Мир почти всех картин Лиозновой — реальная повседневность. И что же происходит в этой реальной повседневности? Здесь бездетные супруги растят и воспитывают «чужих» детей, летчики-испытатели вполне буднично рискуют жизнью, испытывая самолеты, дети, оставшиеся сиротами, не только не «пропадают», но в чем-то даже имеют «преимущество» перед другими — благополучными, имеющими родителей, молодыми людьми.
Чем запомнились «Евдокия», «Им покоряется небо», «Рано утром»? Простотой и искренностью интонации, графической четкостью рисунка. Как и многие другие ученики Герасимова, Лиознова в 60-х годах исповедовала поэтику «простой истории». За умение поэтизировать повседневность многие критики называли ее «лириком» нехитрого послевоенного быта, «романтиком» женской темы. Но Лиознова была не только лириком, но и практиком. Лиризм ее первых экранных работ был не самоцелью, а результатом. Лиознова формировалась своим временем, а потому великолепно чувствовала, чего от нее в настоящий момент требует зритель. Речь идет, говоря словами Е. Габриловича, сказанными, правда, по другому поводу, не о «конъюнктурном расчете на сенсационный и быстро угасающий интерес к модной теме, проблеме, ситуации, не о суетливом поиске «верняка», на который все клюнут, а об органическом ощущении жизненно важных запросов массовой аудитории.
Первые фильмы Лиозновой выпуска 60-х годов принципиально антиэкзотичны и походят скорее на научные изыскания, столь они серьезны.
Простенькая фабула, неторопливое движение сюжета, отсутствие занимательной интриги, «открытый» финал, необязательность любовной линии, традиционность киноязыка. И это все? Да, все. Лиознова нисколько не стремилась быть в своих работах занимательной, яркой, обаятельной, искрящейся, изящной. Словно бы сознательно не ставила себе целью понравиться зрителю, хотя ее фильмы пользовались несомненным успехом. Тогда почему зритель пошел за нею?
Мне кажется, это объясняется той этической позицией, которую она с неизменным упорством отстаивала. Каждодневное, примелькавшееся, по мнению критика В. Демина, было для постановщика «Евдокии» и «Трех тополей» только «формой проявления изначальных конфликтов добра и зла, душевности и черствости, себялюбия и альтруизма». Ее герои боролись за свое право на цельность и нравственную высоту. А нравственность Лиознова понимала прежде всего как человечность.
В работе над первым фильмом «Память сердца» ответственность Лиозновой была как бы двойной, так как ее учителя — Тамара Макарова и Сергей Герасимов — превратились в соавторов фильма.
Картину посмотрело по тем временам огромное число зрителей — около сорока миллионов человек. Пресса была на редкость доброжелательной. Дебют Лиозновой был признан удачным. Она была тогда на «седьмом небе». Однако, если смотреть картину сегодня, понимаешь, как за четверть века изменились выразительные средства кинематографа: камера в «Памяти сердца» почти неподвижна, фон статичен... Но было бы неверно недооценить главное в ее первой работе — ту нравственную идею, что была заложена в этой картине.
Что же было главным в фильме? Мысль о том, что есть человек, ответственный за правое дело, которому он служит добровольно, всей своей жизнью, принимающий на себя заботу о тех, кто в этом нуждается.
К чему она тогда стремилась? Максимально приблизить действие картины к достоверности. Не скупиться на подробности, но вместе с тем быть очень точной, экономной, «расчетливой» и выборе выразительных средств, избегать всяческих кинематографических изысков и ухищрений. Это было в духе документализма, в русле художественного мышления 60-х годов. Ее фильмы внушали чувство социального оптимизма (в обыкновенном человеке она всегда искала идеальное начало), призывали зрителей помнить о невероятности и неповторимости своей судьбы, верить в возможность удачи, счастья, в свою активную способность изменять мир, быть верными и добрыми по отношению друг к другу. Они были «спроецированы» в то измерение человеческой жизни, которое «влекло историю вперед, а не тащило назад».
Из сюжетов, казалось бы, мелодраматических, нехитрых («Евдокия», «Рано утром», «Три тополя на Плющихе») она создавала притчи о человеческой чуткости, сострадании, умении понимать живущего рядом. Лиознова находила жизненную глубину на первый взгляд в несложных сюжетах.
Три лейтмотива определяют кинематограф Лиозновой: долг, любовь и благодарность (память).
Долг — это необходимость. Из фильма в фильм режиссер доказывает, что человек с первых же своих шагов оказывается несвободным от основных нравственных законов, от необходимости «делать дело», он принадлежит не только себе, он - частица целого мира взаимосвязей. С долгом связано все самое стоящее в жизни — ничто так не украшает человека, как это чувство. Главный закон человеческого братства — труд, ритм общего дела. И чем более любимой будет работа, тем менее тяжкой покажется принятая на себя ноша долга: вот кардинальная этическая жизненная норма Лиозновой.
