Гарин и Локшина,.. Много лет эти два имени рядом и в титрах фильмов и на театральных афишах. Гарин и Локшина вместе ставили в кино «Доктора Калюжного», «Принца и нищего», «Женитьбу» и «Синегорию», на сцене «Тень» и «Обыкновенное чудо» — спектакли, которые несколько лет назад были событиями в театральной жизни Москвы. Вместе работали у Мейерхольда: Локшина — режиссером-ассистентом, а Гарин играл Гулячкина в «Мандате», Хлестакова в «Ревизоре», Чацкого в «Горе от ума»... Два человека прожили вместе большую, яркую жизнь в искусстве. Они привыкли много работать и жить творчеством. И сейчас они погружены в сегодняшний день и завтрашние планы. Хеся Александровна занята дублированием фильмов. Под ее режиссерским руководством заговорили по-русски английский фильм «Квартира», грузинский «Мольба» и многие-многие другие. Дубляж — работа очень сложная, специфическая: за 7—10 смен актеры должны проиграть, проговорить, прожить весь полнометражный фильм. — И учтите еще, что от своего лица актеру работать всегда легче, чем от чужого,— заметила Хеся Александровна,— тут нужно и остро чувствовать ритм и быть совершенно раскованным, свободным. Словом, дубляж хоть и считается в кинематографических кругах неким второстепенным занятием, но далеко не каждый, даже очень хороший актер с этой работой справляется. Я могла бы назвать весьма известные актерские имена: пробовали — и не вышло. А вот, скажем, Валерий Золотухин из Театра на Таганке оказался блистательным мастером дубляжа, у него великолепное чувство ритма, реакции, свобода владения голосом. Я получала истинное удовольствие, работая с ним над «Квартирой». В общем, как бы ни была сложна и трудна работа, не работать— это самое трудное!Не хочется думать о том, что Гарин и Локшина уже далеко не молодые люди, и не хочется начинать разговор о прошлом, как бы интересно оно ни было для каждого, кто интересуется историей советского театра и советской комедии. К тому же Гарин подготовил для издательства «Искусство» книгу воспоминаний, которая, надо надеяться, скоро выйдет в свет, и мы найдем в ней много любопытного.
Поэтому мы заговорили вот о чем. За последнее время на экранах, по телевидению довольно часто мелькают озвученные музыкой ленты немого кино — советские комедии двадцатых годов, фильмы знаменитых зарубежных комиков — Гарольда Ллойда, Макса Линдера, Бестера Китона... Они вызывают неизменный интерес. Искусство бессловесного трюка, в котором острота мысли выражается в совершенном физическом действии, приводит нас в неизменный восторг. Но неужели из-за того, что трюк нем, мы почти не встречаемся с ним в нашем полном звуков современном кинематографическом мире?
— Я с этим не согласна,— сказала Хеся Александровна, — старые трюки вечны, как законы смешного. И теперь я наслаждаюсь самым искренним образом, когда смотрю картины некоторых молодых режиссеров, работающих в манере, близкой немому кино. Я имею в виду фильмы «Свадьба» Михаила Кобахидзе, «Мужчины» Эдмонда Кеосаяна. Одна из причин того, что эти приятные встречи так редки, по-моему, заключается в системе воспитания актеров. Будущих актеров учат достоверности изображения, и только. А вспомните Чарли Чаплина или Бестера Китона! Они на протяжении всей жизни разрабатывали богатство и своеобразие Собственной артистической личности. Их трюки всегда неразрывны с образом, с характером героя и поэтому неиссякаемы. Об этом надо помнить...
— Я бы сейчас с удовольствием посмотрел чаплинские «Огни рампы»,— мечтательно произнес Гарин.
— Эраст Павлович, а у вас есть любимый фильм?
— Один фильм? Назвать один любимый — невозможно. Я люблю Чаплина почти всего, Бестера Китона, Тото... Это все личности с неограниченными запасами внутреннего содержания. Вот, например, Фернандель — это уже комик рангом ниже, он шел
не от внутреннего содержания, а приспосабливался к своему физическому облику.
— Вы всегда играли разные роли и никогда не пробовали создать для себя постоянного героя?
— Пробовал. В начале 50-х годов мы с Хесей задумывали создать серию короткометражек, с одним комедийным героем, неким Петуховым, хитрым и ограниченным бюрократом, чем-то там заведующим. Но сняли мы только два фильма — «Синюю птичку» и «Фонтан». С нами работал художник Л, Сойфертис — вот на стенке его эскизы к Петухову. А вот фотопробы для следующей картины этой серии — «Дорогой племянник», где я, кроме главного героя, играл еще шесть ролей, в том числе и женские. Сюжет фильма заключался в том, что в конторе у героя работают исключительно родственники, поэтому все мои персонажи слегка между собой похожи.
— А знаете, как создавались персонажи «Дорогого племянника»? — продолжал Гарин.— С моего лица сняли гипсовую маску. Затем я собрал фотографии всех своих родственников, похожих на меня. Художник Сойфертис сделал великолепные эскизы грима всех этих семи человек, а гример реализовала все задуманное на моем лице. Лицо, многократно перегримированное, превратилось в подержанную портянку, но эффект был достигнут! Мы даже сняли одну пробную сценку, однако закончить фильм не удалось...
