И тут ее перехватил Аристарх.

- Ты что? - спросил он.

- Что? - спросила Вера Сергеевна. Она стояла с сумочкой и сумочку держала у груди.

- Ты куда?

- Туда:

- Куда это туда? - спросил Аристарх зло, сквозь зубы. - Куда это туда?

- Ударить хочешь? - спросила Вера Сергеевна спокойно. - Ударь - получишь лишних три года.

- Вера: - Аристарх растерялся. - Сядь: Давай сядем, поговорим. В чем дело?

Вера стояла в шубке, а Аристарх в нижнем белье: Аристарх был жалок рядом с каракулевой шубкой.

- Давай сядем, - суетился Аристарх. - Сядь же ты!.. Скотина.

- Пусти!

- Вера!.. Прости - ну вылетело. Сядь, я прошу.

- От этого ничего не изменится, - Вера Сергеевна села на диван, на краешек.

- В чем дело? - спросил Аристарх. Подставил стул к двери и сел тоже. - Что случилось?

- Мне надоело! - закричала Вера Сергеевна. - Мне надоела ваша пьяная самодеятельность! Я тебе не служанка!..

- При чем тут служанка? Ну, повеселились: Что, пошутить нельзя?

- С кем ты позавчера шутил! У тебя весь пиджак был в пудре! С кем?!

- Да мало ли: в автобусе прислонился:

- В автобусе?! А вот эту записку ты тоже в автобусе нашел? - Вера Сергеевна достала из сумочки записку и прочитала: - "Аристарх, голубь, а не пора ли нам бросить этот официоз - и мирно, полюбовно встретиться где-нибудь в укромном уголке?.."

- Это деловое письмо! - вскричал Аристарх. - Дай сюда!

- Да? Шиш! - Вера Сергеевна спрятала записку в сумочку. - Развратник. Спекулянт. Я те покажу - голубь!

- Да это мужчина писал, дура! Это однокурсник мой:

- Однокурсник? А почему же подпись - "Соня"?

- Псевдоним! Мы его в институте так дразнили.

- А почему "твоя Соня"?

Аристарх опять растерялся: И от растерянности больше обозлился.

- Плебейка, - сказал он зло и тихо. - Что, я тебя должен утонченному стилю обучать? Если люди шутят, то шутят - до конца. Если он подписался "Соня", то он последовательно написал "твоя". Твоя - это значит твой.

- Твой Соня?

- Что, врезать что ли? Врежу:

- Попробуй. Так тебе - лет восемь дадут, а так - одиннадцать.

- Ну, чумичка!.. - занервничал Аристарх. - В чем дело-то? Чего ты взбесилась-то?

- Я все там написала.

- Так. И куда ты сейчас?

- К прокурору.

- Сегодня воскресенье.

- Я в почтовый ящик брошу.

Аристарх побледнел: И долго стоял над Верой Сергеевной.

- Я - спекулянт? - спросил он дрожащим голосом.

- Спекулянт, - сказала Вера Сергеевна.

- Я ворую у государства деньги?

- Воруешь у государства деньги.

- Снимай все с себя! - приказал Аристарх. - Снимай, снимай!.. Это все куплено на ворованные деньги, - Аристарх стал снимать с жены шубку, дорогой костюм. - Это все воровано - чего ты напялила? Снимай!

- Пожалуйста! На!.. На, ворюга!..

- Все снимай! Твоего тут ничего нету!

- Что я, голая к прокурору пойду?

- Голая! - Аристарх изловчился, вырвал у Веры Сергеевны сумочку заглянул - там ли заявление: заявление было там. Он достал из сумочки ключи, закрыл квартиру изнутри и ушел с сумочкой и с шубой в свою комнату. И сел к телефону. Дрожащим пальцем набрал номер. - Але? Семеныч? - и Аристарх заговорил негромко и торопливо. - Слушай, срочно ко мне: Да нет! Моя швабра накатала на нас телегу и собралась к прокурору: - Аристарх долго молчал, слушал. - Иди ты к черту! - сказал он. - Созвонись со всеми: давайте как-нибудь все: прощения, что ли, попросим. Уговорим ее как-нибудь. Мне эта Сонька еще подлянку кинула: записку в карман подсунула, я даже не знал: А я знаю? Из-за Вальки, наверно. Давайте. Срочно.

Аристарх бросил трубку, минутку посидел, подумал, оделся, выпил фужер шампанского и пошел с шубой жены и с ее костюмом к ней в комнату.

Вера Сергеевна лежала в нижнем белье на диване.

- Одевайся, Вера, - сказал он миролюбиво. - Давай спокойно поговорим обо всем.

Вера Сергеевна стала надевать костюм, а Аристарх заходил по комнате, как преподаватель вуза.

- Во-первых, - начал он, - ты думаешь, государство наше такое глупое?

- Я об этом не писала. Нечего мне тут:

- Я тебе прочитаю курс экономики! - воскликнул Аристарх. - Чтоб ты не бегала и не смешила прокурора. И прокурор твой, и все, кто всерьез занимается экономикой, прекрасно знают, что - воруют. Больше того, какой-то процент, кажется пятнадцать процентов, государственного бюджета отводится специально - под во-ров-ство. Не удивляйся и не делай детские глаза. Всякое развитое общество живет инициативой: энергичных людей. Но так как у нас - равенство, то мне официально не могут платить зарплату в три раза больше, чем, например, этому вчерашнему жлобу, который грузит бочки. Но чем же тогда возместить за мою энергию? За мою инициативу? Чем? Ведь все же знают, что у меня в магазине всегда все есть - я умею работать! Какое же мне за это вознаграждение? Никакого. Все знают, что я - украду. То есть те деньги, которые я, грубо говоря, украл, - это и есть мои премиальные. Поняла? Это - мое, это мне дают по негласному экономическому закону:

- А сколько тебе дадут по гласному закону?

- Дура!.. - сорвался на крик Аристарх. - Ты думаешь, меня посадят? Ни-ког-да! Посадят - это, значит, я там бунду канавы рыть? Но у меня же - голова, и твой прокурор это знает. Прокурор знает, что общество должно жить полнокровной жизнью, моя голова здесь нужна, я здесь нужен, а не канавы рыть. Вот они - покрышки лежат, - показал Аристарх в коридор. - Пять штук. Лежат? Лежат - ты можешь подойти и пощупать их: они есть, - Аристарх остановил свой вузовский ход и торжественно поднял руку. - Но их нету! Их нигде нету, их не сделали на заводе. Их не су-ще-ствует. А они - лежат, пять штук, друг на друге. Это и называется: экономический феномен. Попробуй: без специальной подготовки, без головы!.. Попробуй это сделать. Да как только прокурор обнаружит, например, эти покрышки, которых никто никогда не делал, он сразу поймет, с кем он имеет дело. И ты останешься с носом. Ну, разумеется, тебя поблагодарят, наговорят слов: А мне, я так думаю, предложат какое-нибудь повышение, пошлют куда-нибудь. Ведь не хватает же умных людей-то, не хватает. Где их набраться-то? Ну, окончил он свой вузишко, ну - с дипломом: А что дальше? А дальше ничего: еле-еле будет на восемьдесят процентов тянуть. А то я не знаю таких! Так что ты: поторопилась с этим своим заявлением, Верунчик, - Аристарх подсел к жене. - У нас вчера была самодеятельность: Согласен, самодеятельность, но это от избытка: я не знаю - чувств, что ли, ну расшалились: Может же художник: артист какой-нибудь там: в бассейне в бане кильку ловить и закусывать, ну а почему мы журавлей не можем изобразить? Нет, там, видите ли, понятно, а тут: Да, самодеятельность, но у тебя с этим заявлением - это, прости меня, безграмотность, это на уровне дворничихи. Мне даже стыдно, что ты моя жена.

Вот этого Аристарху не следовало говорить. Он уж и понял это, но поздно.

- Прекрасно, - сказала Вера Сергеевна, - иди к своей Сонечке, она твою голову ценит, а мне дай сюда ключ. Дай ключ! Я сделаю свое дело: Твою голову оценит прокурор. И не пудри мне мозги своими: своей экономикой: будешь канавы рыть как миленький. Шалунишка: Энергичный? Там энергичные тоже требуются. Канавы тоже надо энергично рыть.

Аристарх свирепо уставился на супругу.

- Лахудра, - сказал он весьма грязно, не по-вузовски. - Раздевайся! Этого костюма тоже не шили на фабрике - чего ты его напялила? И шубу не смей трогать: этих баранов, - показал он на каракулевую шубу, - никогда не было на свете. Чумичка в каракуле!.. Не пойдет. Я ей мозги пудрю!.. Да я тебе элементарно хотел объяснить, что определенная прослойка людей и должна жить: с выдумкой, более развязно, я бы сказал, не испытывать ни в чем затруднений. Нет, эта чумичка предлагает мне рыть канавы! Сэн-кью! - Аристарх забрал шубу, костюм жены и ушел в свою комнату.



ДВА ЧАСА СПУСТЯ

Все вчерашние "пассажиры" собрались у Аристарха. Нет только Простого человека - его не позвали.

Аристарх ходил в волнении по комнате, несколько театрально заламывал руки и повторял:

- Как, как эту дуру образумить? Как?

- Как ты с ней говорил-то? - спросил озабоченно Брюхатый.

