Уже давно — и навсегда — имя Юлии Солнцевой стало достоянием настоящего, большого искусства. И не потому только, что она, будучи, как говорится, в самом расцвете своего артистического дарования, юного и покоряющего (в «Аэлите» особенно победительно заявившего о себе), решительно и навсегда отказалась от актерской деятельности, посвятив себя служению могучему созидательному таланту А. П. Довженко, одного из великих основоположников советского кинематографа. Имя Юлии Солнцевой получило собственное, притом вполне самобытное, значение. Хотя сама-то она, став кинорежиссером известным, выработавшим и свою творческую концепцию и свой художественный почерк, по-прежнему остается на посту самоотверженного служения памяти А. П. Довженко. Служения повседневного. Служения, которое она — как вчера, так и сегодня — настойчиво подтверждает всей своей жизнью.
Для тех, кто близко знал Юлию Ипполитовну Солнцеву, отчетливо видится в этом беззаветном служении и свершаемый ею высокий подвиг и некий единственно возможный для нее способ существования. Жизнь Солнцевой поэтому— жизнь особенная. Соответственно сформировавшая и такой же особенный характер. Тут — воля неукротимая. Сила свершения — позволю себе сказать прямо — отнюдь не женская. Самоотдача в творчестве — редкостно цельная и полная. Такая самоотдача, когда забвению, небрежению подвергаются в первую очередь все интересы собственные. В том числе — здоровье, отдых, покой... В искусстве Солнцева — прежде всего труженик, беспощадный к себе. Труженик одержимый, неистовый. Личный пример отношения ее к делу вызывает непреходящее чувство изумления. Самую жизнь она воспринимает прежде всего с позиции нравственного долга.
Мало кто знает, например, в каком состоянии находилась Юлия Ипполитовна, когда, тяжело больная, в зимнюю нелегкую пору снимала она в Челябинске, в цехах большого металлургического завода свою картину «Мир в трех измерениях». Фильм получился необычный, глубинный, очень не «простой»; наполненный содержанием значительным, заставляющий думать о себе. Здесь Солнцевой удалось осуществить давний замысел. Она вынашивала его (я-то знаю это очень хорошо) годами. Ее мечтой было показать, как интересен и одухотворен, как велик в своих возможностях нынешний рабочий человек — подлинное олицетворение советского строя.
Упорно и очень долго Юлия Ипполитовна искала живой прототип своего героя — рабочего-металлурга Боярышева. Искала настойчиво. Вчитывалась в газеты, журналы, вслушивалась в передачу «Время». Ей нужна была не «выдумка», а сама нынешняя доподлинная жизнь; этому прежде всего научил ее великий художник Довженко — опираться в построении образа, в творчестве вообще лишь на живые, непреложные явления сущего, в них находить и утверждать идею. Поиск Солнцевой — поиск требовательный, придирчивый и целеустремленный — подтвердил эту мысль вполне убедительно. Подтвердил живым примером героя-современника, которого можно — и должно!— было вывести на экран. Решив поручить роль Боярышева, рабочего-ученого, Игорю Владимирову, артисту очень сильному и своеобразному, Солнцева не только не ошиблась в своем выборе, но точнейше «угадала» образ героя. Он возник на экране таким, как она хотела: простым, а в то же время редкостно значительным. Незаурядным.
Правда режиссерского искусства Солнцевой — правда высокая. Помогающая людям не просто «видеть» нечто происходящее вокруг, но еще и учиться думать о нем, понимать его, гордиться свершениями народа и радоваться им.
Подобная же концепция творческого изображения нашей жизни, современности была положена Солнцевой несколько лет назад в ее великолепную — не побоимся этого слова!— картину «Такие высокие горы». Тот, давний уже фильм рассказал людям о повседневном! поистине подвижническом труде «обыкновенного» деревенского учителя. Эту роль сыграл Сергей Бондарчук. Сыграл грустно и светло, с той свойственной ему одержимой поглощенностью жизнью героя, которая только и нужна была режиссуре Солнцевой, утвердившей этим образом довженковское понимание художественного идеала: продолжать воссоздание реальной жизни на экране ради ее дальнейшего совершенствования.
