Действие фильма режиссера А. Сурина и сценаристки А. Криницыной «Поджигатели» начинается в спецПТУ. Это не колония, вроде бы не тюрьма, есть школа, рабочий цех, где девочек обучают профессии швеи. А по сути... Железный распорядок, грубая казенная одежда, охрана, «штрафная» (попросту говоря, карцер), высокий забор, за которым осталось то, что зовется «этим сладким словом — свобода». Помимо всего, в спецПТУ «имеются в наличии» учителя и воспитатели.
Воспитательница в кудряшках и рюшах, по виду — классная дама из Смольного института. Видит ведь, примечает кровавый отпечаток на зеркале — след недавнего мордобоя. Понимает, что не все ладно в ее «пансионе», но предпочитает не докапываться до истины, не ворошить рой. Внешняя благопристойность соблюдена — зачем тревожить свой благостный покой?
Учительница французского языка— бесконечно равнодушная к ученицам, сонная «баба на чайник», изнывающая от беспросветной скуки, от собственной лени (блестяще сыграла эпизодическую роль молодая актриса Татьяна Агафонова). Комендант училища, за немалую мзду снабжающий девчонок запретным куревом. Здоровый, мордатый дядька. В его присутствии служительница обыскивает, раздевает до нижнего белья выписанную из больницы воспитанницу, подростка с отнюдь не детским телом. Покорно, как тряпичная кукла, вытянувшись по швам, девочка привычно принимает унижение, терпит (кажется, и не замечает) сальный, похотливый, словно срывающий с нее остатки одежды взгляд мужика.
Внутри «коллектива» — крошечной модели тоталитарного общества— свои законы и нравы: право сильного, жестокость к слабому, токсикомания, сквернословие, драки. В одном из эпизодов режиссер выстраивает девочек в шеренгу (поверка перед отбоем — таков порядок). Печальная картина, доложу я вам. Лица воспитанниц некрасивые, не по возрасту старые, потертые, несущие печать генетической «кривой» родительских пороков: алкоголизма, наркомании, развеселой жизни мамаш (для многих девочек неведомых).
Но, пожалуй, самое страшное— глаза, тусклые, словно никогда не видевшие света... Авторы фильма «Поджигатели» добры, участливы, милосердны к героям и не в ущерб правде и честности. Чувствую, разделяю, принимаю сердцем их боль, горечь за поломанные судьбы выброшенных из жизни девчонок. Режиссер сумел встревожить нашу совесть вопросом: оправдывает ли свои воспитательные функции такое спецПТУ? Способно ли оно исправить человека, вернуть на путь истинный хоть одну заблудшую душу? Возможно ли в цивилизованном обществе существование подобного заведения? Рождает ли еще наша земля самоотверженных праведников, способных и желающих быть нравственными поводырями для этих детей? Бог весть.
...Открытая дверь в клуб училища, за которой кусочек весенней земли, пьянящий свежестью воздух, дерево, выстрелившее зеленью клейких листочков. Воля, волюшка, страстно желанная, манящая и, увы, пока недоступная девочке Саше Швец (московская школьница Наташа Федотова играет роль с профессионализмом и подлинным талантом). Девочке с нежным лицом рафаэлевской Иоанны Арагонской, с разумным и холодным прищуром глаз, с железными, не знающими пощады кулаками. Тоненький подросток с хитростью и изворотливостью лисицы, жестокостью волка-одиночки. Мятежная, свободолюбивая, не признающая над собой ми авторитетов, ни законов, божеских и человеческих, но познавшая сладость власти над другими, с брезгливым удовольствием принимающая услуги своих «шестерок»: одна— постирай, другая — прибери, третья — принеси. Непокорных ждет кровавая расправа. Саша — вожак стаи, глубоко эту стаю презирающий. Потому что умнее, образованнее, сильнее их всех, вместе взятых. Уверенная, что, «если тебя мучает совесть, ты никогда не будешь первым». Твердо усвоившая — кругом одни враги! Нежданно-негаданно встретив в этом проклятом мире островок доброты — сердобольную проводницу, поверившую в Сашины жалостливые байки, не вышвырнувшую ее, «зайца», из вагона, накормившую и в минуту прощания сунувшую деньги,— искренне дивится. Долго будет помниться Сашин взгляд вслед тете Кате — чуть презрительный, благодарный и удивленный — о черт, бывает же!
