Я еще застала немое кино, видела первых его «звезд» — Веру Холодную, Мозжухина, Полонского и Максимова. Я застала даже иллюзионы, как тогда назывались маленькие кинотеатрики. В этих иллюзионах шли видовые картины или немые увлекательные драмы с западными киногероями.
Показывали невероятные комедии с Максом Линдером, потом появились трюковые картины с Гарольдом Ллойдом, с никогда не улыбавшимся Бестером Китоном, ну и, конечно, Чарли Чаплиной, Мэри Пикфорд и Дугласом Фэрбенксом. Я любила кино, часто ходила смотреть «звезд» американского экрана. До сих пор не могу забыть картин с Бетт Дэвис и, конечно же, со сводившей всех с ума в «Маленькой маме» и в «Петере» очаровательной Франческой Гааль.
Сначала я не думала о кинокарьере. Театр был для меня всем, как остается всем и по сей день. Но появилось желание и самой сняться. Что привлекало? Я была молода, отсюда желание славы и популярности. С первым моим фильмом — «Тираном Падуанским» — ничего не получилось. Произошла революция, и все съемки были отменены. Иначе сложились обстоятельства с «Аэлитой». Я прошла все пробы, была утверждена на роль Аэлиты, мне даже выдали аванс. Я ждала вызова на съемки, но снималась не я, а Ю.И.Солнцева (впоследствии известный кинорежиссер), которая первоначально должна была играть мою горничную. Я очень переживала свою неудачу и успокаивала себя тем, что отказали мне до съемок, значит, не как провалившейся актрисе. Впоследствии мне часто приходилось именно в кино получать такие щелчки. Но вот однажды в каком-то обществе я услыхала, что «не фотогенична», особенно мешают будто бы мои брови. Ну не фотогенична—что же делать! Брить брови я не хотела. Так и покорилась формуле: «неудавшаяся киноактриса».
В 30-е годы Константин Эггерт пригласил меня сниматься в фильме «Гобсек» с Л. М. Леонидовым. С ним у меня, по сценарию, была одна сцена, потом добавилась еще одна. Волновалась я ужасно. Леонида Мироновича я глубоко уважала, к тому же он был мхатовец: как-то он отнесется ко мне, совершенно неопытной в кино, да еще актрисе Малого театра. Сам он и репетировал и снимался прекрасно, но замечаний мне никаких не делал, так как занят был своей ролью. Никакого недоброжелательства с его стороны я не чувствовала. Однажды мы снимали сцену, где я, графиня Ресто, ищу либо завещание, либо деньги в комнате своего умершего мужа (в этой сцене скончавшегося графа играл дублер: Эггерт — исполнитель и режиссер — стоял у аппарата). На репетициях было точно условлено, где я, после всех поисков, наконец найду деньги.
Начали съемку, и... я забыла место, где спрятаны деньги. Я в ужасе с остервенением переворачивала всю постель и дублера-«труп», мучительно вспоминая, где же эти проклятые деньги. А съемка шла, лента крутилась, и я уже не играла, а действительно с отчаянием металась от стола к постели, вспоминая репетиционное место свертка с деньгами. Совсем выбившись из сил (поворочай-ка этого дублера!), я наконец вспомнила место и завершила сцену.
Очень меня хвалили и Эггерт и оператор, говоря, что сцена вышла великолепно. Да, чего она мне стоила! Прервать съемку я считала невозможным, хотя ничего бы не произошло — ну, начали бы еще раз с начала. Кстати, о моей нефотогеничности: «Гобсек» явно свидетельствовал об обратном...
Как-то до меня дошли слухи, что Протазанов хочет снимать «Любовь Яровую» и Панову предложить играть мне. Почему этого не случилось — не знаю. Во всяком случае, никаких съемок «Любови Яровой» не было. Но такая мечта у Протазанова действительно существовала. И для меня это осталось лишь мечтой.
Потом война, фронт. После войны стали снимать фильмы-спектакли. Часто с завистью смотрела я кинофильмы с Марецкой, Ужвий, смотрела, восхищалась и понимала, что к этим ролям совсем не подхожу. Надо было окончательно расстаться с мечтой о кино. Но вот. после съемок нашего спектакля «Варвары» Л. Д. Луковым, я получила от него приглашение играть в картине «Об этом забывать нельзя». Сюжет картины — убийство писателя Ярослава Галана. Я должна была играть участницу контрреволюционной банды. Она маскируется под личиной подруги одного из близких Галану людей. В общем, руководит всем заговором вместе со своим сообщником, которого мастерски играл Н. С. Плотников. На съемках была очень приятная атмосфера. Работала я с большим удовольствием. Участвовали Л. Н. Смирнова, В. В. Тихонов, С. Ф. Бондарчук. Все были тогда еще совсем молодыми. Моей партнершей, игравшей подругу, в доверие к которой я втерлась, была О.А.Жизнева. Фильм получился безусловно интересный. Он шел и за границей, но под названием «Агент № 13». Вот этим агентом № 13 и была я. Однако в Москве по каким-то причинам фильм широко не рекламировался. Сейчас на моих творческих вечерах иногда показывают последний допрос и разоблачение моей героини. В этих кадрах моим партнером был Б. М. Тенин, который играл следователя. За эту работу меня хвалили и коллеги по работе и сам Луков.