- Всяко!.. Даже развивал мысль, что нация: должна иметь своих представителей: людей с повышенной энергией, надо же возбуждать фантазию всех органов государства, иначе будет застой:

- Аристофан, мать твою!.. - заругался Брюхатый. - Мысли он развивал! Оскорблял, нет?

- А что, молиться на нее, на дуру?

- На карачках!.. Вот так вот ползать будешь! - воскликнул Брюхатый. И с досады даже показал, как ползают. - Вот так будешь, а не мысли развивать. Мысли он развивал! Пока ты их будешь развивать, мы уже будем: - Брюхатый сложил пальцы решеткой. - Я тебя вижу, ты меня - нет. Пойду сам:

Брюхатый одернул пиджак, сделал губы трубочкой, подумал: И пошел.

Постучал интеллигентно казанком в дверь комнаты Веры Сергеевны и сладким голосом сказал:

- Вера Сергеевна!.. Можно ваше одиночество нарушить?

- Ну? - откликнулась Вера Сергеевна; она по-прежнему лежала на диване, но не в костюме, а в платье.

- Здравствуйте, Вера Сергеевна! - приветствовал ее, появляясь в дверях, Брюхатый. Он улыбался.

- Здравствуйте, - с неким вызовом сказала Вера Сергеевна.

- Позвольте присесть?

- Что, опять куда-нибудь едете? Пересадка?

Брюхатый снисходительно посмеялся и махнул жирной рукой.

- Ну, уж: вы прямо в обиду! Хотел как раз попросить извинения за вчерашнее. Сильно шумели?

- Шумели-то, это бы еще ничего:

- А что такое? - встревожился Брюхатый. - Выражался кто-нибудь?

- И это бы ничего: Это я слышала.

- Ну, а что же мы такое вчера сделали?

- Да вы не только вчера, вы давно этим занимаетесь.

- Чем?

- Воруете. Спекулируете.

Брюхатый долго, скорбно, но в то же время как-то мудро молчал, глядя в пол. Потом поднял голову.

- Эх, Вера Сергеевна, Вера Сергеевна: Посадить хотите?

- Хочу посадить.

- А я уж сидел! - почему-то весело сказал Брюхатый. - Сидел. Четыре года и восемь месяцев.

- Ну, еще разок посидите.

- А хотите, расскажу, как это было?.. Нет, я не про подробности дела, а про: судьбу, так сказать, человеческую. Случай-то у нас, если можно так выразиться, аналогичный: жена посадила. Не то что прямо пошла и заявила, а: когда надо было: как бы это вам: В общем, когда надо было сказать "нет", она сказала "да", - Брюхатый обрел отеческий, снисходительный, ласковый даже тон в голосе. Смотрел на Веру Сергеевну, как на дочь. - А прожили мы с ней - ни много, ни мало - четырнадцать годков. И когда я уходил, я ей внима-ательно посмотрел в глаза, внимательно, внимательно. И говорю: "Прощай, Клава. Не скучай, - говорю, - тут без меня: Даст бог, увидимся когда-нибудь, ну а если уж не приведет бог, то, - говорю, - не поминай лихом. У меня, - говорю, - зла на тебя нету, прости и ты меня, если был когда виноватый перед тобой, невнимательный там, сгрубил когда. Я, - говорю, - старался всегда сделать для тебя что-нибудь полезное, ну, может, не всегда умел". Так я ей сказал. Она, значит, в слезы: А у меня вот тут вот закаменело - смотрю на нее: Ну, в общем, отсидел я свои годки - не досидел даже, вел себя примерно - вышел. Вышел - и к своей Клаве. "Здравствуй, - говорю, - Клава! Вот - дал бог, свиделись". И так это улыбаюсь - изображаю радость. Она, значит, тоже обрадовалась, опять в слезы: И - было на шею мне. Я говорю: "Стоп, Клавдия Михайловна: семафор закрыт. Проезда нету. Извините, - говорю, - Клавдия Михайловна, дальше нам не по пути: разъезд". Она - туда-сюда - мол, я иначе не могла: Все! - Брюхатый это "все" сказал очень жестко. И прямо посмотрел на Веру Сергеевну. - Все, милая!

- К чему это вы? - спросила Вера Сергеевна.

- А просто!.. Случай-то - аналогичный. Но это не конец! Конец тут тоже немаловажную роль играет. Я ей все отдаю: Все отдал! Квартиру, тряпки - все! А за четырнадцать-то лет мы же нажили кое-чего - все отдал! Бери! У тебя будет квартира, туфли, платья: А у меня - голова. Он вот тут перед вами хвастался, что у него - голова, - показал Брюхатый на комнату Аристарха, - а не надо этим хвастаться, не надо. Есть она - есть, нет ее - ничего не сделаешь. Это ведь тоже, как деньги: или они есть, или их нету. Верно? Все бери! А со мной все мое богатство - тут! - Брюхатый ударил себя кулаком в лоб. - Хвастать не буду но: прожить сумею. И что мы имеем на сегодняшний день? Она: выскочила замуж, разошлась; тот у ней половину площади оттяпал - он для того и расписывался: Тряпочки-шляпочнки потихоньку в комиссионку ушли - ша! Как у нас там говорили: кругом шешнадцать. Я: имею трехкомнатную квартиру, - Брюхатый стал загибать пальцы, - дачу, "Волгу", гараж: У меня жена, Валентина, на семнадцать лет моложе меня. Но я опять же не хвастаюсь, но таковы, как говорится, факты. От них никуда не денешься.

- Вы пугаете, что ли, меня?

- Да господь с вами! Пугаю: Просто рассказываю про: некоторые эпизоды своей жизни. Теперь спросите меня: что я потерял за эти четыре года и восемь месяцев? Что? А ничего. Даже не похудел. А особенно, когда вышел, прямо в дверь не стал пролезать. Счас веду переговоры насчет института питания - надо маленько сбросить, а то даже неудобно. А что потеряла моя Клавдия Михайловна? Все. Год назад встретил - с авоськой из магазина кондехает. А я на "Волге" еду. Думаю, подвезти, что ли? Даже остановился: Подвезу, думаю. Скажу: "Клавдия Михайловна, позвольте, я вас до дома подвезу, я только не знаю, где вы теперь живете". Хотел так сострить, но душа не повернулась. Сто метров не подвезу. Она, видите ли, "иначе не могла", а я тоже не могу: шлепай дальше со своей авоськой.

- Слушайте, не надо, - попросила Вера Сергеевна. - Не надо: я же знаю, к чему вы это все. Не надо, умоляю.

Брюхатый встал.

- Да я ведь: что же: я ведь так: эпизоды. Смотрите, вам виднее. Конечно, порыв к прокурору - это красиво, руку будут жать, соседи скажут: "Какая молодец!" Но в душе подумают, - поверьте моему слову, я жизнь повидал, - в душе подумают: "Вот дура-то!" Вы вот телевизор любите смотреть: вот пусть вам там про жизнь расскажут, пусть расскажут: Смотрите, конечно, телевизор, книжки поучительные читайте, но мои слова тоже не забудьте. Так, на всякий случай:

Брюхатый вышел. Он сам растрогался от своих слов.

В комнате Аристарха его молча ждали "пассажиры".

- Ну!.. - Брюхатый погрозил пальцем Аристарху. - Если она все же посадит нас: - он замолчал и слезливо заморгал глазами. И даже головой закрутил и показал на себя, и воскликнул сквозь слезы: - Куда я такой поеду? Я в воронок не влезу! Не мог с женой уладить!.. Купил бы ей: не знаю, чертика с рогами - забавляйся. Нет, он ей про государственные органы!.. Подожди, ты с имя еще будешь иметь дело, будешь. Она вон насмерть стоит, слюной исходит - посадить охота.

"Пассажиры" подавленно молчали.

Вдруг Курносый снялся с места и пошел к Вере Сергеевне.

- Вы, я вижу, оба умники! В гробу я вас видал с вашими теориями!.. С вашим опытом.

Он открыл дверь в комнату Веры Сергеевны и тут же, в дверях, опустился, на четвереньки: И пошел так к дивану, где лежала Вера Сергеевна с книжкой.

- Пусть они как хотят, а я вот так буду. Не вставайте, умоляю вас, - сказал Курносый, - так и лежите: я буду так разговаривать.

- В чем дело?! - Вера Сергеевна все же чуть привстала.

