Мятущаяся душа, красавец Артур-Овод, романтический мексиканец Ривера, белогвардейский поручик Говоруха-Отрок («Сорок первый»), одержимый страстью к путешествиям Афанасий Никитин («Хождение за три моря»). Мечтатель, мучимый любовью и состраданием («Белые ночи»), нежный и трогательный Петруша Гринев («Капитанская дочка»), безумный Германн («Пиковая дама»), летчик Егоров, долгие годы носивший в душе горечь незаслуженной обиды («Неподсуден»)...
Похоже, можно не продолжать, ведь наверняка многие — по крайней мере люди среднего возраста и постарше, едва взглянув на этот перечень и на фотографии, сразу поняли, о ком идет речь, и невольно перенеслись мыслями в относительно далекие теперь уже 50—60-е годы. Тогда в кино еще водились кумиры. Лицо и весь облик Олега Стриженова, созданные им на экране образы — такие неотъемлемые, такие знакомые, узнаваемые приметы времени!
Об удивительном актере редкого обаяния заговорили после первой же его кинороли, на фильмы с его участием ходили бессчетное число раз, юноши носили модную стрижку «а-ля Олег Стриженов», мальчики, надеясь понравиться своим девочкам, слегка кривили нижнюю губу (как он!), а девочки благоговейно хранили в пеналах, в карманах школьных блузок его фотографии... Он был кумир.
Григорий Наумович Чухрай, режиссер замечательного фильма «Сорок первый», вспоминает совместную работу с актером, размышляет о судьбе этой яркой индивидуальности.
— Впервые я увидел его лет тридцать пять назад на сцене Таллиннского русского драматического театра и сразу запомнил. Недавний выпускник театрального училища имени Б. В. Щукина, он прелестно играл там Гришу Незнамова в «Без вины виноватых». Я служил тогда на Киевской студии ассистентом режиссера, в обязанности которого, кроме прочего, входило разъезжать по городам и весям и присматривать талантливую молодежь. Когда пришло время подбирать исполнителей в мой первый самостоятельный фильм, я пробовал многих актеров, и некоторые кинопробы вполне удовлетворяли тогдашнего директора «Мосфильма» Ивана Александровича Пырьева. Он готов был утвердить их, но они не устраивали меня, Дни бежали, старшие товарищи сердились, говорили, я не знаю, чего хочу, а я знал. Я ждал Стриженова, который почему-то не отвечал на вызов, кажется, был занят на съемках. Между тем наша группа посмотрела фильм «Мексиканец», после чего все заявили: «Нет, это не Говоруха-Отрок!» И действительно, в черном парике мексиканца Олег производил впечатление актера друтого амплуа. Да и глаза у него были совсем не голубые, а это важная и необходимая драматургическая деталь. К счастью, наш оператор Сергей Урусевский, прекрасный мастер, сказал: «Будут голубые глаза, и даже синие!»
Не помню уже, как Олег пришел, как мы разговаривали, зато хорошо помню свое впечатление, когда посмотрел его вместе с Изольдой Извицкой кинопробы. Первая мысль была: «Фильм у меня в кармане». Я страшно обрадовался и как-то сразу поверил в удачу, да и коллеги мои уже не представляли себе в главных ролях никого иного.
В сущности, тут нам с Олегом обоюдно повезло. Ведь роль Говорухи-Отрока на редкость хорошо пристала к его актерским возможностям, будто он родился для нее. Я видел, что и ему роль нравилась, он был невероятно хорош в ней, раскован, свободен, глубоко понимал социальную суть образа, его трагичность. Он играл «голубую кровь». Вообще играть «породу» чрезвычайно трудно, а по нынешним временам — порой и вовсе невозможно. В большинстве сцен нашего фильма поручик предстает без мундира, почти в лохмотьях, моментами он выглядит комично, иногда вызывает жалость и сострадание. И при всем при том врожденное благородство должно было присутствовать и чувствоваться в его облике и поведении ежеминутно. Задача невероятной сложности. Стриженов справился с ней очень легко. Думаю, еще и оттого, что в нем велико чувство самоуважения, а оно всегда связано с уважением к другим.
Кстати, это его замечательное качество я ощутил сразу, в первые же дни съемок. Начинался мой важный жизненный экзамен — режиссерский дебют, и я испытывал немалые трудности. Нужно было преодолевать недоверие, настороженность, столь естественные, если на площадку выходит «зеленый» новичок и пытается руководить большим съемочным коллективом. Поддержка была мне крайне необходима. И Олег оказывал ее: он, знаменитый уже артист (позади «Овод» и «Мексиканец»), с полным вниманием и серьезностью прислушивался к моим режиссерским требованиям и тем задавал тон - другие, глядя на него, проникались ко мне уважением. Конечно же, я очень обязан ему и благодарен за все.
