Однажды я уже написал все это.
С тех пор прошли годы. Я перечел. Все оставалось по-прежнему. И прежняя любовь, и прежнее признание...
Да, я люблю женщин. Женщин вообще и актрис в частности. Но если с женщинами вообще отношения у меня складываются неплохо (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!), то с актрисами отношения не складываются вообще никак. Потому скорее всего, что женщина-актриса в мужчине-сценаристе видит главным образом сценариста и лишь совсем немного мужчину. При встречах актрисы скользят по мне равнодушным взором и говорят открытым текстом: «О чем с тобой толковать? Ты же пишешь только для своей любимой Гундаревой!»
И настает пора признания: да, я люблю Гундареву. Замечательную актрису Наталью Георгиевну Гундареву. И любовь моя долгая, трудная...
Ну, прежде всего это любовь с первого взгляда.
Я увидел ее впервые лет семнадцать назад. Пришел на спектакль Театра имени Вл. Маяковского «Дети Ванюшина». Пришел смотреть замечательного Евгения Леонова. И увидел его. Но еще в тот вечер я увидел на сцене юную выпускницу Щукинского училища Наташу Гундареву. Ее лицо еще не было никому знакомо. Ее талант еще был неизвестен. Даже имя ее еще не было напечатано в программке, а вписано от руки. Но вот я увидел и полюбил! Это лицо, это имя, этот талант... Всё — с первого взгляда.
Впрочем, этих взглядов и впоследствии было немного. Я писал специально для нее экранные судьбы, но в жизни судьба подарила мне встречи с Натальей Георгиевной, которые можно пересчитать по пальцам. Да и, кроме того, они всегда коротки и деловиты, наши встречи: на репетициях она занята репетициями, на съемках — съемками, на тонировках — тонировками. Наши телефонные переговоры столь же коротки и столь же конкретны: «почитай новый сценарий», «приходи в театр на премьеру», «с Новым годом, с новым счастьем...».
Такая вот любовь! Да еще, увы, безответная!..
Я не раз устно и печатно признавался в моей любви к этой актрисе, но ни разу (ни печатно, ни даже, представьте себе, устно) не услышал ответного признания. Вот, к примеру, Гундарева стала в свое время — рекордно, в третий раз! — лучшей актрисой года по зрительскому опросу журнала «Советский экран». Ну, уж теперь-то, внутренне ликовал я, она в интервью непременно отметит, что дважды из этих трех раз награждена за роли, написанные для нее необычайно талантливым сценаристом Аркадием Ининым, в фильмах «Однажды двадцать лет спустя» и «Одиноким предоставляется общежитие». Я ждал этих заветных слов... Но вместо них дождался новогодней «Кинопанорамы», в которой Наталья Георгиевна сообщила, что положа руку на сердце сценарий мой ужаснул ее, как «кремовый торт», что никакого качественного материала в нем не было, но она с режиссером подумала, поработала, взялась как следует, и ничего — получилось.
Да, такая вот любовь!..
Но все равно, когда я вижу Гундареву — на сцене ли, на экране — я забываю все! Потому, что она все может. Может играть комедию и трагедию, любовь и ненависть, жизнетворящее добро и испепеляющее зло. Она может петь и танцевать, плакать и смеяться, потрясающе кричать и так же потрясающе молчать.
Глаза Гундаревой — это разговор особый. Они неповторимы и необъяснимы. Самое поразительное, что они одинаково прекрасны и на крупном плане киноэкрана, и из двадцатого ряда театрального зала. Они притягивают, гипнотизируют, завораживают. Этим глазам невозможно не поверить. И я верю, когда Гундарева — очень счастливая мать многодетного семейства и не слишком счастливая одинокая женщина из общежития. Верю, когда она — российская леди Макбет и заморская фарсовая Мадам (в спектаклях Театра имени Вл. Маяковского «Леди Макбет Мценского уезда» и «Агент 00»).
И еще. Я видел ее не только на сцене и на экране. Я видел ее в деле, я знаю ее в работе. И здесь она тоже умеет все. Умеет читать строки сценария и видеть между строк то, что сама хотела бы сыграть в этой роли. Умеет слушать режиссера и заставить его выслушать себя. Умеет максимально приспособиться к партнеру и незаметно подчинить его своей задаче.
Гундарева на съемочной площадке — это поразительное совмещение, казалось бы, несовместимого. Она и предельно собрана, и чрезвычайно раскована. Абсолютно погружена в себя, но не упускает малейших нюансов происходящего вокруг. Она — образец беспрекословного подчинения воле постановщика и совершенно независимого человеческого самовыявления. Она — губка, жадно впитывающая все мнения, сомнения, предложения, и она же — фонтан мнений и предложений собственных.
Я наблюдаю все это, я все это вспоминаю и думаю: «А может, она права?» Может, и впрямь ничего такого для нее в моих сценариях и не было, а вот она — умница! — сама поработала, постаралась, взялась как следует — и...
Аркадий Инин
"Советский экран" № 6, 1989 год