Хеся Александровна вздохнула скорее философски, чем грустно:
— В нашем комедийном деле неосуществленных замыслов куда больше, чем осуществленных... Как вы думаете, сколько ролей сыграл Гарин на сцене и в кино? Не так уж много...
— Я не считал,— откликнулся Эраст Павлович,— но думаю, что не больше тридцати. Даже если прибавить сюда только что законченную — стражника в музыкальной комедии «Много шума из ничего» в постановке Самсонова.
Наверное, в том, что нам кажется, будто мы видели Эраста Гарина на экране гораздо чаще, сказывается особый «эффект резонанса» яркой, запоминающейся роли. Пусть только в воспоминаниях и фотографиях дошли до вас персонажи мейерхольдовских спектаклей, но вот уже второе поколение зрителей любит добрейшего га-ринского короля в «Золушке», а дедушки и бабушки наши забыть не могут его Альфреда Тараканова в «Музыкальной истории».
А может быть, секрет еще и в другом — может быть, это секрет айсберга? Нам удается увидеть только меньшую, осуществленную часть артистических замыслов, а большая остается лишь набросками, в которых наверняка таится так много ценного, что жаль становится, но жалеть нельзя: без подводной части айсберг потеряет устойчивость.
И я прошу Хесю Александровну — только она знает, где что лежит в доме,— показать мне эту «подводную часть» творчества.
Архив —общий семейный архив — у Гарина и Локпшной в полном беспорядке. Вот фотография пятидесятилетней давности: худенький юноша в косоворотке и кепочке («такой он был в 1922 году, когда мы поженились»,— сказала Хеся Александровна). Вот наброски декораций мейерхольдовских спектаклей. Тут же кадры из «Золушки» и пробы несостоявшихся ролей... Начав копаться в этих папках, коробках, свертках, оторваться очень трудно. Эти фотографии, рукописи, рисунки, словно отголоски далеких споров, триумфов, поражений,— интереснейшие документы, никогда и не подозревавшие, что станут предметом изучения для историков кино и театра.
Особенно интересны фотографии к несостоявшимся по разным причинам ролям. Эти роли, вернее, Гарин в знакомых по другим произведениям образах, порой так неожиданны! К тому же Гарин-актер настолько пластически выразителен, что по одной фотографии, словно с одного взгляда, легко представляешь себе, каким был бы его герой.
Например, Максим. Максим Бориса Чиркова настолько привычен, что представить себе другого актера в этой роли кажется просто невозможным. А ведь был другой актер — Эраст Гарин, и партнершей его была не Кибардина, а Елена Кузьмина. С их участием отсняли несколько эпизодов, а потом фильм был законсервирован, актерская группа распалась, и Козинцев и Трауберг продолжали свою работу уже с другими исполнителями. Нельзя, разумеется, рассуждать о том, был бы Максим Гарина интереснее или нет: он был бы другим. Это видно по кадрам из съемок. На фото он более «шпанистый», более склонный к дуракавалянью... А дальше? Дальше нет фото...
После эйзенштейновского «Ивана Грозного» эту же тему намеревался поднять Иван Пырьев. (И снова что толку рассуждать, чей вариант оказался бы интереснее: они разные!) Гарину Пырьев предложил роль захудалого боярина Нефедки — отравителя царицы. Вот фотопроба — запуганный, хитроватый, всклокоченная бороденка, невзрачная одежонка...
Есть пробы из «Поединка» Куприна — Гарин в роли Ромашова, из водевиля «Аз и Ферт» Савченко, из «Доктора Калюжного» — еще до фильма Гарин играл згу роль в театре...
«Традиционно восприятие Гарина как эксцентричного комика. Конечно, он эксцентричен и потешен»,— писал о Гарине критик Михаил Блейман. За этими словами следует «но». Длинное «но», за которым критик отмечает и реалистическую условность игры и непосредственную веру детского восприятия артиста... Будто в подтверждение этой оценки, смотрит с книжной полки лупоглазый медвежонок — его подарили Гарину после премьеры «Обыкновенного чуда» в Театре киноактера. «Ты оживил меня и сотворил чудо...» — гласит медная бляшка, висящая на шее медвежонка.
И как тут не вспомнить чудо, которое в свое время сотворил с Гариным Мейерхольд, поручив ему роль Чацкого. Классический простак Гарин был в нашумевшем спектакле «Горе уму» (в такой редакции было дано название пьесы) главной находкой режиссёра. Сохранилась записка, которую Мейерхольд во время репетиции написал Локшиной: «Хесе — совершенно секретно. Я знаю, меня будут упрекать в пристрастии, но мне кажется, только Гарин будет нашим Чацким:. Задорный мальчишка, а не трибун. У Яхонтова я боюсь «тенора» в оперном смысле и «красавчика», могущего конкурировать с Завадским...»
...Пора прощаться: у Хеси Александровны завтра с раннего утра дубляжная смена, Эраста Павловича ждут два непрочитанных сценария с новыми ролями.
Проходят годы, приходят болезни. Но не иссякает юмор и желание работать.
— Смех — органическая нормальная потребность человечества,— говорит Хеся Александровна.— Вот почему современные кинематографические деятели смеха в большом долгу перед зрителями.
Н. Колесникова
"Советский экран" № 17, 1973 год
