«Веселым ребятам» сорок лет... Какой это огромный срок! Как много радостных изменений произошло в жизни советских людей! Многое из того, что сорок лет назад считалось интересным, нынче может показаться наивным и незначительным. Особенно это касается киноискусства.
До «Веселых ребят» я десять лет проработал в кино в содружестве с Сергеем Михайловичем Эйзенштейном, в «Стачке» — ассистентом режиссера и актером, в «Броненосце «Потемкин» — вторым режиссером и актером (роль офицера Гиляровского); был я его соавтором, сорежиссером в фильмах «Старое и новое», «Октябрь», «Да здравствует Мексика!». Так формировался у меня опыт создания героико-исторических картин. Но и для них я иногда сочинял и снимал комедийные эпизоды. Делал я это как бы впрок, с мечтою о будущем.
В 1933 году в ЦК Компартии состоялось совещание, на которое были приглашены сценаристы и кинорежиссеры. Речь шла о том, что советский кинозритель справедливо требует советских кинокомедий, а их почти нет. Нельзя,— сказали нам, чтобы кинокомедия — этот важнейший участок советского кинофронта — оставался открытым.
Это был социальный заказ. Срочный! За работу над звуковой кинокомедией взялись тогда Всеволод Пудовкин, Александр Довженко, Григорий Козинцев и Леонид Трауберг. Не остался в стороне и Сергей Эйзенштейн — он придумал сценарий под незнанием «М. М. М.», что означало, «Максим Максимонич Максимов», которого должен был играть Максим Штраух. Максимов попадал из современности в Древнюю Русь, а в современной Москве оказывались бояре... Мне эта затея с боярами настолько не понравилась и мы так долго спорили, что я отважился «отделиться» от Эйзенштейна и — впервые!— создать фильм без него, самостоятельно, создать звуковую, музыкальную комедию.
Я с головой окунулся в работу и, считая ее очень и очень важной, не раз перечитывал тогда слова В. И. Ленина о том, что надо вносить в кино юмор, волнующие сцены комедии, привлекать внимание зрителя к явлениям хорошего, обадривающего и бичевать отрицательные стороны жизни.
Вносить юмор! Надо ли напоминать, как требовал его зритель и как трудно было нам, начинающим комедиографам.
Писатель Николай Эрдман, которого я пригласил работать над сценарием, очень удачно сострил по этому поводу:
— Когда зритель хочет смеяться, нам уже не до смеха!
И вместе с Н. Эрдманом и В. Массом я тогда «на своей шкуре» усвоил, какое надобно терпение, железное упорство, а главное, труд, труд и еще раз труд для сочинения смешного. Мы писали заново, переделывали, спорили, ссорились — иногда целыми сутками без перерыва! Плюс к тому — ни на день не прекращавшаяся борьба с противниками легкого киножанра, нескончаемые дискуссионные битвы вокруг сценария...
И все-таки сегодня мне хочется рассказать не столько о трудностях и препятствиях, сколько о том веселом и смешном, что сопутствовало рождению моей первой комедии...
Тогда еще не перевелась так называемая нэповская публика, ее жалкие остатки собирались на так называемые «вечерухи», где и отводили душу — нажирались, напивались, свинячили. Мы решили высмеять это иносказательно, как делают баснописцы,— на фигурах свиней, быков, коров и прочей скотины из стада пастуха Кости. По зову его дудочки вся эта орава врывается в столовую пансиона, пожирает салаты, фрукты, всякие людские деликатесы, лакает вино — уничтожает все, что приготовлено для банкета. Поросенок, забравшись на сервированный стол, опрокидывает коньяк и напивается, как законченный алкоголик. А бык по кличке «Чемберлен» довольствуется крюшоном.
Придумать-то мы придумали, но как снять трюки, не знали.
Попробовали на поросенке. Поставили его перед тарелкой с коньяком, ткнули носом и — к нашему удивлению — поросенок проявил явное пристрастие к коньяку и враз превратился в хулигана. Шатаясь и хрюкая, он ковылял по столу, бил бутылки и тарелки. В народе говорят, что пьяница похож на свинью. После этих съемок могу заверить: пьяная свинья похожа на пьяного человека,
Ободренные удачным экспериментом с поросенком, мы решили проделать то же с огромным быком, которого выбрали на мясной бойне. Поставили перед ним полведра водки и стали ждать. Бык долго принюхивался. Потом «пригубил» все-таки. А через секунду его уже нельзя было отогнать от ведра. Во хмелю он оказался буйным: оборвал привязь, выбежал во двор студии и начал гоняться за перепуганными людьми. Мой ассистент ехал на мотоцикле — бык бросился за ним. Ассистент спрыгнул с машины и взобрался на дерево, а бык бодал мотоцикл до тех пор, пока тот не заглох. Меня вызвали в дирекцию.
— Что это вы там устраиваете бой быков? Во двор выйти невозможно! Студия так план не выполнит,— сурово сказали мне.— Уберите быка немедленно!
Легко сказать: «Немедленно». Но как убрать «пьяницу»?
Вызвали пожарную команду: струями воды из брандспойтов загнали быка в гараж и заперли. Что делать дальше? Я отправился на консультацию к основоположнику дуровской династии клоунов-дрессировщиков, Владимиру Леонидовичу. Внимательно выслушав меня, он сказал: «Бык — животное трудное. Недаром говорят: «Упрям как бык». Приведите его в мой «утолок», я понаблюдаю за его повадками, поработаю, а месяцев через пять видно будет, что из него получится».
