Авария с ментом
Фильм «Авария» — дочь мента» режиссера М. Туманишвили по сценарию Ю. Короткова — прямо-таки лакомый кусочек для критиков. Его активно и с удовольствием ругают. Он никому не нравится. Кроме зрителей. В смысле неких абстрактных, никому не ведомых зрителей, с которыми толком нельзя ни встретиться, ни поговорить, ибо они статистика. Честное слово, в отличие от поклонников «Воров в законе» (среди которых — я) поклонников «Аварии» я не встречал. Но они, видимо, есть. Их много. Фильм собирает кассу.
В чем же дело? Признаться, я не очень понимаю. Ладно, «Воры в законе» — первый в общем-то коммерческий фильм, сделанный к тому же в стилистике «городского романса», ладно, «Интердевочка» — профессионально сделанная мелодрама, открытие темы опять-таки... Но здесь! Тема и устарела, и даже, более того, умерла, вышла из обихода. Панки-рокеры-неформалы интересны были на первых порах перестройки — во какие! Во чего делают! Во как живут! Молодежь, понимаешь! Народ открывал для себя иной мир. (Для фильмов этих было характерно не художественное сознание, а скорее обыденное — сознание человека, попавшего в зоопарк.) Жить еще было не так страшно, и неформальные объединения служили последними островками опоры. А сейчас ведь и «рок-н-ролл мертв», и вообще тоска, пустота, удержаться не за что. Одни только рокеры и остались, но те, что с гитарами, ушли в коммерцию, прошлый бум исчез, мессианский комплекс отпал, и все замкнулось в музыке (в Искусстве), а те, что на мотоциклах, еще держатся (ну, скорость любят, что с ними поделаешь), но все сильнее чем-то наигранным начинает отдавать от их братства.
Пропал манящий дух запрета. Пропало единение. Полностью спала аура загадочности. Простым смертным все стало понятно: бесятся ребята с жиру, и хрен с ними!
Сейчас не до них. Скорее уж до жиру. И быть бы живу — вот что самое главное!
Так что «Авария» запоздала с ее молодежными проблемами и антимолодежным пафосом (именно так! Уж больно несимпатичны здесь, как и в фильмах 1986—1987 годов, представители этого возрастного слоя).
Выходит тем не менее, что зрители устарелости не почувствовали.
Ну, между прочим, в Москве я очередей на эту картину не видел — Москва всем таким уже вроде переболела. Если только провинция, конечно, воспылала любовью к «Аварии»...
Хм, а я ведь догадываюсь, кажется, почему. Ведь «социальна» только первая часть картины, а вторая часть — детективная. Главная героиня, убегая из дому, бродит по улицам, балансируя на грани изнасилования, и в итоге она добивается того, чего не очень-то уж чтобы хотела,— попадает к подонкам (о, да каким! О, каким мерзопакостнейшим!). Но убегает, потом ее те снова с легкостью отыскивают (тесен мир, особенно в Москве, где так много народу) и тут уже... Да, да, да! И отец героини в одиночку вершит суд — положение усугубляется тем, что он «мент» и должен соблюдать закон.
В финале — погоня, ба-бах, еще ба-бах и совсем большой ба-бах, даже тара-рах, но все хорошие остаются живы.
Конечно, по большому счету — наивно. Начинается как проблемная картина про школу. Заканчивается как боевик... Уж лучше б блюли чистоту жанра!
И авторы пытаются оо соблюдать. В финале.
Наши боевики плохие? Обязательно отягощены чернухой, непременмым обвинением партаппарату (в лице мафии) или ещё кому, мы плохо умеем делать жанр, у нас не разработаны простейшие конструкции даже традиционный герой-одиночка не может по-нормальному отомстить обидчику, а по-советски уныло топится («Супермен»), или же ему помогают в поимке доблестные органы (весьма в народе непопулярные), даже любовь в нашем кино связана прежде всего с нервотрепкой, а не с чувствами и своей антиэротичностью вызывает скорее отрицательные эмоции, чем положительные — вспомнить «Каталу» или того же «Супермена».
У авторов «Аварии» любовь тоже не вышла. Спохватившись, они козырнули героем-одиночкой, вершащим строгий, но справедливый суд. Немного ни к селу ни к городу, под занавес, но преподнесли.
Это и привлекает. Игра сделана.
Родная жвачка о супермене
О Харченко. В послужном списке — несколько телевизионных детективов (и недетективов), в том числе крепкий «Документ Р.». Там шла не очень честная борьба двух политических группировок, а снято было честно — и смотрелось увлекательно.
И вот «Супормен»! Режиссера прямо-таки тянет в заграницу, к какому-то заокеанскому стилю? И герой-то его напоминает не скромного сочинского оперативника, коим надлежит ему являться, а скорее роскошного полицейского из Беверли Хиллз.
Он себя им и воображает. То вот он в Америке, то в Европе, то еще где-то. И авторы фильма отправляются по маршрутам его мечтаний. (Копродукция!) Мечтать не вредно. И даже полезно иногда. Странно, что герой почему-то не вообразил себя, скажем, в Японии — там тоже очень интересно (или студия воспротивилась?).
