Несколько слов о себе: Ильенко я, Юрий Герасимович, из приднепровского городка Черкассы. Родился в 1936 году. Рисовать начал раньше, чем говорить и ходить. Запах, от которого могу потерять сознание, запах только что открытой коробки с карандашами «Кохинор». Несмотря на столь рано выявленную одаренность к рисованию, стал кинорежиссером случайно... Теперь сожалеть поздно... Все эти тридцать лет, что я в кино, меня неудержимо тянули к себе краски, кисти, холсты, бумага... Рисованию я обязан тем, что вообще сумел окончить школу. Я был безнадежным, непроходимым неучем во всех математических дисциплинах, однако в старших классах я вырвал свою четверку тем, что мог изобразить на классной доске любую воображаемую геометрическую фигуру в любом ракурсе. Преподаватель математики, который не в состоянии был изобразить элементарный треугольник, просто панически боялся меня, и поскольку постоянно был нетрезв, то откупался от меня, как от нечистой силы, пятерками.
Однако признание, как к художнику, пришло ко мне в военном лагере для студентов, когда уже наш двухмесячный срок стажировки подходил к концу.
Чтобы слинять от строевой подготовки, я вызвался оформить карту будущих маневров в штабе полка. Ну, там мне выдали пачку карт-десятиверсток и выделили просторный зал. Я расстелил на полу карты, склеил их в одно гигантское полотно и начал изображать на нем всю воинскую премудрость: протуберанцы фланговых атак, глубоко эшелонированную оборону в виде бесконечных средневековых зубцов и башен крепостных стен, монолитные стрелы танковых ударов, сверкающую россыпь огневых точек, затягивающие омуты окружений...
К вечеру, когда все уже было готово, я собрал остатки двух пачек цветных карандашей «Тактика» и услышал шаги командира...шаги судьбы... Вошел генерал. Он окинул полководческим взором мои художества и заплакал скупой солдатской слезой. Он в жизни не видел подобной карты.
Генерал сказал, сдерживая рыдания:
- Сынок!.. С этого дня ты будешь служить при мне...
Но это не все. Я добился признания на уровне Генштаба. На занятиях в институте (ВГИКе) нам выдавали толстенные тетради для конспектирования якобы секретных лекций, за которыми якобы могли охотиться вражеские разведки.
В этой тетради я стал рисовать по заказу моих сокурсников различные сюжеты из армейской жизни, но близко к изучаемой теме. В тех сюжетах изображались солдаты, сержанты, офицеры и генералы, а также... девушки в танках, в подводных лодках, в окопах во время марш-бросков и затяжных прыжков с парашютом, на парадах и в сабельных атаках, но (!) исключительно в минуты любви... Таков уж был испорченный вкус у моих заказчиков, моих однокурсников. В той тетради было что-то около 200 страниц. Я их заполнил за один семестр. В конце семестра на кафедру нагрянула комиссия Генштаба проверить уровень преподавания военного дела во ВГИКе. (В итоге кафедру ликвидировали, но это несколько позже и ко мне не имеет отношения.) И вот полковник Генштаба, проходя мимо моего стола, берет небрежно мою секретную тетрадь и... Курс замер, как стая охотничьих... бог с ними... Полковник до самого конца занятий углубленно изучал мои конспекты. После звонка он спрятал тетрадь в свой генштабовский портфель и унес с собой. На следующий день мне сообщили в деканате, что я исключен из института. Я бросился к ректору, тот был неумолим, но... сказал мне шепотом, что года через два-три, когда все обо мне забудут, он примет меня обратно, причем без экзаменов, но... на художественный факультет. В конце недели, когда я уже сдал в библиотеку «Историю КПСС» и футбольные бутсы на кафедру физкультуры и пришел с бутылкой прощаться с курсом, мне сообщили, что я прощен самим министром обороны, который якобы сказал, изучив мою тетрадь:
— Когда-нибудь, я верю, это издадут, как книгу для бойца, для поднятия его боевого духа...
И что он приглашает автора, то есть меня, оформить для него карты предстоящих маневров...
Думаю, что я имею право говорить, что армии я обязан тем. что стал тем. кем стал.
С тех пор у меня твердое правило: если можешь не рисовать, не рисуй.
Из остальных сведении о себе: женат, двое детей. Больше чем рисовать, люблю писать стихи, но это вообще уже полная жуть.
С уважением,
Юрий Ильенко
"Советский экран" № 13, 1989 год
