Если уж ломать стереотипы, то до конца. Иначе не стоит и начинать. Вызов канонам — уже во внешности актрисы. Яркая блондинка в чалме — такой она предстала в фильмах «И еще одна ночь Шахерезады» и «Приключения Маленького Мука». Восточный «акцент», однако, присутствовал тоже, неожиданно сочетаясь с облаком золотистых волос. Она, наверное, могла бы сыграть и саму Шахереза-ду, и девчонку из аула, и опереточную красотку, и благовоспитанную барышню...
Удивительно и другое. Профессиональная танцовщица, Лариса танцует лишь в двух своих фильмах. И это после занятий художественной гимнастикой, экспериментальной балетной студии, хореографического училища, Ленинградского мюзик-холла, «школы» Фридрихштадт-паласта! Потом были ГИТИС, Театр имени Моссовета (сложная роль в спектакле «Инфанты»), Новый драматический. Но танец всегда оставался рядом. Нет, не танец даже, а...
—...движение, пластика, мимика, жест — это ощущение полной свободы, максимального самовыражения, когда владеешь всем, что тебе дано от природы. Жест первороден, рождается как бы сам по себе, интуитивно. Перетекает в звук, звук — в слово, слово — снова в движение, и возникают новые формы — пластические драмы. Сейчас я пробую себя и в них тоже у Анатолия Васильева, в Школе драматического искусства. Пытаюсь ставить сама, играю Настасью Филипповну в вечере Достоевского «Визави», в «Диалогах» Платона, «Разговорах запросто» Эразма Роттердамского.
...В кинематографе мечту о пластических импровизациях Ларисе удалось осуществить лишь в телемюзикле Евгения Гинзбурга и Рауфа Мамедова «Остров погибших кораблей». Партнерство Константина Райкина оказалось счастливым.
— Мы страшно жалели, что встретились лишь к концу съемок. А все, что делали на экране,— импровизация, и только импровизация. Гинзбург снимал даже наши репетиции.
Кинематографическая судьба поначалу подбрасывала роли исключительно типажные. Первая — в картине С. Гаспарова «Шестой» — представила ее в амплуа романтической героини. Следующие это представление укрепили.
Романтический ореол начал понемногу таять в фильме «Прощай, зелень лета» Э. Ишмухамедова, где героиня Ларисы переступила ту возрастную грань, за которой восторженность сменяется усталостью, надежды — опустошенностью. Эта роль, по ощущению самой актрисы, стала ее первой «осознанной» работой в кино.
— Это осознанность, которая приходит после долгих диалогов с режиссером,— не только о характере героя, его психологии, но и о конкретных действиях на площадке. Плюс элемент актерской самостоятельности, когда включается что-то подсознательное, интуитивное.
— Присутствие интуиции все же необходимо?
— Мне нравится это слово — «интуиция». Интуиция — в актерской природе. Сознательное и интуитивное должны не сталкиваться, а сосуществовать.
То, что было — и успешно — опробовано у Ишмухамедова, нашло продолжение в «Отступнике» В. Рубинчика ( «Только после работы с ним я поняла, что истинно романтический характер невозможен без трагедии»), «Кумире» Е. Аралева («Почти театральная роль, потому мне близка ее драматургия»), новой картине Ю. Кара «Пиры Валтасара, или Ночь со Сталиным» («Фильм в стиле Фазиля Искандера — он автор сценария. Ирония, дивертисмент, гротеск. Я играю Нину, жену Берии»).
Отказ от амплуа романтической героини повлек и отказ от многих сценариев, на Ларису Белогурову в этом амплуа претендующих. Стереотип, хуже — штамп — штука живучая.
— Нет, нет, штамп актерской природе чужд. Игра — это спонтанность, свободное парение: все вновь, все впервые. Это отказ от прошлого. Я делаю то, что чувствую в этот момент, а если бы начала сначала, делала бы уже по-другому. И прошлого опять бы не существовало.
— Так что же, творчество не терпит опыта?
— Есть еще ремесло — актер находится в постоянном, непрерывном тренаже. Приобретается навык, он уходит в подсознание, а чувство в нужный момент «вынимает» его. А еще — то, что рядом с работой — все интересы, которые с ней смыкаются в конце концов. И стиль, и вкус, и сердце, и фантазии...
—...и желание сломать...
— Да! Ведь стереотип — это «нельзя». А творчество — «хочу и можно».
Ольга Шумяцкая
"Советский экран", № 1 1990 год