Правда, герой не только мечтает, он еще и действует. И очень активно. Его фамилия Ружин. Он некая свободная личность, пытающаяся реализовать свою свободу в Советской стране. Это сложно. Ружин — кость в горле не только у своих же начальников, напрямую связанных с местной мафией, «воров в законе», блюдущих закон. Да он и сам связан со всей этой системой. Не потому ли разрешено ему быть до поры свободным?
Интересная ситуация. Серьезно. Боевик о работе «ментов», снятый со страшной брезгливостью к этим самым «ментам».
Все стремительно движется в этом милицейском мире — погони, преступники, наркоманы, а итог пустой, ибо все на самом деле стоит на месте, подгребая в одно место и деньги, и власть. И полную свободу. Ружин, порождение системы и ее «энфан террибл», противопоставляет сосредоточенно-респектабельному всемогуществу боссов свою размашистую, разухабистую вседозволенность. И так спасается. Для самого себя.
Молодец Харченко! Так все жестко, напряженно, выразительно! Но это в первой серии.
А во второй... Лучше б ее не было. Сценаристы и режиссер решают, что пора приключенческие векселя оплатить гражданственной взыскательностью. Ружин в конфликте со всеми и вся. Те его, конечно, сминают, подминают, растаптывают. Он небритый бродит по осенним набережным и страдает...
Авторы вместо того, чтобы продолжать свой незападный и несоветский немудрящий, но чертовски выразительный боевик, скатились на перестроечную чернуху! «Не зарывайся! Не отрывайся! Коллектив тебя прижучит!» — такова мораль. Совсем как в «Аттестате зрелости» или каких-нибудь «Хоккеистах». Здесь коллектив взят неправый, зараженный коррупцией, но схема-то прежняя, благостно-совдеповская!
Месть - это не находка!
Этот фильм признан почти шедевром. Но не обожествляйте! Опасно! Может, совершим «прогулки с Шинарбаевым»?
Только не обвиняйте меня в очернительстве!
Я уже весь заоговаривался. А все почему? Сочинить хочу рецензию на фильм «Месть», безоговорочно признанный всеми (почти всеми) явной удачей. Да вдобавок не купленный прокатом. Фильм, законно продолжающий цикл постановок Ермека Шинарбаева по прозе Анатолия Кима (сценарий А. Кима, оператор С. Косманев). Прозе удивительной, существующей в какой-то иной грани бытия, ином измерении, постоянно сплавляющей воедино два мира — Тот и Этот. И мироздание становится как-то обостренно взаимосвязанным со всем тем, что есть, что было, что будет и что можно вообразить.
Мир книг Кима предельно сложен. И предельно прост. Почти всегда он жестко определен — «Делима жизнь на свет и тьму, на свет добра и темень зла» (С. Бобков). И все. Так просто. И в то же время бездонно. Бесконечно. Человек наедине с космосом, хоть и стоит на Земле.
Шинарбаев переносит прозу Кима на экран, стараясь быть адекватным ее стилю, ограничивает неуловимую законченность рамками киноповествования.
Степь и маленький поселок в «Сестре моей Люсе» сосуществуют рядом со сферами небесными на экранчике телевизора у главного героя, а распахнутая в космос гармония леса в фильме «Выйти из леса на поляну» легла в двух шагах от крошечного островка казахского аула.
Но, приобретая экранную конкретность, разные реальности начинают существовать сами по себе, внутренне разъединяясь и не вмещая друг друга. Единение декларируется.
Реалистически воссозданная действительность начинает контрастировать с героями, несколько оторванными от нее.
И если в «Сестре моей Люсе» таким героем был лишь невидимый лирический «автор», парящий над пространством своих воспоминаний, то «Выйти из леса на поляну» просто изобилует изощренностью речи и бедностью экранного состояния — шли двое по лесу, старый любил жизнь, молодой в ней разуверился, старый умер, молодой что-то новое понял для себя, ему открылся свет. Юмор и ирония исключались.
Как, по-вашему, месть — это хорошо? Нет, плохо. Так считает и режиссер. И на протяжении всего фильма это доказывает.
Что-то уж очень зло я сказал. Цинично. Не в духе фильма. Фильм успокаивает. Красивые пейзажи. Красивые люди. Восток.
Первая новелла — император и поэт-фаворит. Поэт не может творить там, где льется кровь. И уходит от покровителя — вот как, оказывается, бывает...
Вторая новелла — корейская деревня, отец будущего героя пытается отомстить убийце своей дочери от первого брака, но тщетно.
Пленка — блеск, музыка (В. Шуть) замечательная, красота!.. Каждый кадр — картина. Все кругом изрекают лишь нетленные мысли. Ни слова в простоте.
Поэтому страшным диссонансом врывается вдруг: «Эй, кончай работу!» Что это, господи?
Оказывается, третья новелла. Сын умершего, но не отомстившего отца ищет все того же убийцу. И оказывается в России, работает на стройке, конец 40-х годов, Дальний Восток. На пути к мести герой заболевает странной болезнью — мочится кровью. В итоге он находит убийцу — тот спился и умер. Финал — герой выздоравливает и возвращается на родину.