Потом наша работа получила всеобщее признание, множество наград, и первая из них— специальный приз на кинофестивале в Канне, куда мы приехали вместе с актерами и где Олега назвали «русской звездой», К слову сказать, со мной было несколько иначе. Мне с великим трудом удалось попасть на собственную премьеру в Дом кино. Я пришел туда в поношенном студенческом пальтишке, пытался объяснить на входе, что я режиссер этого самого фильма, но мне не поверили и в конце концов просто спустили с лестницы. К счастью, поблизости оказался Сергей Урусевский, тогда уже всемирно известный мастер, он подтвердил, что я не самозванец…. Всё это было потом. А рождался наш фильм очень и очень трудно, но это особый рассказ.
«Сорок первый», появившись в 1957 году, был отнюдь не ординарным явлением для своего времени. Ведомственная эстетика бдительно оберегала народ от вольностей, а мы вот их себе позволили. Возник скандал, вследствие которого меня чуть было не отдали под суд. Но фильм увидел Хрущев, хорошо отозвался о нем, и шум постепенно утих. Рассказывая об этом, я хочу подчеркнуть, что всегда благодарно и с нежностью вспоминаю дорогих моих товарищей и бесконечно ценю их поддержку и помощь в тот сложный для меня период жизни.
— Григорий Наумович, настали другие времена, изменился общественный взгляд на кинематографическое искусство вообще и на самую заметную фигуру, его представляющую— на актера. Любой из нас затруднился бы, наверное, с ответом на вопрос о наиболее популярном ныне советском актере. Сегодня из кино, кажется, вообще исчезло понятие «кумир», каким был в свое время Олег Стриженов. Как вы думаете, почему?
— Кумиры не исчезли, они переместились на эстраду: сегодня молодежь видит их в рок-музыкантах, которые, кстати, и в кино снимаются. Изменились вкусы и запросы зрителей, изменилась эстетика фильмов. Теперь модны шокирующие сцены, в цене политические намеки и разоблачения, героями экрана становятся представители преступного мира. Все это, что было запрещено у нас, приносило и приносит огромные доходы западным кинофирмам. Вот мы и подражаем Западу, но далеко не всегда талантливо. Я уверен: все это пройдет, и наш кинематограф обретет истинный путь. В нашей стране высок уровень актерской подготовки, важно его не потерять, пока этот путь отыщется. В картинах, где снимался Олег и которые любили зрители 50—60-х годов, главным был человек, его страдание, боль, красота его души, которой сейчас пренебрегают.
— Вы полагаете, что внешняя красота — существенный фактор для успеха актера? Но прекрасных лиц в кино много и теперь...
- Конечно же, самое важное для артиста -талант. Есть актеры, которые очень хороши собой, но когда они появляются в кадре, вдруг обнаруживается, что красота куда-то улетучилась или сильно полиняла. И наоборот: в жизни вроде не производит особого впечатления, а начинает играть, и происходит чудо — чудо преображения. Так было с Олегом во всех его ролях.
— Будь то летчик Егоров («Неподсуден»), космонавт Алексей Бородин («Перекличка»), робот («Его звали Роберт»), разведчик Лев Маневич («Земля, до востребования»), полковник Данилов, возглавлявший отдел по борьбе с бандитизмом («Приступить к ликвидации»), князь Волконский («Звезда пленительного счастья») или князь Василий Голицын («Юность Петра»)...
— И, думаю, пресловутая кино- и фотогеничность тут ни при чем. Дело в другом, Если актер — личность, экран обнаружит это с невероятной силой, если не личность — и это выявит экран мгновенно и неопровержимо. Ну а помимо того, своими достижениями Олег обязан блестящей вахтанговской актерской школе, которую он получил. И все же меня не покидает ощущение, что этот талантливый артист мог оставить больший след в искусстве, но ряд обстоятельств помешал ему. К сожалению, — и в последние годы это особенно заметно — ему предлагали не те роли и... не те режиссеры.
— Как вышло, что вы не встретились больше в совместной работе?
- В других моих фильмах — а снял я до обидного мало — не было для него роли. Режиссура в этом смысле профессия жесткая: не будешь объективен — и фильм погубишь, и другу-актеру медвежью услугу окажешь.
Вспоминаю, как мы с Олегом встретились однажды на студии и в разговоре он вдруг предложил: «Знаете что, нам с вами нужно снять «Гамлета». А я тогда был вплотную занят фильмом «Чистое небо» и не мог всерьез думать ни о чем другом. Но с тех пор подспудная эта мысль сидела в голове, а когда вызрела, я узнал, что «Гамлета» снимает на «Ленфильме» Григорий Козинцев. Я опоздал. Конечно, Гамлет Смоктуновского — прекрасная работа, и все же мне жаль, что нашему проекту не суждено было осуществиться. Убежден, Стриженов в этой роли был бы превосходен.
За прошедшие годы мы не часто встречались, но связь осталась и остается по сей день, потому что связь режиссера с актером — это связь особого рода, это нерушимая духовная близость. Я неравнодушен к фильмам, в которых снимался Олег, радуюсь, если они удачны. Всегда вижу в нем нашего поручика Говоруху-Отрока, и меня греет воспоминание о нашей молодости, о съемках в песках Каракумов. И на душе теплеет.
И.Христофорова
"Советский экран", №1, 1990 год.