Через некоторое время он пригласил меня сниматься в картине «Две жизни». Главные роли исполняли Н. Н. Рыбников и В. В. Тихонов. Тихонов играл белогвардейца князя Мещерского. Я играла его тетку, ярую монархистку, аристократку, в бешеной ярости, из пулемета, поставленного на чердаке ее особняка, расстреливающую демонстрацию на Садовой в Петрограде. Затем следовали кадры ареста княгини и ее проход через возмущенную толпу.
Съемки шли в Ленинграде. Стояли морозы. И мы все намерзлись и на натуре и в холодном вестибюле, из которого меня выводили арестованную. Пулемет я освоила быстро, и ворвавшимся красногвардейцам стоило действительно немалых усилий меня от него оторвать, так что Луков даже испугался, как бы меня по-настоящему не растерзали солдаты-статисты. Потом, при дублях на набережной, когда я шла до извозчика, на котором меня увозили арестованную, толпа действительно была настроена угрожающе. Кто-то залепил мне в спину таким снежком, что я и сквозь шубу почувствовала хороший удар. Луков даже счел необходимым при дубле разъяснить толпе статистов, что я актриса, а не всамделишная злобная княгиня. А вот сцена самого ареста кому-то не понравилась. И уже после, когда были разобраны декорации внутренней лестницы особняка, Луков опять меня вызвал и стал снимать разные варианты ареста. Я понимала, что дело во мне. Но чего от меня хотел в этой сцене Луков и что я делала неверно, я никак не могла уразуметь. Промучившись со мной весь съемочный день, Луков наконец закончил съемку и с раздражением сказал: «Ведь все было хорошо, не знаю, что Каплеру еще нужно!» В общем, кадры ареста так в картину и не вошли. Чем был недоволен А. Я. Каплер, автор сценария, я так и не узнала. Думаю, что я играла сцену ареста с чересчур большим нажимом. В этом, вероятно, и был мой просчет.
После я много раз участвовала в съемках спектаклей, но в кино меня не приглашали. Да и что я могла играть в кино? Я явно не подходила к тем ролям современных женщин, которые были так распространены в картинах. И вдруг Бондарчук снимает «Войну и мир». У меня мелькнула надежда — а может, позовут. Ведь тут я могла быть полезной. И действительно, меня пригласили на пробу роли графини Ростовой. Сделали несколько гримов, причесок, сняли в профиль, анфас, все честь по чести. А снималась в этой роли, как известно, К. Н. Головко. С образом, который она создала, я не согласна, представляла себе графиню Ростову несколько иной, более породистой, что ли. Но так или иначе, а я дала себе слово больше ни на какие пробы никогда не соглашаться и с кино кончить всякие отношения. Если уж в «Анне Карениной» и в «Войне и мире» мне не нашлось роли, то больше не о чем и мечтать.
Для телеэкрана я оказывалась и приемлемой и фотогеничной. Снималась и в спектаклях, были у меня и отдельные выступления и даже чтецкие номера. И вот опять вызов. Советско-японская картина. В главной роли— мой товарищ Юрий Соломин. Прислали мне сцена рий. В общем, роль небольшая, спокойная, съемки в Ленинграде и Москве. Думаю, поеду, поговорю, но на пробу не пойду. Видели меня по телевизору — какая я есть, а пробовать нечего. Поехала. Режиссер и ассистент на меня посмотрели, я—на них, а снималась Е. М. Соло-дова. Картины я не видела. Так и не получился мой «роман» с кино. Очень жаль. В последние годы я бы хотела сниматься не из-за популярности, а чтобы на дублях лучше изучить свои недостатки. Но сейчас, когда я вижу себя по телевизору, прихожу в ужас! Все мне не нравится: и я сама, и я как актриса. Порой просто хочется сразу же подать на пенсию и закончить свою творческую жизнь. Но польза от телевидения огромная. Посмотрев себя в «Головлевых», я поняла, что надо исправить моей Арине Петровне в будущих спектаклях. И очень волновалась и боялась телесъемок «Мамуре». Слишком дорога мне эта роль. Дорог и прием зрителей в театре.
А радио? Я люблю читать по радио стихи, прозу. Тут какая-то задушевность появляется. Сидишь одна и говоришь кому-то одному или одной. Микрофон не мешает, не пугает, он друг-собеседник. И нет страха что-то забыть. Текст перед глазами, или, если говоришь о ком-то или о чем-то, есть маленький конспект, тезисы. И ведешь беседу уверенно.
Таковы мои взаимоотношения с искусством, основанным на технике,— с кино, радио, телевидением.
