Для телезрителей 2007 год прошел под «знаком Достоевского»: вышли сериалы «Бесы» (реж. Феликс Шультесс) и «Преступление и наказание» (реж. Дмитрий Светозаров), завершалась работа над телероманом «Братья Карамазовы» (реж. Юрий Мороз).
Кто-то объясняет череду экранизаций «модой» на Достоевского, кто-то – тем, что «кино увлеклось самовоспроизводством» и явной нехваткой свежих идей… По мнению Кирилла Разлогова (РИА-Новости), «романы (Достоевского) практически без изменений готовы для того, чтобы стать сериалами. К тому же они обладают культурным престижем, который способствует экранизациям».
Произведения Достоевского всегда были заманчивы для кинематографистов – достаточно вспомнить фильмы «оттепельного» времени: «Идиот» (1958), «Белые ночи» (1959), «Кроткая» (1960), «Дядюшкин сон» (1966) , «Скверный анекдот» (1966), «Братья Карамазовы» (1968). Что ж, всё повторяется – и мода, и история. Только вот в каком виде – вот в чем вопрос…
К «Преступлению и наказанию» в 1968 году обратился режиссер Лев Кулиджанов, который считал, что в экранизации «все должно быть просто, - ведь роман реалистический». И черно-белый фильм Кулиджанова таким и получился – простым и страшным в своей реалистичности.
В 2006 году за экранизацию романа взялся Дмитрий Светозаров: «Я исходил из того понимания «Преступления и наказания», что это роман из жизни людей, которых судьба загнала в тараканьи щели. Помните знаменитую комнату Раскольникова, подворотни, проходные дворы? Город без неба - это тоже Петербург. Петербург дна, вечного и непреходящего. Такой город зрители увидят в нашем кино».
В 1968 году Лев Кулиджанов на роли Родиона Раскольникова и Сонечки Мармеладовой выбрал никому неизвестных Георгия Тараторкина и Татьяну Бедову, в 2006 году – Дмитрий Светозаров также выбрал молодых, «незасветившихся» актеров: Владимира Кошевого и Полину Филоненко (студентка театрального училища).
Екатерина Маркова (супруга Г.Тараторкина): «Кулиджанов его нашел в больнице - Юре хотели отнимать ногу, подозревая, что у него гангрена. И в этот момент его, заросшего, больного, сняла Ольга Волкова и фотографии отослала Кулиджанову, который искал Раскольникова. И когда его утвердили на роль - без проб - произошло чудо, он встал.»
Георгий Тараторкин: «Когда меня утвердили на роль, директор фильма, как что-то само собой разумеющееся, объявил, что на два года я должен быть их и только их. А для меня, в свою очередь, было совершенно очевидно, что я не уйду из театра. При всей благодарности и при всем горячем желании сыграть Раскольникова. Как бы я мог оставить свои роли в театре? В съемочной труппе были в полном шоке. Из Москвы мне слали телеграммы: "Не понимаем молчания. Раскольников бывает раз в жизни". Что справедливо. Хотя мне повезло, и у меня потом оказался еще один Раскольников - в спектакле Завадского».
Владимир Кошевой: «В первые дни я чуть не отказался от роли и наверняка бы ушел, если бы не поддержка Дмитрия Светозарова, который очень бережно относится к актерам, любит их и во всем помогает. Но все равно мне было сложно. Пересматривая фильм Льва Кулиджанова «Преступление и наказание», я вижу, что та лента отвечает духу эпохи, в которую снималась. Сейчас выросло новое поколение, и я надеюсь, что ему наш фильм будет близок и понятен.»
В экранизации Льва Кулиджанова роль Аркадия Ивановича Свидригайлова сыграл замечательный артист Ефим Копелян. Принято считать, что это одна из лучших его работ.
Дмитрий Светозаров: «Все привыкли представлять Свидригайлова неким сладострастным старичком, истекающим слюной. Или видеть его в исполнении Ефима Копеляна из фильма Кулиджанова. У Достоевского Свидригайлов написан как высокий, мощный, кряжистый сорокапятилетний красавец с алыми губами. Блондинистый, с окладистой бородой, лежащей лопатой, и голубыми глазами».
Александр Балуев: «Свидригайлов будет положительный. Ничего такого ужасного в нем, на мой взгляд, нет. У Достоевского кого ни копнешь, какого-нибудь мужичка, - обязательно он с тем или иным изъяном, поэтому выделять Свидригайлова из этого ряда как-то особо и рисовать его этаким слюнявым сластолюбцем мне не хотелось. А Раскольников, зарубивший топором человека, - хороший? Не могу сказать, что Достоевский - мой любимый писатель, но работать было довольно интересно. Я спросил у режиссера, когда он предложил мне Свидригайлова: "Вы уверены, что я это сыграю?" Он ответил: "Да"».
Иннокентий Смоктуновский сыграл в фильме Льва Кулиджанова одну из самых вершинных своих ролей – следователя Порфирия Петровича.В исполнении Смоктуновского он был человеком идеи, духовной миссии, своего рода мыслитель, философ, идейно опровергающий теорию Раскольникова.