- Я человек тоже энергичный, как треплется ваш муж, - быстро заговорил Курносый не поднимаясь, - но я не такой упорный долдон, как они: я прошу пощады. Не говорите!.. Дайте я скажу, потом - казните или милуйте. Я тоже замешан в этой: в этих: Но у меня двое маленьких детей, мать с отцом престарелые: Они не вынесут. Жена тоже не вынесет. Вы сразу уложите пятерых. Я, может быть, не такой энергичный, как эти: про себя информируют везде, но я очень конкретный, Вера Сергеевна. И я немножко внимательней их: Я же вижу Вера Сергеевна: вы скучаете. Не надо, не надо говорить! - Курносый вскочил с четверенек, побежал, закрыл дверь, подбежал и стал опять на колени перед диваном. - Но вы же - красивая! Как вы можете скучать! Это нельзя. Теперь слушайте меня внимательно: я не знаю, чего там у них было, у Аристарха с Сонькой, но он какие-то движения делал: По-моему, она тоже хотела его обаять. Но я не ручаюсь: дошло у них до этого или нет. Не знаю. Но я знаю, что он движения делал: в ресторане несколько раз сидели. Я знаю, что он вас сегодня оскорблял. Вера Сергеевна!.. - Курносый приложил умоляюще руку к сердцу. - Только не удивляйтесь и не пугайтесь фальшиво: то есть это, я хочу сказать, что я конкретный и деловой человек, и всякие деловые тайны умирают вместе со мной: давайте наставим ему рога. Не говорите, не надо - дайте я все скажу! Чего тут удивляться-то? Чего глаза-то делать? Это жизнь, Вера Сергеевна, жизнь. За Соньку, за его оскорбления!.. Как он может оскорблять!.. Он спекулянт-то не крупный, он - так: середнячишка, щипач. Как он может оскорблять? Вместо того чтобы: Нет, у меня в голове не укладывается! Давайте наставим ему рога. Хотите, я сам этим займусь, хотите: Только не надо, не говорите: дайте я все скажу. Поймите меня: говорю это, спасая свою шкуру. Мне это сто лет не надо, я коньяк больше люблю, но: Вера Сергеевна, сидеть, сидеть неохота! Хотите, сам займусь, а если не подхожу, у меня есть один артист знакомый. Красавец! Под два метра ростом, нос, как у Потемкина: Ну, все, все при нем, я, мужчина, любуюсь на него. Он даже своим режиссерам рога ставит. А ему гараж позарез нужен: я договорюсь с ним. Вера Сергеевна, можно же так жизнь украсить!.. И на него, - Курносый показал на комнату Аристарха, - на него-то злости не будет! Это уже проверено. Мир будет в доме, у кого хотите спросите. Вот спросите у своих подружек, которые рога мужьям наставляют: ведь позавидовать можно, как они живут. Моя мне тоже, по-моему, ставит, потому что ласковая со мной: Я человек откровенный, я вам все говорю. Не обижайтесь на меня, а поймите: мне сильно сидеть неохота. Хотите, я вам завтра фотографию этого артиста покажу?.. Глаз не оторвете! Ну, Потемкин и Потемкин, собака! Он сам рассказывал, но, по-моему, малость врет: к нам одну шпионку заслали, а ее надо было расколоть - ну, то есть, разузнать у нее побольше, так, говорит, его подослали, он познакомился и: доложил начальству, что задание выполнил. А? Ведь жизнь совсем другая будет!..

- Вон! - вскричала Вера Сергеевна, как графиня. - Вон отсюда!.. Сволочи! Совсем уж?..

- Да ну, что совсем? Что совсем?.. - бормотал Курносый, поднимаясь. - Что совсем-то? Чего тут кричать-то? Я дело предлагаю, верняк же предлагаю: Вы подумайте, а мне только намекните:

- Во-он! - пуще прежнего заблажила Вера Сергеевна.

- Ну-у: орать будем, да? Что за люди!.. - Курносый пошел из комнаты. Подошел к двери, вдруг резко обернулся и, грозя Вере Сергеевне пальцем, громко, зло и уверенно сказал: - Но сидеть я не буду! Понятно? Пусть Аристарх сидит, если ему хочется, а я сидеть не буду!

- Будешь, - сказала Вера Сергеевна. - Еще как будешь-то.

Курносый с этим боевым, невесть откуда слетевшим на него настроением вошел в комнату, где сидели все "пассажиры". И им тоже всем погрозил пальцем и сказал твердо и зло:

- Сидеть я все равно не буду, учтите! Вы можете садиться, а я не хочу. Поняли?!

- Ты что, с гвоздя сорвался? - спросил Аристарх. - Чего ты?

- Ничего! Пить надо меньше! - закричал Курносый на Аристарха. - Тогда жена будет любить: и сажать не будет. Импортанто!.. Садись тут: по милости всяких: Не буду сидеть! Не буду сидеть!

- Это уже психоз начинается, - сказал Лысый. - Неужели с одной бабенкой ничего сделать не можете?

- Она нас из-за Соньки вон его всех закатает все нервничал Курносый. - Нашел с кем - с Сонькой:

- В том-то и дело, что - не нашел! - тоже стал нервничать Аристарх. - Она мне со злости записку в карман сунула, чтобы эта нашла.

- Ну, так и объясни ей, - сказал Лысый. - Я, мол, не захотел флиртовать, она обозлилась:

- Так она и поверила!

- Ну а что же делать-то?! - теперь уж и Лысый закричал. - Что, так и поведут всех туда, как телят?

- Почему покрышки-то до сих пор здесь?! - закричал и Чернявый на всех, но особенно на Аристарха.

- А куда их теперь?! - закричал и Аристарх на всех, но особенно на Чернявого. - Сейчас прикажешь выносить?

- Вчера надо было!

- Вчера!.. Вчера мы в жаркие страны улетали, - горько съязвил Аристарх.

"Пассажиры" явно нервничали: И не знали, что делать.

Вера Сергеевна, пристроив на коленях книгу, делала вид, что читает. Она была довольна, она догадывалась, что вчерашние нахальные "пассажиры" сейчас боятся и нервничают.

- Так, - сказал Лысый, - если гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет к ней: с уголовным кодексом. Посмотрим, что там за крепость. Где ее тряпки? - спросил он Аристарха.

- Зачем? - не понял тот.

- Дай-ка сюда: - он взял шубку Веры Сергеевны, костюм и пошел к ней в комнату.

- С вашего позволения! - явился он вполне официально, с шубой и костюмом на руке. - Позвольте присесть?

- Разрешаю - садитесь, - со скрытым значением сказала Вера Сергеевна, полулежа на диване.

Лысый разгадал скрытое значение в этом ее "садитесь". Он внимательно и серьезно посмотрел на женщину, помолчал: И сказал:

- Сидеть будем вместе, гражданка Кузькина, - сказал он вполне бесцветным голосом.

- Как это? - не поняла Вера Сергеевна.

- Вы с уголовным кодексом знакомы? - в свою очередь спросил Лысый.

- Приблизительно: А вы что, юрист?

- Я не юрист, но с уголовным кодексом знаком, - неопределенно сказал Лысый. А дальше он спросил вполне определенно: - Это ваши вещи?

- Мои.

- Вы их купили?

- Мне их: купил муж.

- Сколько ваш муж получает?

- Какое ваше дело?

- Это не ответ, - Лысый отлично "вел дело": спокойно, точно, корректно. - Сколько эта шуба стоит?

- Какое ваше дело?!

- Сидеть будем вместе, гражданка Кузькина, - еще раз отчетливо сказал Лысый. - Вы прекрасно знали, что эти вещи - не по карману вашему мужу: он их "сымпровизировал", как вы пишете прокурору. Почему же вы про покрышки пишете, а про шубу, про костюм: - Лысый мельком оглядел довольно богато обставленную комнату - а про все остальное не пишете. Здесь все ворованное, - Лысый сделал широкий жест рукой по комнате. - И вы это прекрасно знаете. Вы пользовались ворованным: И молчали. За это по статье:

- Здесь все мое! - вскричала Вера Сергеевна гневно, но и встревоженно.

- Ваша зарплата? - вежливо осведомился Лысый.

- Не ваше дело.

- Сто десять рублей, нам это прекрасно известно. Прикиньте на глаз стоимость всего этого хрусталя, этого гарнитура, этих ковров:

- Вы меня не запугаете!

- А я вас не пугаю. Это вы нас пугаете прокурором. А я просто вношу ясность: сидеть будем вместе. Не в одной колонии, разумеется, но в одно время. Причем учтите: из всей этой гопкомпании мне корячиться меньше всех, я не с перепугу влетел к вам, а зашел, жалея вас, вы еще молодая.

Вера Сергеевна что-то соображала: И сообразила.

- Все это, - сказала она и тоже повела рукой по комнате, - мое: мне папа с мамой дали деньги. Пусть Аристарх докажет, что это он купил:

- Лапочка, - сказал Лысый почти нежно, - тут и доказывать нечего: вот эту "Рамону" (гарнитур югославский) доставал ему я: я потерял на этом триста целковых, но зато он мне достал четыре дубленки: мне, жене, дочери и зятю - по нормальной цене.

- А чего же вы говорите, что вам меньше всех корячиться? Наберем! - весело сказала Вера Сергеевна. - Всем наберем помаленьку! А вы думаете, Аристарх будет доказывать, что это он все покупал? Да вы все в рот воды наберете. Вам за покрышки-то, дай бог, поровну разделить на каждого. Пришел тут: на испуг брать. Вы вон сперва за них получите! - Вера Сергеевна показала в сторону коридора, где лежали покрышки. - Там их - пять штук: за каждую - пять лет: пятью пять - двадцать пять. Двадцать пять лет на всех. Что, мало?

Эта "арифметика" явно расстроила Лысого, хоть он изо всех сил не показывал этого.

- Примитивное решение вопроса, гражданочка. Сколько получают ваши папа с мамой?

- Мои папа с мамой всю жизнь работали: а я у них - единственная дочь.

- Неубедительно, - сказал Лысый. Но и у него это вышло тоже неубедительно. Он проиграл "процесс", это было совершенно очевидно. Но он не сдавал тона. - Аристарх, - продолжал он снисходительно, - конечно, не захочет говорить, что все это купил он, да: Но ведь там-то, - показал Лысый пальцем вверх, - тоже не дураки сидят: скажет! Там умеют: И папаша ваш, если он потомственный рабочий, - что он, врать станет? Да он на первом же допросе: гражданскую войну вспомнит, вспомнит, как он с белогвардейцами сражался. Не надо, не надо, гражданка Кузькина, строить иллюзий. Возьмите это: - Лысый встал и положил на валик дивана шубу и костюм. - Поносите пока.