Любовь... Любовь — это тоже работа, труд души. За всякое чувство, считает Лиознова, нужно бороться, вкладывая в него духовные силы, иначе оно умирает. Ничто не делается само собой. Любовь — это отношения Евдокима и Дуни в «Евдокии». И у Саши к Нюре в картине «Три тополя на Плющихе» зарождается любовь. Есть любовь такая же надежная, как и сами герои, в фильме «Им покоряется небо». Любовь — это тема непреходящая.
Благодарность (или память). Герои лиозновских фильмов, пользуясь выражением Достоевского,— «незаметные великие русские люди». Все они, с точки зрения режиссера, заслуживают благодарности или памяти именно потому, что скромны, надежны. Разгадать этот человеческий феномен Лиознова и стремится в своих картинах.
И все-таки есть в этих героях еще что-то мгновенное, неустойчивое, то есть нечто парадоксальное, не укладывающееся в привычную логику этого режиссера.
...Время действия фильма «Им покоряется небо» — 1945-1946 годы. В основе сценария — документальная повесть А. Аграновского «Открытые глаза», посвященная летчикам испытателям, конструкторам, рабочим-умельцам, всем создателям первого советского реактивного истребителя МИГ-9.
Работа над фильмом складывалась непросто: повесть поначалу казалась уж очень «антиэкранной», непереводимой на язык кино. Отсутствие сюжета в традиционном смысле слова, авторский комментарий, «спрятанный» в тексте юмор требовали поиска соответствующих киносредств.
Лиознову повесть Аграновского привлекла прежде всего слиянием подлинной героики со скромностью авторской интонации. Труд людей, чуть ли не ежедневно идущих на подвиг, был показан как будничная рядовая работа. Герои картины — летчики-испытатели Алексей Колчин (Н. Рыбников) и Сергей Шаров (В. Седов), Главный конструктор (Е. Евстигнеев), главный инженер Бассаргин (О. Жаков) — обращали на себя внимание не тем, как они «героически горели» на любимой работе — привлекали по-военному четким отношением к своим профессиональным обязанностям, своей человеческой одержимостью. Это и делало их по-настоящему счастливыми, хотя долг, дисциплина духа, готовность к критической ситуации давно стали нормой их существования. Но те же качества рождали особую наполненность их внутреннего облика, необычайную духовную силу, мужественную готовность пойти на неизбежный риск.
Отсутствие позы, самоирония, юмор, любовь к розыгрышам, демократизм, идейная принципиальность, не выражающаяся в громких фразах, вызывали к героям доверие. И тот, никем не запланированный подвиг, на который они вполне буднично шли, был нравственно обеспечен.
Один из консультантов фильма, известнейший летчик-испытатель, Герой Советского Союза Г. А. Седов (среди консультантов картины были и заслуженные летчики-испытатели СССР, герои Советского Союза А. Кочетков и Л. Кувшинов), говорил, что «самый сложный и дерзновенный полет, полет мечта, сулит успех только тогда, когда он благодаря тщательной подготовке станет казаться будничным полетом. Если лет чик чувствует перед испытательным полетом, что он идет на подвиг, значит, к полету он еще не готов».
Эти слова стали главной заповедью для режиссера, взявшегося за постановку картины «Им покоряется небо». В фильме прослеживалось рождение героического из обыденного. Он словно был снят скрытой камерой, в подчеркнуто строгой, графичной, документальной манере. Уже сам ритм работы различных подразделений КБ задавал рабочий настрой этой насыщенной «информацией к размышлению» истории, которую Лиознова посвятила светлой памяти летчиков, погибших во время испытания новых машин. Мы становились свидетелями уникальных документальных кадров авиакатастроф, происшедших в мире в результате флаттера (особая вибрации, разрывающая самолет на части). Особую достоверность кино рассказу придали кадры хроники, умело вмонтированные в ткань художественной ленты.
Вот первый вылет на реактивном истребителе знаменитою летчика-испытателя Григория Бахчиванджи, разбившегося при проведении седьмого полета. Вот те, кто прославит завтрашний день реактивной авиации,— А. Федотов и другие, а вот лица тех, кто безвременно уйдет из жизни... Герой фильма Алексей Колчин, как и его реальный жизненный прототип С. Гринчик, разбивается в двадцатом полете. От его истребителя с номером «01» остается груда искореженного, сгоревшего металла. Но испытания новой машины продолжаются. Эстафету мужества, профессионального мастерства, преданности своему делу принимает друг погибшего — Сергей Шаров. Самолет с номером «02» взмывает в небо, и мы знаем, верим: Шаров доведет его до серийного уровня. Так было в самой жизни, так происходит и в фильме.