Сила, характер недюжинного взрослого человека заключены в этой хрупкой девочке. В ребенка она играет. И как играет! В совершенстве владеет искусством лицемерия. С неподдельным детским восхищением встречает воспитательницу, детсадовским голоском (сладеньким таким, медовеньким) протянет: «Ой, какая вы сегодня красивая!»
После поджога ненавистной «штрафной», побега Саша выбирается на шоссе, останавливает случайные «Жигули». Бог с ним, с враньем (в конце концов вынужденным), которое она искусно плетет водителю — о походе с классом в лес, о том, как она (бедная, бедная...) заблудилась, потерялась. Поразительно, как меняется лицо — даже глупеет на глазах, с каким знанием психологии и мастерством искушенной лицедейки подыгрывает Саша самодовольному болвану. Много наивности, немного пикантности невинной, в меру — всего-навсего «школьный» поцелуй, заискивающие улыбки, и наживка, насаженная Сашей, заглатывается водителем с жадностью голодного окуня.
Настала пора задать излюбленный вопрос русской интеллигенции: кто виноват? Кто виноват, что сердце девочки до краев наполнилось черной водой ненависти? Не вполне понятно, на чем зиждется Сашино презрение к родителям, жизнь которых представляется ей жалким мельтешением, мышиной возней. Не вижу ничего плохого в том, что папа составляет календари в «Политиздате», а мама мечтает сменить подмостки филармонии на оперные. Мотивировки слишком мелки, чтоб быть причиной того первого, двухгодичной давности побега из дома к любимой бабушке. А ведь именно тогда толкнет Сашину душу в бездну подлец проводник, семидесятилетний старик, потребовавший у тринадцатилетнего ребенка плату «натурой» за безбилетный проезд. И получивший ее то ли силком, то ли угрозами, воспользовавшись беззащитностью, безысходностью положения девочки.
Мне недостает истории Сашиного проступка: из разговоров с бабушкой становится ясно, что в спецПТУ девочка попала за участие в групповом избиении учительницы. Но, сказавши «а», авторы фильма осеклись на полуслове, не объяснив подоплеку обстоятельств злостного хулиганства, меру Сашиной вины. Недосказанность обернулась смысловой невнятицей, противоречащей неосложненной стилистике ленты, четкой, ясной, без иероглифов в режиссуре.
Подбираясь к концу рецензии, остановилась в нерешительности. Смутила графика написанного: отовсюду торчат и колются крючки вопросительных знаков. Больно много тяжких вопросов, ни на один из которых у меня ответа нет.
Не отпускает чувство растерянности. Что делать, как помочь Саше? Протянуть руку, подставить плечо? Не примет, отвергнет.
Произносить речи о добре, искуплении, справедливости? Бессмысленно — высокие слова рухнут в черную дыру, открывшуюся в Сашиной душе, исчезнут, не оставив следов.
Беспомощно тихо плакать, как Сашина бабушка, не посмевшая остановить внучку, уберечь от очередного побега. Саша знает: если поймают, будут судить за поджог «штрафной». СпецПТУ дело не кончится — впереди колония. Выход один: бежать, куда глаза глядят, наперекор обстоятельствам, вопреки здравому смыслу — кругом пустыня. Нестерпимая жара, солнечные ожоги, иссушенное, обезводившееся тело. Судьба-злодейка мытарит девочку, дарит надежду и тут же ее отимает. Посреди песчаных барханов брошенные железяки, труба с ржавым вентилом, который тщетно, собрав последние силы, пытается открыть Саша. А после, устав бороться, тихо угаснет, смежив веки, без всхлипов и проклятий.
...Говорят, лисица, попавшая в капкан, отгрызает себе лапу, а после, всё же уйдя из петли, гибнет неподалеку, истекая кровью.
Марина Кузнецова
"Советский экран" № 17, 1989 год