Все просто. И ясно. Но не очень. Ибо мир фильма лишь кажется реалистичным. По нему то и дело ходит немой (Ю. Будрайтис), носит записки, предвещающие судьбу. Судьба сбывается.
Это знак иной реальности. В «Выйти из леса на поляну» тоже было нечто подобное — гейша, появляющаяся в лесу.
Жаль только, что знаки остаются знаками, хоть и выражаются в форме живых людей. Так и бродят по притчеобразному, но все же естественно-природному миру лент Шинарбаева эти странные люди-символы — посланники вечности...
«Месть» вообще вся замешана на вечности. После каждой новеллы, даже внизу каждого кадра хочется поставить титр: -Так говорил Ким. Так учит Шинарбаев».
Фильм действительно легко впускает в себя вечность. Но не жизнь. Ибо жизнь все же не подвержена прямолинейности высказывания: «Месть — это плохо».
Удивительное, конечно, кино. Ни на что не похожее. Убаюкивающее. Где мир без противоречий. Где все немного философы. Прообраз загробного бытия?
Да, здесь, «Мести», в чувствуется отзвук иного бытия. Это, конечно же, лучшая картина Шинарбаева. Да, он, как заметил В. Михалкович, «не входит в число ищущих, он — среди нашедших» («СЭ» № 10—90). Да, так. Но мне ближе ищущие.
Ради двух эпизодов?
Итак, сначала загримированные актеры разыгрывали сценки из жизни Сталина, Берии, Маленкова и Молотова. А затем началось что-то о шестидесятых годах. И шло долго. Две серии.
Фильм назывался «Закон» (сценарий Л. Зорина, А. Алова, режиссер В. Наумов, оператор В. Железняков. ГТПО «Мосфильм», студия «Союз»). Он был на важную и серьезную тему — о сталинских репрессиях. Такая вот киноповесть. Или кинороман.
Сценарий, опубликованный в «Искусстве кино», тоже напоминал роман. По объему. Дочитать до конца первую часть оказалось затруднительно.
Нет, надо, надо восстановить все в памяти... Берия да похороны Сталина, а потом... — о, вспомнил! — даже главный герой обнаруживался. Правда, почему он был именно главным, непонятно, мог бы быть и второстепенным. Попрек «за отсутствие характеров» я считаю застарелым критическим штампом, но такой безликости не видел давно. Ни единой характерной черточки у героя, то есть полный ноль! Игра актера Ю. Шлыкова всецело соответствует последней фразе.
Героя зовут Лунин. Он, как я понял, следователь по реабилитации жертв репрессий. Он занят делом некой Самариной и некоего Пиотровского, сталинских зеков. Самарина возвращается, а Пиотровский — все думают, что умер, а он жив, только поменял фамилию.
Вот, собственно, и все. Это даже не сюжет и не фабула. Факт.
На всем протяжении ленты персонажи как-то странно топчутся на месте, без страстей, без конфликтов, вообще без каких-либо чувств друг к другу, вертясь по орбите, полностью замыкающей в себе пространство фильма.
Нет, в финале этого киселя все же что-то происходит. Прокурор Деев, начальник Лунина, персонаж тоже абсолютно никакой, стреляется, ибо он когда-то и предал своего старого друга Пиотровского.
Бывало и такое. Стрелялись. Те, кто получше, кто не простил себе малодушия или подлости. Но каков он, Деев? Загадка. Туман. Трудно пожалеть загадку.
Но дело в конце концов не в сюжете и не в фабуле, а в авторском (режиссерском) взгляде. Здесь же, похоже, только взгляд операторский. Фильм — красивый. Я бы сказал: старательно ученический, радужно красивый. Возможно, с расчетом подтолкнуть нас к мысли: кому нужна эта красота, если вся наша жизнь ужасна?
Нет, не «ретро». Не воспоминание о раздрызганности и свободнобеспечной трагичности 60-х. При воспоминании могло бы доминировать чувство страха. Или чувство любви к тем годам. Могла возродиться взрывчатая стилистика прежних алово-наумовских лент.
Отсутствие всего. Вакуум. Тишина и покой.
Я всегда относился с огромной симпатией к творчеству Алова и Наумова. Они взрывали наше кино своими перехлестами, своим отсутствием чувства меры, своей вихревой, экспрессивной зрелищностью.
«Берег» еще будоражил пусть эклектической и несколько натужной, но еще энергичной и изысканной метафоричностью. В «выборе» горы символов окутывали удивительную заурядность рассказанной истории.
И вот, как будто напуганный критикой, Наумов снимает антиметафоричную реалистическую историю.
Но нет! Все же есть игра Льва Борисова и Николая Волкова в маленьких ролях. Особенно неожидан Борисов. Теперь я уже многое вспомнил в этом фильме и понимаю, что ради двух эпизодов с этими актерами стоило досмотреть его до конца.
Александр Шпагин
"Советский экран" № 17, 1990 год