А нам за это время всю картину надо закончить! Ждать было невозможно.
С отчаяния попробовали воспользоваться услугами гипнотизера. Но после четырехчасового сеанса он... упал в обморок, а быку хоть бы хны: он как жевал сено, так равнодушно и продолжал его жевать...
Съемки эпизода приостановились. А время шло. Декорация «простаивала», группа не выдавала предусмотренный планом полезный метраж. Положение с комедией было трагичным. Нас прорабатывали в стенгазете, на собраниях «Москинокомбината» (так в то время назывался «Мосфильм»).
И вот неожиданно появился симпатичный старичок с синими смеющимися глазами. Он оказался ветеринаром-пенсионером:
— Быку надо дать водки с бромом. Он будет и пьяный и тихий. Пошатается немного и быстро уснет.
Приняв все необходимые предосторожности, попробовали.
Ура! Все получалось так, как надо. Бык шатался, ложился, засыпал. Малюсенький, но крайне важный для смеха монтажный кусочек был удачно заснят. Уходя со съемок, очень довольный старый ветеринар любезно предупреждал женщин из съемочной группы, чтобы они не переносили этот опыт в домашние условия и не подливали бром в водку для своих мужей...
Был на съемках и такой случай. По сценарию пастуху Косте не удавалось выгнать из дома быка. Тогда Костя должен был оседлать его и выехать за ворота верхом. Исполнитель роли Кости — Леонид Осипович Утесов — отказался ездить на быке. «Это не моя специальность»,— пояснил он шутливо.
Я влез на быка сам, собираясь доказать, что возможность верховой езды на нашем Чемберлене не исключена. Но в это время Орлова, игравшая Анюту, робким голосом сказала:
— Разрешите мне попробовать!
«Это рискованно!»... «Это опасно!» «Это не женское дело»,— заговорили вокруг. Но Орлова смело взобралась по лестнице на быка. Бык был спокоен. Его поводили по декорации. Орлова набралась храбрости и решилась сидеть на быке лицом к хвосту: «Так будет еще смешнее!» Но во время съемки она так увлеклась и так яростно заколотила быка веником, что тот отреагировал по-своему: брыкнул — и сбросил Орлову. Оператор В. Нильсен успел заснять этот острый сюжет.
При падении Любовь Петровна так сильно ушибла спину, что более месяца пролежала в постели. И только когда разрешили врачи, мы сняли концовку этой сцены, показав, как Анюта легко вскакивала и прогоняла быка, толкая его и колотя кулаками. Вот как затянулись съемки смешного эпизода, который в фильме промелькнул за секунды.
Еще до выхода фильма на экран в некоторых газетах, журналах и на закрытых просмотрах разгорелась яростная полемика. Одни категорически отвергали нашу комедию, требовали ее запрета, как не соответствующую принципам советской кинематографии. Другие радовались, что наше киноискусство открыло новые возможности для веселых, смешных жанров. Все участники «Веселых ребят» (композитор И. Дунаевский, автор текстов песен В. Лебедев-Кумач, оператор В. Нильсен и я) переживали, огорчались, выслушивая резкую критику. Но было и другое. Как приятно, как радостно было узнать, что сказал о нашей комедии А. М. Горький: «Талантливая, очень талантливая картина... сделано смело, смотрится весело и с величайшим интересом. До чего талантливы люди! До чего хорошо играет эта девушка (имеется в виду Любовь Орлова.— Ред.)... Очень хороши все сцены с животными. А какая драка!.. Это вам не «американский бокс»... Сцену драки считаю самой сильной и самой интересной».
Некоторые критики обвиняли нас в американизме. Алексей Максимович говорил: «...американцы никогда не осмелятся сделать так... целый ряд эпизодов, какие мы имеем в этом фильме. Здесь я вижу настоящую русскую смелость с большим размахом». Он поддержал картину, и она вышла на экран.
Перед выпуском фильма мы боялись, что он может быть непонятен зрителю, непривычному. к такому жанру. Вместе с В. И. Лебедевым-Кумачом написали -стихотворный пролог, с которым я много раз выступал перед показом картины в рабочих и студенческих клубах, домах культуры и кинотеатрах. Я позволю себе опубликовать этот пролог:
Товарищ зритель!
В нынешнем спектакле
Героем главным будет звонкий смех.
Ведь вы пришли к нам отдохнуть — не так ли?
Ну, а ведь смех всегда был отдыхом для всех.
На час-другой заботы вы отбросьте.
Пускай сегодня позабавят вас
История талантливого Кости,
Любовь Анюты и веселый джаз.
Пусть песня над «Прозрачными ключами»
Вас бодростью своею увлечет,
Пускай экран веселыми лучами
Зарядку даст для завтрашних работ. И завтра на заводе, в наркомате
Вы улыбнетесь, может быть, слегка.
Припомнив джаз в нелепом мокром платье,
Веселый пляж и хмурого быка.
Лови мотив, который убегает.
Пусть нашу песню каждый запоет —
Ведь тот, кто с песней по жизни шагает,
Тот никогда и нигде не пропадет!
Вот уже много лет шагают по экранам не старея наши «Веселые ребята».
Григорий Александров
"Советский экран" № 23, 1974 год