И Лысый вышел.

А в комнате, где "пассажиры", о чем-то оживленно договаривались. На Лысого посмотрели: но тут же и утратили всякую надежду. Не очень-то, видно, и надеялись.

- Чего вы тут?

- Инсценируем счас ее убийство, - сказал Курносый, хихикнув. - Надо такого ей страху нагнать!.. Так ее, дуру, напугать, чтобы она: на диван сделала.

Аристарх что-то быстро писал, склонившись к столу.

- Как это? - не мог понять Лысый.

- Сделаем вид, что мы ее счас укокошим. Изрубим на куски, а вечером - по одному - всю вынесем в хозяйственных сумках.

- А он чего пишет?

- Полное ее отречение: "Ничего не видела, ничего не знаю". А? Я придумал. Или она подписывает это, или секир башка. Надо только все на полном серьезе! - предупредил Курносый. - Лично я зашиб бы ее без всякой инсценировки, - добавил он, помолчав.

- Все, - сказал Аристарх, поднимаясь. - Пошли. Вооружайтесь чем-нибудь пострашней: Все делаем, как на самом деле.

- Все на полном серьезе!

- А заорет? - спросил Лысый.

- Ори. Кругом никого нету, все на сдаче норм ГТО, она это знает, - сказал Аристарх.

Стали вооружаться: Курносый взял большой кухонный нож. Брюхатый выбрал тяжелый подсвечник:

- Я, как Юсупов, - сообщил он в связи с этим. - Они Распутина подсвечником добивали.

Аристарх взял топорик, которым рубят мясо, а Чернявый взял: подушку.

- А это-то зачем? - спросил Брюхатый.

- А я ей вроде рот буду затыкать.

- А-а.

А Лысый не взял ничего. Он пояснил так:

- А я буду бегать вокруг вас и умолять: "Братцы, может, не надо? Братцы, может, она одумается?"

Все это одобрили.

- Это хорошо.

- Правильно: А то все явимся, как в этой: мульти-пульти такой есть:

- Никакой оперетты! - еще раз предупредил Аристарх. - Она ж тоже: не совсем дура.

- Во, комедию отломаем! - воскликнул Курносый и опять хихикнул.

- А ее инфаркт не хватит раньше времени? - вдруг спросил всех Брюхатый.

Все на мгновение замерли:

- А?

- Инфаркт?

- Инфаркт: Нормальный инфаркт миокарда. Или - инсульт.

- Да ну!.. - сказал Лысый. - Она из рабочей семьи, у нее отец на гражданской:

- Как, Аристарх?

- А черт ее!.. Не знаю.

- Ну, а если хватит? Ну и что? - спросил Курносый. И посмотрел на Аристарха. - Ну, допустим, хватит?

- Пошли, - сказал Аристарх жестко. - Она всех нас переживет: Какой там инфаркт!

И они вошли в комнату Веры Сергеевны.

Вера Сергеевна вскочила с дивана и попятилась к окну:

- Вера: - дрогнувшим голосом заговорил Аристарх. - У нас положение безвыходное: Ты не догадываешься, зачем мы пришли?

Веру Сергеевну стали потихоньку окружать.

- Другого выхода у нас нет, Вера:

- Братцы, может, не надо? Может, она одумается? - засуетился Лысый.

- Вера?.. - Аристарх медленно приближался к супруге - в одной руке топорик, в другой - "отречение".

Вера Сергеевна побледнела: И все пятилась к окну.

- Да ничего она не одумается! - воскликнул Курносый. - Давайте кончать.

- У тебя два выбора: или подписываешь на наших глазах вот это вот - что ты ничего не видела и не знаешь, не собиралась к прокурору: Или мы тебя:

- Давайте кончать! Чего тут тянуть?

- Я закричу, - еле слышно пролепетала Вера Сергеевна.

- А подушечка-то! - вылетел вперед Чернявый.

- Ты же знаешь, что кругом никого нет: Все на сдаче ГТО.

- А сумки-то заготовили? - спросил Брюхатый. - Разрезать-то мы ее разрежем, а в чем выносить-то?

- Да есть сумки - полно. Помельче только разрезать: и по одному все вынесем.

- Все уже предусмотрели! - сердито обернулся на всех Аристарх. - Вы вынесите по одному, а я останусь - замою тут все. Чего тут базарить-то?

- Главное, внутренности вынести, а остальное-то:

- Внутренности! А руки, ноги?.. Куда ноги, например, денешь? Они ни в какую сумку не полезут.

- Перерубим! Я ж те говорю: помельче изрубить.

- Вы же интеллигентные люди, - негромко сказала Вера Сергеевна. - Все в шляпах: в галстуках:

- Вывеска! - воскликнул Чернявый.

- Интеллигентные!.. - Брюхатый колыхнул животом от смеха. - Я в лагере трех человек задушил: вот этими вот руками.

- Мы, значит, жестокие? - спросил Аристарх. - А ты? Ты не жестокая? - столько людей сразу посадить собралась. Подписывай!

Как-то не заметили, что, пятясь, Вера Сергеевна подошла к самому окну, которое очень легко открывалось: Она вдруг вскочила на подоконник, распахнула окно и сказала заполошно:

- Если кто только двинется, я прыгаю! Тут только два этажа: сломаю ноги, но все расскажу. Только двиньтесь!

Все так и замерли.

Первым пришел в себя Аристарх. Он засмеялся искусственно.

- Мы же шутим, Верунчик!.. Неужели ты поверила?

- Немедленно все убирайтесь отсюда! - Вера Сергеевна обрела уже спокойный и злой голос. - Шутники.

- Нет, вы: Нет, она правда поверит, что мы:

- Убирайтесь!

- Да шутим же мы! - воскликнул в отчаянии Брюхатый. И бросил подсвечник. - Какие мы убийцы! Нас сам час:

- Убирайтесь!

- Нет, она в самом деле может подумать!..

- Да думай она! - взорвался Курносый. - Что хочет, то и пускай думает! - и тоже бросил нож. И первым пошел к выходу. В дверях остановился, обернулся, как он давеча сделал, точно так же погрозил пальцем всем и сказал остервенело: - Но сидеть я все равно не буду! Ясно?! Сидеть я там не буду! Вот пусть они вот все: они вот, они - пусть сидят, а я не буду!

Никто ему на это ничего не сказал.

Он вышел: И за ним все тоже вышли.

И собрались опять в комнате Аристарха. Долго молчали.

- Интересно, - заговорил Чернявый, обращаясь к Курносому, - как это ты сидеть не будешь? Все будут сидеть, а ты не будешь?

- Не буду! - повторил Курносый.

- А у тя что, сиделки, что ли, нету? - ядовито спросил его Брюхатый. - Она у тебя на месте: будешь сидеть, как все.

- Он там ходить будет, - подал голос Лысый.

Аристарх сидел, обхватив голову руками, и тихо покачивался.

- Не буду сидеть! - опять тупо повторил Курносый. - Вы все как хотите, а я - не буду!

- Все будем сидеть, - сказал Аристарх, не поднимая головы.

Опять некоторое время молчали.

- Конечно, - заговорил опять Курносый, - если бы ты был человек как человек, мы, может быть, и не сидели бы.

Аристарх поднял голову.

- А кто же я?

- Бабник! Шлюха в штанах!.. Да хоть бы умел, господи! А то: не выходит же ничего, нет, туда же, куда добрые люди: давай любовницу! Даже Соньку, и ту: тьфу! Рогоносец. С этой Сонькой:

- А ты подхалим, - сказал Аристарх первое, что выскочило из его оскорбленной души. - Ты перед начальством на полусогнутых ходишь.

- У меня пятеро на шее! - Курносый крепко хлопнул ладонью себя по загривку. - Пятеро!.. Ты вон с одной телкой справиться не можешь, а у меня их - пятеро. Мне не до любовниц!

- Зато тебе - до коньяка, - вставил Брюхатый.

- А ты вообще заткнись! - развернулся к нему Курносый. - Тебе-то даже полезно посидеть: может, похудеешь маленько. В институт питания собрался!.. Вот тебе и будет институт питания, - и Курносый нервно засмеялся.

Брюхатый навел на него строгий взгляд.

- Шавка, - сказал он. Помолчал и еще сказал: - Моська.

- А ты слон, да? - вступился за Курносого Чернявый. - Это не тебя по улицам водили?

- Меня, - сказал Брюхатый. - А это не тебе я нечаянно на туфель наступил: двадцать седьмого июня тыща девятьсот семьдесят третьего года: на профсоюзном собрании? Что-то ты тогда был: зеленоватый, а сейчас, гляди-ка, кукарекает. Выговор-то кому тогда всучили?

- А кто всучил-то? Кто?

- Я, в том числе.

- Да ты сам первый лодырь! Прохиндей. Выговор он всучил!.. У меня первый раз недосмотр случился.

- Минуточку минуточку, - прервал Брюхатый, - как это ты выразился - "прохиндей"? Я одиннадцать лет после суда без единого взыскания проработал! А ты мне, обезьяна, будешь еще вякать тут! Сам в выговорах весь, как: Ни одного же собрания не обходится, чтобы тебя:

- Хватит! - взревел Аристарх. - У меня вон, - показал он на стол, - семь почетных грамот лежат!.. Я и то молчу.