...Один из лучших лирических эпизодов картины: купание Колчина с женой в ночной реке. Сцена живописно выразительна и поэтична — разлитый в природе покой, а по контрасту с ним сам Колчин — воплощенная энергия и целеустремленность, вся жизнь которого — борьба с «потолком» собственных возможностей, выжимание «скрытых мощностей» из собственного организма, сердца, души. Вот почему он не может остановиться, упорно поднимает «планку» все выше и выше, пока смерть не срезает его на самой высокой точке. Глядя на друзей Колчина, столь же одержимых профессией, как он, понимаешь, что здесь, на этом лесном аэродроме, испытываются не столько новые машины, сколько люди. Кто чего стоит. И людям этим нет цены.
Или другой предельно выразительный эпизод, подкупающий лаконичностью диалога, аскетичным немногословием: встреча жены Колчина (С. Светличная) с Главным конструктором (Е.Евстигнеев) после происшедшей катастрофы.
Долгое молчание. Она держится неестественно прямо, настороженно. Он нервно ходит по кабинету, не зная, как начать разговор. Спрашивает о дочке: «Здорова ли?». «Мы сделаем все, чтобы ни вы, ни ваша дочь никогда ни в чем не нуждались»,— заверяет Главный. Она оцепенело молчит, сосредоточившись на одном: только бы не расплакаться!
Взгляд ее почти безучастен. Но вот на столе у Главного она замечает модель самолета, который осваивал муж. Какой сложный «спектр» мыслей, эмоций, какой перепад реакций читается теперь в ее взгляде. С брезгливым любопытством спрашивает: «На этом?.. Из-за такого?..» Режиссер и актриса сосредоточены здесь на одном: в желании разобраться — стоил ли жизни близкого человека этот подвиг? Лиозновой представляется необходимым вглядеться в эту непростую ситуацию, так сказать, с разных сторон, посмотреть на нее глазами этой женщины. И мы понимаем: героиня имеет право чувство ненависти к машине, отнявшей у нее мужа.
Татьяна Лиознова: «Каждая работа обычно примечательна тем, что позволяет столкнуться с разного рода людьми, кровно необходимыми данной ленте, которые дарят фильму свой жизненный опыт, опыт своей профессии, «подключают» к твоей картине собственную кровеносную систему, оплачивают творческие идеи режиссера «золотым фондом» своей души.
Картина «Им покоряется небо» свела меня с замечательными людьми: Игорем Кравцовым — летчиком-испытателем, его сейчас нет в живых, он погиб во время испытаний, так же, как в картине погибает наш герой. Для съемок фильма нам выделили настоящий МИГ-9; это был музейный экспонат, его специально для нас отреставрировало то же микояновское КБ, которое его когда-то строило. Этот самолет не мог летать.
Единственное, чего смогли добиться конструкторы, когда-то его строившие, что самолет на 3—4 метра отрывался от земли. Но в то же время это было самым трудным и опасным, так как требовало немалого мужества и мастерства. Потому что падение с высоты в 4—5 метров грозило не просто травмой, но и вспышкой горючего, ожогами, смертью: ведь катапультироваться с такой высоты невозможно, да и не было в этом самолете катапульты. Так вот, эти самые подлеты и совершал на нелетающем самолете Игорь Кравцов.
Консультантом нашей картины был тоже человек замечательный: Герой Советского Союза Г. Седов. Мы познакомились и со многими другими асами авиации, такими, как герой Советского Союза А. Кочетков, который, когда вышел на пенсию, пришел работать к нам, на Студию им. Горького. Все это люди поразительного мужества, красивые, выдержанные, глубоко образованные. Георгий Седов служил для нас нормой того, какими должны быть наши герои. Кочетков — человек невероятной смелости и скромности.
Прототипом образа Сергея Шарова был еще один бесстрашный пилот Марк Галлай. Мы подружились и с известными по всей стране летчиками-испытателями А. Федотовым и Л. Кувшиновым. Сегодня это герои Советского Союза. Подружились мы и с Ваней Микояном, летчиком-испытателем и инженером микояновской фирмы, и с замечательными конструкторами А. И. Микояном, А. С. Яковлевым, М. И. Гуревичем. Все эти люди знали, что я все сделаю, чтобы достичь в картине ощущения подлинности, поэтому они с удовольствием во все вмешивались — без их участия картина просто бы не состоялась.»
Отрывок из книги Л. Пайковой «Стратегия успеха. Творчество Татьяны Лиозновой», 1988 год