Александр Петрович всегда, до последних дней своей жизни утверждал, что «непростительно глупо и пошло выдумывать что-либо непохожее». Но он же сам, Довженко, отлично знал, что одной лишь мелкой, заурядной «похожести» искусству уж и вовсе не надобно! Этот закон творчества непреложен и для Солнцевой. Она и от своих собственных и от всех других фильмов всегда одинаково страстно требует вот этого довженковского отказа и от «выдумки» и от «медных пятаков» бытописания, от всего, что страдает заурядностью, мелкотемьем. Желанным для нее в искусстве кино было и остается жизненное явление — родившееся в действительности и в ней же заявившее о себе, ставшее реальностью. Солнцева не допускает ни якобы стремящейся «исправить» жизнь, якобы «критической» фактографии, ни фальшивого славословия, барабанной трескотни, заглушающей те живые голоса, в которых — если они живые! — будет сама по себе звучать и боль самой жизни, и горечь утрат, и обида непонимания, и тревога за будущее детей, за завтрашний день человечества...
«Меряйте жизнь и смерть большой мерой». Так было сказано Довженко в «Повести пламенных лет».
Вот эту большую — во всем! — меру и приняла в наследие Солнцева. Она как режиссер осуществила на экране все сценарии, оставленные Довженко. Сделанные ею по этим сценариям картины обошли нашу страну, побывали и за рубежом. И всюду получили признание, горячую благодарность зрителей.
«Поэма о море», «Повесть пламенных лет», «Зачарованная Десна»... Думается, у многих на памяти эти фильмы. Но и они тем не менее, безусловно, ждут своего повторения на экране. В жизнь ведь пришло молодое зрительское поколение, и ему нужны эти картины. Нужны как явление особого, высокого звучания, как школа гражданственности и патриотизма. Солнцева озвучила, вернула современности и все прежние, давние фильмы Довженко. Они все разные, но равно живые сегодня, ибо нет среди них «приблизительности» жизни, спекулятивной— в ту или иную сторону— подделки под жизнь.
Среди этих воссозданных Солнцевой фильмов Довженко самой любимой для каждого будет, наверное, какая-то своя картина, что-то свое, заветное, говорящее душе человеческой... Для меня остается такой именно лентой, которую хотелось бы увидеть еще и еще раз, «Зачарованная Десна», впрямую адресованная юности. Взывающая к нестарению души, к вечно молодой взыскательности. О требовательности—и чуткости! — сердца...
Лирическое, исповедальное, какое-то песенное, негромкое, но пронзительное слово Довженко — а я не раз слышала его собственные притчи-рассказы о босоногом детстве, о мечтах и грезах, о жестокости несбывшегося в жизни и о том, что сбылось. Все эти довженковские интонации возникли в фильме, который потрясает человеческое духовное существо и делает его совершеннее, добрее...
Мне опять же не раз довелось побывать и на съемках фильмов у Юлии Ипполитовны. Работа ее над «Зачарованной Десной» останется для меня особо памятной. Наверное, еще и потому, что шла она на родине Александра Петровича, в съемках участвовали люди, близко знавшие его самого, его родных. Атмосфера работы—при всей ее напряженности — была приподнятой, романтической...
А ведь после «Зачарованной Десны». Солнцева поставила еще и «Незабываемое»— по рассказам Александра Петровича. Поставила «Золотые ворота», фильм-воспоминание, органически вобравший в себя фрагменты всех произведений Довженко, начиная с самых первых его работ в кино. Это замечав тельное создание Солнцевой еще и еще раз утвердило и благодарную память людей о Довженко и вечную, неувядаемую славу художника-коммуниста* художника-идеолога, художника-бойца. Вся эта деятельность Юлии Ипполитовны, безусловно, заслуживает особой благодарности, глубокого общественного признания ее заслуг.
Щедрое, самоотверженное служение Юлии Солнцевой киноискусству позволяет видеть в ней деятеля крупного и серьезного. Ее работы, выходящие на экран, не «забавляют» и не «развлекают» нас, но говорят с нами о жизни по очень высокому, довженковскому счету. И мы знаем: самый счет этот давно стал и собственным счетом Юлии Солнцевой.
Ее собственной мерой жизни в творчестве.
Н. Толченова
Заслуженный деятель искусств РСФСР
«Советский экран» № 15, 1981 год