- А чего ты можешь сказать? - спросил его Лысый. - Там - семь почетных грамот, а там, - в сторону коридора, - пять покрышек. Я думаю, покрышки - потяжельше, перевесят. Если уж кто самый чистый среди вас, так это я.

- Ой! - изумились.

- Глядите на этого ангела!

- Прямо невеста: в свадебной марле.

- Шариков только не хватает.

- И ленточек разноцветных:

- Да! - гордо сказал Лысый. - У меня две общественные нагрузки, а у вас: У кого хоть одна общественная нагрузка?

Все промолчали.

- А-а, нечего говорить-то. Вы думаете, это на суде не учтется? Все учтется.

- Да, я думаю, все учтется, - сказал Аристарх. - Я думаю, что тот грузовичок с пиломатериалом - тоже учтется.

Лысый подрожал в гневе и обиде губами.

- Ворюга, - сказал он. - Плюс идейный ворюга: с экономической базой. Ты знаешь, сколько тебе за эту базу накинут? Вот сколько нам всем дадут, столько тебе - отдельно - за базу.

- База - для дураков, - струсил Аристарх. - Я - нормальный спекулянт, чего вы тут?

- А-а!.. Очко-то не железное?

- Но ты тоже - не ерепенься тут, кудрявый!..

В это время в дверь позвонили.

Все оторопели на миг: Брюхатый даже за сердце взялся.

Еще резко, длинно позвонили.

- По одному: с вещами, - тихо сказал Чернявый.

- Иди, - кивнул Брюхатый Аристарху.

- Может, это макулатуру собирают: пионеры, - тихо сказал бледный Аристарх. - Подождем.

Опять звонок.

- А я нож-то там бросил! - вскричал Курносый. - Подождите, я нож-то хоть уберу, а то же!..

- Топорик мой:

- А?

- Топорик, топорик, - невнятно повторил Аристарх. И показывал пальцем на комнату Веры Сергеевны. - Топорик:

- Чего топорик?

- Топорик мой тоже возьми, а то нам попытку к изнасило: ой, это: к убийству, к убийству:

- Тьфу!.. - заругался Курносый. И побежал за ножом и за топориком.

- Мама, роди меня обратно: рубля государственного не возьму, - сказал Брюхатый.

- Не будет она тебя больше рожать, - зло и тихо сказал Чернявый. - Она и за этот-то раз раскаивается, наверно.

Курносый принес нож и топорик: И засуетился с ними. И зачем-то их оглядел еще.

- Ты что? - одними губами спросил Аристарх.

- Где они лежали-то?

- Вон:

Опять звонок, на этот раз вовсе длинный, никакой не "пионерский".

- Какая макулатура! - тихо воскликнул Лысый. - Иди.

Аристарх поднялся: И медленно, тяжело - как если бы он шел уже по этапу - пошел к двери.

- Кто? - спросил он тихо, обреченно.

Из-за двери что-то ответили:

Аристарх смело распахнул дверь и налетел на вошедшего:

- Какого черта ходишь тут?! Звони-ит!..

Вошедшим был Простой человек. Он держал ящик с коньяком и улыбался.

- А я думал, нет никого! - он не обратил никакого внимания на ругань Аристарха, он держал в руках ящик с коньяком и улыбался. - Куда, думаю, они подевались? Договаривались же вчера. Вот он!

И Простой человек пошел с тяжелым ящиком к столу.

- Ну, ребятки, седня нам: до Владивостока хватит.

На него молча смотрели.

Только Брюхатый сказал:

- Идиот: Василий Блаженный. На полатях вырос.

- А чего вы такие? - только теперь заметил Простой человек. - А? Что вы сидите-то, как вроде вас золотарь облил?

- Хочешь в свою Сибирь? В деревню? - спросил Брюхатый.

- Хочу, - сказал Простой человек. - Нынче поеду: у меня в сентябре отпуск:

- А в долгосрочный отпуск поедешь?

- Стоп! - воскликнул Чернявый. - Идея! Вот идея так идея, - и он вскочил, и обнадеживающе посмотрел на всех: - Кажется, мы спасены!

- Как? - спросили все в один голос.

- Ждите меня! - велел Чернявый и куда-то убежал - вовсе, из квартиры.



ВЕЧЕР, КОТОРЫЙ НЕ УСПЕЛ ПРЕВРАТИТЬСЯ В НОЧЬ

"Пассажиры" ждали. Сидели молча и ждали. Стоял коньяк на столе, но никто к нему не притрагивался: Нет, одна бутылка была распочата; похоже, это Простой человек пригубил. Но и он тоже сидел и ждал. Тикали часы, слабо слышалась какая-то значительная кинематографическая музыка: Вера Сергеевна опять смотрела телевизор.

Долго-долго сидели и ждали.

Наконец Простой человек не выдержал и встал:

- Пойду еще раз, - сказал он. - Хлопну для смелости - и пойду.

Он выпил коньяку: Все - от нечего делать - внимательно глядели, как он наливал, как подержал рюмку в руке, тоже глядя на нее, и как выпил. Простой человек выпил и пошел к Вере Сергеевне.

- Я еще раз, - сказал он, входя. - Сергеевна, голубушка: ведь все это - опишут, - сказал он, показывая рукой гарнитур, диван, ковры: - Все-все. Одни обои останутся.

- Пусть, - сказала Вера Сергеевна. - Зато преступники будут наказаны.

- Преступников не надо наказывать:

- А что же их надо - награждать?

- И награждать не надо. На них не надо обращать внимания. В крайнем случае, надо с имя находить общий язык.

- Спасибо за науку. А они будут продолжать воровать?

- Они так и так будут продолжать! Потом: ну какие же они преступники? Вот эти-то?.. Господи!.. Это сморчки! Они вон уже перепугались сидят: с них капает. Ведь на них глядеть жалко. Вы зайдите, гляньте - ведь это готовое Ваганьково. Там только надписи осталось сделать: был такой-то, грел руки возле гарнитуров. Пожалейте вы их, ей-богу! Ну, припугнули - и хватит. Хоть Аристарха свово пожалейте: ведь он со страху: мужиком года полтора не будет.

- Ну, что вы - он любовниц заводит! - воскликнула Вера Сергеевна с дрожью в голосе. - У него есть Соня.

- Сонька?! - удивился Простой человек. И хлопнул себя руками по штанам. - Господи, боже мой. Ну нашла же ты к кому приревновать. Да с Сонькой вся база: Я! Я!.. - постучал себя в грудь Простой человек. - Я один, можеть, только и не вошкался: потому что я тоже больше коньяк уважаю. Не коньяк даже, а простую водку. Сонька!..

- Тем более! - мстительно воскликнула Вера Сергеевна. И встала от телевизора и нервно прошлась по комнате. - Тем более!.. Скотина он такая. Мне его нисколько не жалко! Из всей этой бригады, - показала она на комнату Аристарха, - мне ни-ко-го не жалко. Вас только жалко.

- Да меня-то!.. - махнул рукой Простой человек. - Я и там грузчиком буду. Это им переквалификацию надо проходить, а мне-то: Коньячка вот только не будет, вот жалко. Ну, отдохну от него, наберусь сил - тоже полезно. Да мне много и не дадут - от силы два года: за компанию. Мне их жалко, Сергеевна: у их, у всех, почесть, детишки. Вот этого толстого!.. - почему-то вдруг обозлился Простой человек, - вот этого бы я посадил, не моргнув глазом. Ох, эт-то журавь, скажу тебе! Это самый главный воротила. Но его же отдельно не посадишь. Сажать, так уж всех.

- Вот все и будут сидеть.

- Оно, конечно: так. Знамо, что: А куда денешься? - будем сидеть.

И Простой человек вышел.

Когда он вошел в комнату, где сидели "пассажиры", на него посмотрели без всякой надежды, обреченно.

Простой человек присел к столу: И засмотрелся на бутылки с коньяком. И вдруг всплакнул.

На него удивленно посмотрели.

- Прощайте: драгоценные мои, - говорил Простой человек, глядя на бутылки. - Красавицы мои. Как я буду без вас?.. Одно страдание будет, тоска зеленая: Любимые мои. Тяжело мне с вами расставаться, ох, тяжело:

- Поплачь, поплачь, говорят легче становится, - сказал Брюхатый.

- А я и плачу. Плачу и стонаю. Сердце кровью плачет, когда на них смотрю. Но канавы рыть с тобой в одной бригаде я не буду! - Простой человек сердито посмотрел на Брюхатого. - Я твою норму там не буду выполнять. Я за тебя: Недоедать из-за тебя не буду!

- Чего это ты решил, что я там канавы рыть буду? - спросил Брюхатый.

- А что же ты там будешь делать?

- Библиотекарем пойду: Или санитаром.

Все засмеялись: это был нехороший смех, нездоровый смех, болезненный смех, если можно так сказать про смех.

- Налей-ка и мне, - подошел к столу Курносый.

Простой человек налил две рюмочки: Одну пододвинул Курносому. Они чокнулись.

- За счастливую дорогу, - сказал Простой человек.

И тут вдруг сорвался "с гвоздя" Аристарх. Он вскочил, затопал ногами и закричал:

- Хватит паясничать! Хватит паясничать!.. Комеди франсез развели тут! Вон все отсюда! Вон! Скоты!.. Говядина!

