23 октября открывается 27-й Токийский международный кинофестиваль. Если следовать прежней классификации, то он входит в высшую фестивальную категорию «А». В одной из его программ, где собраны картины со всего мира, покажут «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» Андрея Кончаловского. Впервые за долгое время в основной конкурс приглашен российский фильм «Испытание» Александра Котта. Его события происходят на фоне взрыва водородной бомбы. А это для каждого японца до сих пор болезненная тема.
«Испытание» уже отмечено на 25-ом сочинском фестиваль «Кинотавр», где жюри под руководством Андрея Звягинцева присудило ей главную награду за лучший фильм. А рассказывает он о том, насколько все хрупко в этом мире, и ты не знаешь, что ждет тебя завтра. События отсылают к середине прошлого века, когда было произведено испытание водородной бомбы в районе Семипалатинска. На выбор натуры группа ездила в Казахстан, но почувствовали там депрессивную атмосферу, поэтому отправились на поиски новых мест. В итоге снимали в Крыму. Первая версия фильма была трехчасовой. Потом картину сократили вдвое. Мы разговариваем с Александром Коттом накануне открытия Токийского фестиваля.
- Удивились приглашению в Токио?
- Да, но это приятная новость. Я подумал, что для японцев это болезненная тема. Наверное, она и стала одной из причин приглашение нашего фильма на фестиваль.
- Почему вам важно было показать испытание бомбы?
- Без этого кино не получилось бы. Наши страсти, переживания — ничто по сравнению с тем, что однажды все это за минуту может исчезнуть, будет сметено с Земли.
- Но могло произойти любое другое экстремальное событие, нарушающее ход жизни?
- Могло бы. Но взрыв ядерной бомбы настолько впечатляет, что получается история про красивую смерть, как это ни странно. Смерть, чудовищно прекрасную. Если бы мы показали землятресение, выглядело бы все иначе. Живут люди, и вдруг вырастает такое чудище из под земли.
- Как сложилась судьба «Испытания» в России?
- Был прокат, о котором мы и не мечтали. 20 копий, на мой взгляд, - это много для такого фильма. То, что заставили зрителя заплатить деньги за кино без слов — здорово. Притом, что фильм-то не коммерческий. Слова мешают. И я давно хотел снять фильм без слов, рассказать историю при помощи изображения. Но идеи сделать картину про апокалипсис не было. Сравнивать меня в этом смысле с Ларсом фон Триером, как это случилось на «Кинотавре», — безумие. Я делал то, что хотел. Желаю всем своим коллегам хотя бы раз в жизни снять кино, о котором они мечтают.
- Вы только что вернулись со съемок? Осуществляете заветный авторский замысел про слепого человека?
- Я снял его еще весной. А сейчас работаю над продолжением сериала «Обратная сторона луны»
- Как вы все успеваете? Да еще работать на два фронта.
- Режиссерская профессия такая: то ни одного фильма не снимаю, то три подряд. Не считаю, что существую на два фронта. Есть телевизионное кино и кино для большого экрана. У меня не было ни одного коммерческого фильма и не будет.
- Из принципа?
- Мне это неинтересно. В «Елках» я снимал только новеллы. А полнометражные фильмы типа «Беременного» мне совсем не интересны. Я делаю то, что хочу, то, что меня возбуждает. Когда смотришь американские сериалы, понимаешь, что это то, к чему надо стремиться. У нас тоже могут быть хорошие телефильмы.