Андрей Панин: «"Преступление и наказание" в постановке Кулиджанова - культовая картина, и работа Иннокентия Михайловича в ней бесподобна. Его игра завораживает, манит, вводит в транс, но при этом пленяет парадоксами и скепсисом так, что от экрана невозможно оторваться. Но я совершенно не беспокоюсь о том, насколько нахожусь под влиянием Смоктуновского. Скорее можно говорить о воздействии нынешних исполнителей роли Порфирия Петровича в театральных инсценировках "Преступления и наказания" - Виктора Сухорукова и Алексея Девотченко, которые просто блестяще справились с образом. Вообще изображать этого гениального притворщика, буффона, если хотите, даже шута, играющего с Раскольниковым в кошки-мышки, - огромное наслаждение. Я вообще люблю образы, в характере которых не так-то просто разобраться.»
И ещё один персонаж - делец Лужин, который «более всего на свете любил и ценил … добытые трудом и всякими средствами, свои деньги: они равняли его со всем, что было выше его».
Из воспоминаний Владимира Басова: «В каждом характере меня в первую очередь привлекают внутренние противоречия... Вот, скажем, Лужин в «Преступлении и наказании». Подлец, негодяй, «кровопивец» - да. Но и он, тот же Лужин - бесконечно одинок, трагически несчастен. Он страшен. И он жалок... Смотришь на такого на первый взгляд отрицательного субъекта и вдруг замечаешь в нем что-то интересное, пусть экстравагантное, новее же людское. Смешное, даже уродливое, но все-таки в какой-то степени и хорошее, доброе, отзывчивое.»
Андрей Зибров: «Сыграл мерзавца — Лужина, жениха сестры Раскольникова Дуни. У Достоевского подробно и точно описан этот образ, ничего придумывать не пришлось. Тем более, режиссер говорил: «Хочу снять картину для тех людей, которые никогда не читали это произведение. То есть передать Достоевского дословно, а не «ощущения и мысли» по поводу романа».
Людмила Сараскина - Вдали от сигнальных огней («Искусство кино», №1, Январь 2008)
«Имею ли я право браться за Достоевского?» — этот естественный вопрос должны были, по-видимому, задавать себе все те, кто дерзнул, кто осмелился, кто замахнулся... Чем заслужено это право, чем оно уже доказано? Но не боги горшки обжигают. И когда у великих книг возникла толчея, ликовать зрителю особенно не пришлось. Участки застолбили мгновенно, леса возвели дружно, постройку завершили в рекордно короткие сроки, но обживать эти здания пришлось ой как не легко.{}
Впрочем, никто как будто и не посягал на первородство романов Достоевского. Напротив, режиссеры (памятуя, быть может, о скрупулезной работе Бортко с текстом «Идиота») клялись в верности первоисточникам, декларировали приверженность канону, уверяли, что не допустят в своих картинах никаких постмодернистских вывертов, ибо их кредо — просветительство, а значит, бережное отношение к классике.
Так, задолго до телепоказа «Преступления и наказания» авторами фильма было сделано немало заявлений об аутентичности «их Достоевского», о принципиальном отказе от собственных трактовок и решении следовать каждой букве великого романа. Из многочисленных интервью режиссера любознательный зритель мог узнать, каких усилий стоили им погоня за правдоподобием в каждой мелочи, установка на максимальную достоверность каждого кадра.{}
...Новая экранизация «Преступления и наказания», дотошно воспроизводя антураж старого Петербурга, демонстрируя правдоподобие деталей, проигнорировала главное — то, чем отличается русский Раскольников от европейских растиньяков, искателей карьеры, богатства, положения в обществе. Уже на титрах фильма хор поет текст из монолога Раскольникова: «Кто много посмеет, тот и прав. Тот над ними и властелин». С этой неподвижной идеей сериальный Родион Романович и существует от первой до последней сцены.{} Авторы, увлеченные поиском аутентичных пуговиц, не поверили Достоевскому в главном — так что мы видим другого Раскольникова, другую историю. Раскольников — Кошевой, лишенный нравственных рефлексий, одержимый одной лишь злобой, не способный ужаснуться содеянному или хотя бы сожалеть о нем, предвосхищает Петрушу Верховенского. А тот — тот, уже играючи, превратит тезис о крови по совести в принцип крови по политическому расчету и сделает из греха разделенного злодейства универсальный политический клейстер, который и соединит на время (только на время!) участников бесовского подполья.{}
Замах Шультесса на «Бесов» — это, как утверждает режиссер, попытка создать кинематографическое произведение, адекватное литературному первоисточнику. «Сценарист Павел Финн чрезвычайно трепетно отнесся к тексту Достоевского, добавляя собственные слова и сцены только для драматургической связки. Фактически все диалоги в фильме — это стопроцентный Достоевский. Ощущение книги было не утрачено». Кажется, однако, что проценты слишком завышены. Сценарий построен так, что зритель, не читавший роман, вряд ли поймет, что, с кем и где все это происходит. Связь между сценами призрачна, картинки-иллюстрации движутся с нарушением событийной логики. {}
Запутанные интриги затмили духовную драму Шатова и трагедию самоубийства Кириллова, и только в одной сцене их существование наполнено высоким «достоевским» смыслом. Улыбка Кириллова, когда он слышит плач новорожденного, веселый цинизм умелой повитухи Арины Прохоровны, кадр, в котором Шатов и его жена Мари, глядя на младенца, мечтают о новой жизни, и, главное, сам младенец, живой, а не бутафорский — пронзительны и трогательны. Их не коснулись ни сюжетная скороговорка, ни нарочитая условность изображения, ни памфлетная интонация. {}
Изъян многих экранизаций — в том, что они рассчитаны на массового, то есть, по нынешним понятиям, не читающего зрителя и используют актеров, знающих лишь текст своей роли в сценарии...