Курносый поставил свою рюмку на стол и внимательно посмотрел на Аристарха. - Слушай, - сказал он, - я умею останавливать истерики: я перворазрядник по боксу. Я хоть давно не в форме, но все равно: такую-то экономическую гниду я сделаю.

Аристархушка сел так же резко, как вскочил, обхватил опять руками голову и тихо стал покачиваться.

Простой человек промокнул губы уголком дорогой скатерти и опять пошел к Вере Сергеевне. Ему, похоже, пришла какая-то дельная мысль в голову.

- Сергеевна, - сказал он, - а на кого квартира записана?

- Как?.. - не то что не поняла, а скорей растерялась Вера Сергеевна. - Как "на кого"?

- Кто ответственный квартиросъемщик?

- Он:

- Он, - Простой человек выразительно смотрел на Веру Сергеевну.

- А что? - спросила та.

- А ты куда? - спросил в свою очередь Простой человек.

- Как куда? Никуда.

- Она кооперативная?

- Да.

- С конфискацией имущества! Он же не к Марье Иванне в карман залез, он государству в карман залез:

- Ну? И что?

- С конфискацией всего имущества, - повторил Простой человек, даже с каким-то удовлетворением повторил. - У их теория одна: с конфискацией всего имущества.

- А я куда же?

- Я вот и зашел спросить: а ты куда?

- Нет такого закона! - слабо запротестовала Вера Сергеевна.

Простой человек присел на дорогое зеленое кресло.

- Коломийцева посадили - с конфискацией, - стал он загибать пальцы, - Коренева Илью Семеныча, веселый человек был! - с конфискацией: Он, к тому же, анекдоты любил:

- При чем тут Коренев какой-то? А я что, на улицу, что ли?

Простой человек помолчал:

- Угол снимать где-нибудь.

- Здравствуйте!

- Прощайте, - жестко сказал Простой человек - откуда и нашел в себе такую жестокость, он был добрый человек - и отбыл к "пассажирам".

- Слюнтяи, - сказал он всем. И прямо прошел к столу. - Интелефу занюханные, - налил себе большой фужер коньяка и выпил один. - Энергичные люди!.. Это я: - стукнул он себя в грудь, - я энергичный! Соображать надо! Жить надо уметь! От меня три жены ушло, и ни одна, - он подчеркнул это, - ни одна не делает волны насчет алиментов! А потому что - что с меня возьмешь? С меня взять-то нечего. Я за свой труд беру, в основном, коньяком, а они не хотят коньяком. Не положено, они это прекрасно знают. Они каждый божий день видят, что я к вечеру лыка не вяжу, а сделать ничего не могут. Их мужья все изозлились: иззавидовались, а сделать ничего не могут. А вы - энергичные: Вот энергия-то! Боксер, садись, врежем. Не вешай свой курносый нос - он у тебя все равно кверху торчит. Вот ты еще более-менее, энергичный. А эти все: Тара для: сказал бы для чего, но у меня настроение улучшилось.

Раздался звонок в дверь.

Все опять замерли.

- Открывайте! - велел Простой человек. - Памятники:

Но никто не стронулся с места.

Простой человек сам пошел открывать. И на ходу изобразил, что вроде и в самом деле меж памятников идет: приостанавливался и разглядывал.

- Люблю по кладбищу ходить. Думаешь: а кто были эти люди? - рассуждал сам с собой Простой человек. Он остановился перед Брюхатым. - Вот этот, наверно, плохой был:

- Проходи, - негромко сказал Брюхатый, - а то я встану из гроба и задушу тебя.

- Да, этот был плохой, - повторил Простой человек. - Вор был, наверно.

Он подошел к двери, открыл: и воскликнул:

- Соня!..

Стояли: Соня и Чернявый. Соня всех внимательно разглядывала, а Чернявый улыбался значительно.

Никто ничего не понимал: Особенно Аристарх: он встал было, но сел снова, опять встал и опять сел - не мог встать от растерянности. Понимал что-то такое один Чернявый. Он помог снять Соне дорогую шубку: И, похоже, не собирался проходить с гостьей к "памятникам", а легонько - интеллигентно - подталкивал ее в комнату Веры Сергеевны.

И вошли.

Вера Сергеевна тоже растерялась: Встала с дивана и смотрела на женщину Соню.

А там, в комнате Аристарха, по-прежнему все сидели неподвижно. Только Простой человек, пробираясь опять меж "памятников" к столу, сказал:

- Сейчас там будет третья империалистическая, - он тихо засмеялся, набулькал из бутылки в рюмочку и качнул головой. - Клочья полетят:

А в комнате, где Вера Сергеевна, пришли в движение.

- Это - Соня, - представил Чернявый гостью хозяйке. - Моя любовница.

- Ну, - засмущалась Соня. - Прямо сразу уж: Зачем так?

- Соня, мы договорились: все начистоту. Раз тут недоразумение, мы должны:

- У вас же семья, - сказала с удивлением Вера Сергеевна. - Как же вы говорите - любовница:

- Да! - гордо сказал Чернявый. - Я - из казаков: - и он энергично показал - не то лихо дернул поводья скакуна, не то: шут его знает, что-то такое показал энергичное руками, - густых, так сказать, кровей! Все даже удивляются. Ну, говорят, Сучков, ты даешь! Вы знаете, сколько я плачу алиментов? - Чернявый навис вопросом над Верой Сергеевной и сам заранее выпучил глаза. - Семьдесят пять процентов! Вы думаете, - горячо продолжал он, - если я связался с этими государственными ворюгами, то это от веселой жизни? Нет! Если я добуду рубль на стороне, то он хоть весь мой. С законного рубля мне положено только пять копеек. А у меня - четверо детей.

- Четверо детей!..

- Это - со мной, при мне. А так их у меня: по-моему, одиннадцать. Вместе с этими, которые со мной.

- Но как же: еще любовница? - все не могла прийти в себя Вера Сергеевна.

- А что я, хуже других? Вы думаете, этот Брюхатый, например, любовницу не имеет? Имеет. Я только не знаю, что он с ней делает, но имеет. А Лысый этот?.. С чего это он, скажите, пожалуйста, полысел в сорок три года? Думал много? Над чертежами ночью склонялся? Нет, не над чертежами: Только уж не над чертежами. Да все имеют любовниц! Вы простите, вы замужняя женщина, но откройте глаза-то, откройте: ведь это же позор считается, кто не имеет любовницы. Ведь это только один Аристарх ваш: Ведь над ним весь отдел смеется! Я уж не знаю, что у вас за любовь такая: не знаю. Значит она есть еще на земле? Я не знаю: с этим Аристархом: Он мне все представления о жизни перевернул. Любовь, что ли, у вас такая? - прямо спросил Чернявый Веру Сергеевну. - Даже интересно, честное слово.

- Слушайте, - заговорила Вера Сергеевна неуверенно, - а как же записка?.. Ваша записка, я ее нашла в кармане:

- Ва-аша запи-иска, в несколько стро-очек, - пропел беспечный Чернявый. - Она вам все расскажет про записку. Соня, только всю правду. Влюбилась, дурочка, в вашего Аристарха и: решила вас поссорить. Я когда сегодня узнал об этом, у меня глаза на лоб полезли. "Поедем, - говорю, - немедленно поедем к Вере Сергеевне, и ты ей все расскажешь". Все, Соня!.. Я выйду, чтоб не мешать вам: - уходя, Чернявый ласково, но строго погрозил Соне. - Все, решительно, все. Про нас подробности можешь тоже не скрывать - я лишен предрассудков, - он чуть подумал. И, по-моему, совести тоже.

"Пассажиры" никак не могли понять, что такое творит Чернявый. И когда он вошел, все вопросительно на него смотрели и ждали.

Чернявый в изнеможении опустился в кресло, прикрыл глаза, долго сидел так, вольно раскинув руки и ноги.

- Дядя Вася, налей мне граненый стакан коньяку - сказал он устало и капризно.

- Зачем же стакан? - с уважением сказал Простой человек. - Тут есть всякое хрустальное дерьмо.

- Нет, я хочу только из граненого стакана. Я сегодня спас: - Чернявый открыл глаза, огляделся, - от тюрьмы: много-много людей. Поэтому я хочу пить только из граненого - по-казачьи. Я вас всех вывел из окружения! - возгласил он, принимая стакан из рук Простого человека. Отпил, передохнул и сказал всем строго: - Соньке - книжный шкаф "Россарио", мне - золотой перстень с энблемой: казак скачет на коне.

А в комнате Веры Сергеевны в это время две женщины беседовали. Соня что-то рассказывала Вере Сергеевне, что-то показывал а руками: Вера Сергеевна то изумлялась, то удивлялась, то ужасалась, то жалостливо смотрела на Соню. По всему видно, что они поняли друг друга, помирились и даже, кажется, готовы дружить, как иногда дружат порядочная женщина и величайшая распутница. Об этом много писали.

А в комнате, где "пассажиры", хотели понять, что вообще происходит? То есть, о чем-то уже догадывались, но - подробности, подробности.

- Как ты ее уговорил? - пытал Брюхатый Чернявого.

- Книжный шкаф "Россарио":

- Для чего он ей?

- Не знаю: Сошлись на книжном шкафу.

- Как "сошлись"? - не понял Простой человек. - Неудобно же:

- Нет, все в порядке, что ли?! - закричал в нетерпении Лысый.

- Да, - сказал Чернявый.

- Ур-ра-а! - закричали Курносый и Простой человек.

- Едем седня до Владивостока! - заявил Простой человек.

Аристархушка в волнении ходил по комнате.

- А что она ей говорит? - спросил он.

- Они говорят на иностранном языке, - сказал Курносый в сильнейшем раздражении на Аристарха. - Импортанто де ла кругом и околе, - он подошел к Чернявому и крепко пожал ему руку. - Как мужчина мужчине, - сказал он уважительно и скупо.

Чернявый махнул рукой:

- Я тоже: перехватил там: наговорил на себя, что я чуть не Тарас Бульба. Еще немного - и Тарас Бульба. По-моему она меня теперь бояться будет.

- Кто, Сонька?

- Кстати, если Сонька счас войдет в роль и начнет приставать ко мне, ты:

Но тут вошли Соня и Вера Сергеевна.

- На колени! - скомандовала Соня Аристарху. - На колени перед Верой Сергеевной.

- Зачем? - спросил Аристарх.

- На колени!! - потребовали все, еще не разобравшись, зачем надо на колени.

- Оказывается, ты оскорблял ее! - продолжала с возмущением Соня. - Ты ей тут, оказывается, наговорил гадостей и грубостей! На колени!

- На колени!!! - опять закричали все. А Курносый даже двинулся к Аристарху.

- Импортанто!.. - с угрозой сказал он. - Ты знаешь, что такое нокдаун? Я не говорю уже о нокауте, я говорю о небольшом нокдауне: На колени!

Аристархушка стал на колени:

- Проси прощения у Веры Сергеевны, - велела Соня.

- Проси прощения у Веры Сергеевны! - закричали все в один голос.

Аристарх замешкался было: Но тут ему разумно посоветовал Простой человек:

- Давай, Аристархушка: да, благословясь, поедем во Владивосток.

- Вера, - дрогнувшим голосом заговорил Аристарх, - прости. Клянусь: ни одной больше покрышки, ни одного колеса:

- Не об этом речь! - прервал его Брюхатый. - Говори по существу дела! Что значит ни одного колеса! Что ты, на лыжах собрался ездить?

- Но о чем тогда говорить-то?! - взбунтовался Аристарх на коленях.

Но тут уж возмутились все.

- Ах, он не знает, о чем говори-ить! Ах ты, бедняжечка: Первоклашка.

- Тебя мама еще за ручку водит, да?

- Нет, он все же хочет получить небольшой нокдаун.

- Да не нокдаун, а нормально - по сусалам! - громко возмутился и Простой человек. - Поедем во Владивосток! Поезд же отходит, вы что?

- Вера, - опять дрогнувшим голосом заговорил Аристарх, - клянусь, после этого случая буду каждый день проверять карманы:

- Опять!.. Ему говорят стриженый, он - бритый, - вконец вышел из терпения Брюхатый. Но тут же взял себя в руки и уже продолжал говорить с Аристархом, как с полным, но безвредным дураком, не злостным дураком: - Зачем ты будешь проверять карманы?

- Не разговаривай со мной как с идиотиком:

- Нет, зачем ты будешь проверять каждый день карманы?

- Чтобы там записок не было:

- А жить так, чтобы в твоей жизни вообще никаких записок не было - так будешь жить?

- Что я, просил ее, чтобы она мне писала?! - опять было загорячился Аристарх и показал на Соню. И хотел даже встать с колен, и уж было встал, но тут встрепенулась Соня.

- На колени! - закричала она. - А что это, женщину надо обязательно просить, чтобы она писала? - спросила она надменно. - А сама женщина не имеет права написать записку? Может у нас женщина пошутить?

Вот это понравилось всем. С этим "может ли у нас женщина пошутить" она попала в самую точку. На Аристарха опять все навалились.

- Домостроевщину развел! - воскликнул Лысый.

- Нет, этот человек просит нокаута! - тоже воскликнул Курносый. - Не хочет он нокдауна, никак не хочет! Ему больше нравится нокаут! Ведь достану в печень - до утра будут считать.

- Нет, ты ответь: Ти-ха! - рявкнул Брюхатый на всех. - Ты ответь на вопрос, который тебе, подлецу, поставили: может у нас женщина пошутить?

- Может, - Аристарху надоело стоять на коленях, и он стал со всем соглашаться.

- Значит, что надо теперь сказать?

- Что? - искренне не понял Аристарх.

Брюхатый изумился; за ним некоторые тоже изумились, но так, для вида: никто, кроме Брюхатого, не понял, что надо теперь сказать Аристарху.

- Ты должон сказать, - вылез с поучением Простой человек, - ребята, мол, забудем все - и поедем во Владивосток.

- Прекрати со своим Владивостоком! - прикрикнул на него Лысый. - По-моему, ты и так уж где-то: под Хабаровском. Тут серьезное дело.

- Что ты должен сказать? - пытал Брюхатый Аристарха.

- Что?! Что?! Что?! - с Аристархом, кажется, начиналась истерика. - Не понимаю!.. - он стукнул двумя кулаками себя в грудь, и в голосе его послышались слезы. - Не понимаю: что я должен сказать?!

Брюхатый пожалел его.

- Ты должен сказать: Верунчик, я тебя люблю. И не формально сказать, а с чувством, как ты говорил: сколько лет назад? - повернулся Брюхатый к Вере Сергеевне.

- Что говорил? - не поняла Вера Сергеевна.

- Когда он вам первый раз сказал: Верунчик, я тебя люблю? Сколько лет назад это было?

- Это было: девять лет назад, - сказала Вера Сергеевна. - Но он не так говорил: - Вера Сергеевна, вообще-то, была довольна - и этим состоянием Аристарха на коленях, и тем, что все его очень ругают. - Он сказал: "Хочешь, я сделаю тебя самой богатой женщиной микрорайона?"

- Трепло! - возмутились все.

- Про экономическую базу он ничего не говорил?

- Хвастунишка.

- Я не так говорил! - заспорил Аристарх на коленях.

- А как?

- Я сказал: "Хочешь, я МОГУ сделать тебя самой богатой женщиной микрорайона?" Еще я сказал: "Только не носи синтетическое белье".

- Почему это? - спросила Соня.

- Искры летят, - пояснил Аристарх.

- Да? - удивилась Соня. - Не замечала.

- Ну, так, - поднялся Брюхатый. - Я думаю, что он все осознал: Осознал, Аристарх?

- Осознал.

- Поднимайся, - велел Брюхатый. - Вера Сергеевна, идите сюда: Идите, идите. Я предлагаю такую детскую игру. Кто видел, как мирятся детишки?

Никто не видел. То есть, наверно, видели, но не знали, куда клонит Брюхатый.

- Они берутся вот так: - Брюхатый взял руку Аристарха и руку Веры Сергеевны, сцепил их мизинцы. - Теперь повторяйте за мной: Вот так вот махайте и повторяйте. Повторяйте: мирись, мирись - больше не дерись, если будешь драться, я буду кусаться.

Все засмеялись остроумной выдумке Брюхатого, даже зааплодировали. Все были рады.

- Давайте, давайте!.. - требовали от Аристарха и Веры Сергеевны.

- Мирись, мирись, - стали вместе говорить Аристарх и Вера Сергеевна, - больше не дерись, если будешь драться, я буду кусаться.

Опять зааплодировали: Вера Сергеевна была счастлива; Аристарх был смущен, но тоже доволен. Их окружили, поздравляли с примирением: Сделали вокруг них хоровод, пошли, взявшись за руки, и запели:

Как на Верины менины
Испекли мы каравай:
Вот тако-ой вышины!
Вот тако-ой ширины!..

Опять засмеялись, опять зааплодировали себе. Все были счастливы.

- Черт его знает!.. - воскликнул растроганный Брюхатый. - Жить да радоваться!.. Нет, мы начинаем себе сложности находить.

- Именно: можно же красиво жить! - подхватил Курносый.

- Да: со вкусом! Ведь один раз живем-то! - тоже с чувством сказал Лысый. - Вы вдумайтесь: один раз! И все, и больше нас ни-ког-да не будет.

- Поехали во Владивосток! - опять призвал Простой человек. Но на всех слетела какая-то тихая, задумчивая минута, всем как-то было не до Владивостока.

- Иной раз думаешь: люди, в чем дело? - продолжал глубоко и даже с грустинкой Брюхатый. - В чем дело, люди?

- Дело в том, что - уважения побольше друг к другу, - подхватил его мысль Лысый. - Уважения!

- Я бы сказал - и любви, - сказал Чернявый. Он даже встал. - Любовь - это: Все можно достать! - воскликнул он. - Все! А любовь не достанешь, если ее вот тут вот нету.

- Это ты, брат, верно, - похвалил Брюхатый. - Это ты - в десятку.

- Суетимся, суетимся много, - вздохнул Лысый. - Сказано же: "Не суетитесь". Нет, мы суетимся:

- Не потопаешь - не полопаешь, - вставил и свое раздумчивое слово Простой человек. - Попробуй не посуетись.

- Заговорила матушка-деревня! - горестно и насмешливо сказал Брюхатый. - А ведь на полатях-то не суетились! - вдруг решил поймать он Простого человека на слове.

- Почему это на полатях не суетились? - не понял Простой человек. - И на полатях суетились, и на печке, и в банях: А чего ты ко мне с полатями-то привязался? Если хочешь, то я на покосе родился. Но полати я любил, потому что там можно сверху наблюдать.

- И чего ты оттуда наблюдал, интересно?

- Все: Жизнь. Мы там сказки рассказывали друг дружке: Нас одиннадцать человек росло.

- А нас - двое, - вспомнила и Соня, - но я была младшая. Это хуже всего - младшей сестрой быть: все платья, все туфли, все юбки я за Зинкой донашивала. А счас - все наоборот! - она сама рассмеялась такому нелепому обороту в жизни. - Я ей говорю: а помнишь, Зин, как я за тобой все донашивала? Она говорит: не говори. А вот нечего, говорю!.. Заладила тогда: учиться, учиться! Дырки всем на боку провертела со своей учебой! Выучилась?.. Ну, давай теперь, гордись передо мной: ты же ученая! А я вот - неученая. Я - продавщица, нормальная продавщица!.. А давай, говорю, пройдем с тобой - для кспиримента - по улице: я надену все свое на себя, а ты свое на себя: Давай, говорю, пройдем? Не хочет.

Все засмеялись.

- Нет, мы едем во Владивосток или не едем?! - на исходе всякого терпения закричал Простой человек. - Во-от споминать пустились: Чего мы сидим-то?

- Это мы - перед дальней дорогой, - молвил Курносый, улыбаясь.

- Хватит вам со своим Владивостоком! - сказала Вера Сергеевна, тоже по-доброму улыбаясь. - Давайте: сядем все за столом, как нормальные люди: Представляете, - обратилась она к Соне, - выдумали какую-то: странную игру: то в жаркие страны летают в качестве журавлей, то ездят куда-то:

Соня махнула рукой.

- Делать нечего!

- Энергия! - воскликнул Чернявый. - Не зря же про нас говорят: энергичные люди.

- Ну-ка, энергичные люди, - стала распоряжаться Вера Сергеевна, - приложите свою энергию к делу: раздвиньте пока стол. Соня, а мы пойдем на кухню - вы мне поможете салат сготовить:

И пошло тут веселое, хорошее оживление, когда вроде и делом занимаются, а вроде и дела никакого нет. Мужчины умело раздвинули стол, закурили: Аристарх включил дорогой магнитофон "Сони".

- У тебя "Сони"? - спросил Брюхатый со знанием дела.

- Да.

- Прекрасная вещь. У меня тоже: Шестьсот рублей.

Курносый чему-то вдруг весело рассмеялся: Да так искренне, так неудержимо долго смеялся, что все стали смотреть на него с тревогой.

- Ты чего? - спросил Брюхатый.

Курносый хохотал и показывал пальцем на Чернявого, хотел что-то сказать и не мог сказать от смеха.

- Чеканулся, что ли? - спросил Чернявый вполне тревожно.

- Со:ня, - продохнул наконец от смеха Курносый. - У вас "Сони", а у этого - Соня:

- Смех смехом, - серьезно заговорил Чернявый, - но если кто из вас трепанет где-нибудь, что она моя любовница: Слушайте, я серьезно говорю! Не вздумайте пошутить где-нибудь! А то: их же выручил, понимаешь: Мне тогда - загодя с седьмого этажа прыгать.

- С седьмого - это высоко, - согласился Лысый. - Но со второго я прыгал. Причем не муж даже, не муж - брат застукал: Не понимаю, чего она так перепугалась! Глаза вот такие: убьет, говорит! Я маханул: Хорошо, на цветочную клумбу угодил.

- А я раз: - хотел было тоже вспомнить Брюхатый, но вошли Вера Сергеевна и Соня. Внесли всякие закуски.

- Пожалуйста, к столу! - пригласила Вера Сергеевна.

И стали садиться к столу. На душе у всех было мирно и хорошо.

- Уверяю вас: можно же прекрасно жить! - еще раз сказал Брюхатый с чувством тихой благодарности к жизни. - Мирно, спокойно:

- Главное, не суетиться перед клиентом, - согласился с ним Лысый. - Скажите, чего нет? - спросил он, приглашая всех тоже, как Брюхатый, к тихому восторгу перед жизнью, но был конкретней: он показывал на богатый стол. - Чего не хватает?

- Так-то бы жил! - сказал Простой человек. - Таксисты только хамят: не хотят везти, и все! Каждый день у меня с имя стычка.

- Хамства много, это верно, - согласился Курносый. - Но я заранее трояк показываю. Ты сразу трояк показывай, и все, и повезет.

- Хорошо, если он есть. А если его нету?

- Тогда - кулак, - сострил Брюхатый. - И скажи: "Я на покосе родился!" - сразу повезет.

Засмеялись.

- Повезет он: - проворчал Простой человек.

За разговорами сели к столу.

- Ой, я забыла эту: открывалку-то: - вспомнила Вера Сергеевна. - Сонечка, не в службу а в дружбу: у меня в ящике лежит: в "Рамоне" в левом ящике, в нижнем: такая - с ручкой, как у:

- Найду, - сказала Соня. И пошла за открывалкой.

Пока она ходила, тут опять наладились было на мирный, хороший разговор.

- Я как-то товарища своего школьного встретил: - вспомнил Брюхатый. - Ну - "Где? Как?" Оказывается, - шишка. Ну, выпили, закусили: Потом эта "шишка" спрашивает: "Слушай, - говорит, - ты не можешь мне женские сапоги "на платформе" достать? За горло, - говорит, - взяли:" - "И все? - говорю. - Вся проблема?" А сам думаю: эх:

Но тут случилось нечто, что и назвать-то: как-то: не поймешь, как и назвать: шутка? Но уж больно тупая. Соня!..

В то время, как Брюхатый говорил: "А сам думаю: эх:", вошла в комнату преподобная Сонечка: с пистолетом в руках: наставила на всех и говорит:

- Руки вверх! Я - из обэхээса!

Да так спокойно, уверенно, так СТРАШНО это сказала, что за столом обмерли. Все застыли, кто как сидел: И тут Соня расхохоталась! Вот уж она посмеялась, дура, - до слез прямо досмеялась. Смеялась и показывала: открывалку, которая была похожа на пистолет - вылитый пистолет!

За столом не знали: то ли сердиться на эту дуру, то ли уж махнуть рукой: Но признались, что перепугались насмерть.

- Сонька!.. - с укором сказал Брюхатый, - у меня же сердце, дура ты такая, дура: Ведь так - парализует, и все. И будешь: одна половинка жить будет, а другая рядом лежать, по соседству.

- А у меня - холод: вот отсюда вот пошел, от затылка, - признался Лысый, - и по спине, по спине - куда-то в копчик уперся: чувствую - примерз к стулу! Ну, надо же так додуматься! Ну, Соня!..

Отходили от испуга; даже уж с некоторым весельем продолжали рассказывать, кто что почувствовал и подумал, когда Соня наставила "пистолет".

- А я думаю: пока тут счас всех будут обыскивать да личности проверять, я незаметно успею сунуть одну бутылку в штанину, - поделился своими мыслями Простой человек. - Глянь, у меня штаны-то: туда полприлавка влезет. Пока, думаю, будем ехать в воронке - там же темно! - я ее из горлышка: Мы бы ее с боксером вот раздавили бы.

- Нет, тут уж не до бутылочки было бы, - признался Курносый. - У меня в глазах темно сделалось. Вот понимаю же: все же на месте, никуда же никто не успел: А - никого не вижу! Туда смотрю (в зрительный зал) - никого не вижу, сюда смотрю - никого!.. Одну Соню с этой открывалкой вижу и все. Ну, Соня: Ну, шуточки у тебя!..

- А я думаю так: прикинусь счас невменяемым!.. - поделился мыслями и Чернявый. - С ума сошел. Сошел с ума - тронулся!.. А таких не судят.

- Так тебе и поверили! - сказал Простой человек, разливая коньяк по рюмкам.

- Это - как держать себя.

- Да как ни держи!.. Пару раз промежду глаз:

- А я, - сказал Аристарх, - я вот что подумал, - и все замолкли, и смотрели на Аристарха: интересно было, что он подумал. - Я подумал - все: и Соня, и моя жена, обе - оттуда: из обэхээса.

- Ну!.. - изумилась Вера Сергеевна. - Девять лет живем, а он:

Все засмеялись такой, в самом деле, нелепости. Заговорили все сразу:

- Аристарх, ты уж:

- А что? А что?.. А знаете, случай был:

- Да ну, случай!.. Случаи в кино бывают, в театре:

- Нет, Аристарх, в самом деле?

- Клянусь! Ну, думай, это мне - пятнадцать лет!..

- Да нам бы всем!.. Мы же ее "убивать" ходили! Нам бы за одну эту комедию:

- Едем во Владивосток! - громко объявил Простой человек. - Присели!.. Присели! Помолчали перед дальней дорожкой:

Все замолчали.

В это время позвонили в дверь.

- Это соседка ко мне - за выкройками, - сказала Вера Сергеевна. И пошла открывать.

Открыла дверь: И попятилась назад.

Вошли трое, показали книжечки.

- Милиция, - сказал один. - Просьба всем оставаться на местах и предъявить документы.

Один из трех, в милицейской форме (двое были в штатском), прошел несколько в коридор и увидел покрышки.

- Вот они! - сказал он. - Даже не спрятали.

За столом сидели тихо, неподвижно.

Только Простой человек, повернувшись к зрительному залу, негромко, с искренним интересом спросил:

- А кто же тогда, граждане?.. А? Кто капнул-то?