После долгих дождей горная дорога, на которой кое-где попадались остатки поржавевшей брошенной техники, превратилась в рыжее месиво. На обочине застыли немецкие танки и бронетранспортеры. Кончился бензин, и они оказались прикованными к земле. Солдаты вылезли из люков. Они радовались неожиданной передышке. Некоторые даже скинули тяжелые автоматы на первую, только что пробившуюся траву — была ранняя весна 1944 года...
Снимается советско-югославский фильм «Единственная дорога». Место съемок — склоны Карпат. Ставит картину югославский режиссер Владо Павлович (в советском прокате шел его фильм «Дети воеводы Шмидта»). Сценарист Вадим Трунин. На следующий день было Девятое мая. День Победы, той самой, за которую погибли многие герои «Единственной дороги». Съемок не было, режиссер В. Павлович смог рассказать о фильме:
— По сценарному времяисчислению до победы оставался еще целый год. Но во всем, даже в самой нехватке горючего, видны пробоины в налаженном механизме немецкой военной машины, чувствовалось приближение конца войны. События, о которых рассказывает фильм, длились три дня, с 23 по 25 апреля, в Северной Италии. Более точный адрес дать невозможно: место действия менялось вместе с перевозящей бензин немецкой колонной.
В сценарии точно обозначено, сколько и каких машин было в колонне. И все-таки мы сами впервые ощутили размах в опасность предстоящей партизанам операции, когда увидели на экране, на общем, снятом с вертолета плане растянувшуюся без конца и без края вдоль извилистой дороги ленту горючего (а в каждой машине двенадцать тонн смерти). Фашисты были так предусмотрительны, что захватили с собой похоронный грузовик с крестами на случай внезапной смерти кого-нибудь из колонны. Расчет трезвый: действия югославских партизан настолько усилились, что наивно было бы надеяться переправить без потерь через леса и безлюдные горные перевалы огромную колонну бензина. Правда, того, что же самые дальновидные из немцев...
Чтобы хоть как-то обезопасить свою шкуру, гитлеровцы посадили за руль русских пленных. Пленные вели машины в наручниках, цепь от которых связывала их с охранником.
Задание отряда югославских партизан — остановить колонну, но ни в коем случае не ценой жизни русских пленных. Как же быть? Но получилось так, что русские и югославы действовали согласованно без встреч и тайной переписки. Связь без связи — высшее проявление единодушия. И те и другие знают, что не допустят, чтобы бензин попал на фронт, и ищут разумное решение, единственную дорогу к победе и к жизни.
Надо сказать, что немцы тоже не спешили заглянуть в глаза ангелам. Среди них были слепо убежденные фанатики-нацисты, например, начальник колонны Хольц (В. Дворжецкий). Он умная, хитрая и сильная личность. Даже по-своему благородная: его не волнует карьера. Он живет верой в идею великой Германии. Жизнь для него не имеет ценности, а бензин дороже людей. В нашем фильме не будет суперменов и героев на котурнах. Но не будет и карикатурных врагов. В машину, за рулем которой сидел совсем еще юный парнишка Алеша Воронков, залетела бабочка. Она билась о пыльное стекло кабины. Алеша хотел помочь ей вылететь в открытое окно. Но мешали наручники. Сидевший рядом немец Цоллерн расслабил цепь, и Алеша смог поймать в выпустить бабочку. И потом, на протяжении оставшегося пути, до конца которого Алеше так и не удастся дойти, Цоллерн обращался с мальчиком не как с врагом или «пленным, а как с попавшим в беду парнем, которому он, к сожалению, ничем не мог помочь. Я не случайно остановился на этом маленьком эпизоде. Есть вещи, которые надо определить для себя с самого начала, а они, в свою очередь, определяют отношение ко всему, с чем сталкиваешься в ходе работы. Я верю в человека и в гуманизм, верю, что в человеке нельзя окончательно убить доброту, сочувствие, любовь — чувства, которые и делают его человеком.
Мне могут возразить, что война — -это не бабочки на лужайке, а кровь и смерть. Она противоестественна и антигуманна по своей сути. Я не — забыл этого, как не могу забыть, что на войне был убит мой отец, что мать провела три года в Освенциме. Мне не надо напоминать о моих приятелях по двору, мальчишках, погибших в одну из первых бомбежек Белграда. До сих пор вой любой сирены ассоциируется сразу же с воздушной тревогой — сигнал опасности был для меня нестерпимей, чем сами бомбежки: когда летят бомбы, думать некогда. В Югославии нет человека, который простил бы Крагуевац, город, в котором за один день фашисты расстреляли двенадцать тысяч человек (кстати, в этот день там погибли родные Драгомира Боянича, известного югославского актера, исполняющего роль кузнеца).
Я надеюсь, что согревшая немного атмосферу теплота Цоллерна не сместит в нашей картине акцентов. В соседней кабине терпеливо молчавший солдат Солодов (В. Высоцкий) расплатится сполна за все издевательства со своим «телохранителем».
Перед скованными русскими пленными стоял выбор: взорваться вместе с бензином или выжидать момента, когда можно будет выйти победителями с минимальным количеством жертв. Победить и остаться живыми — разве это не трудней, чем взлететь в воздух? Разве в этом не больше мужества, чем в фанатизме? Те же, кому пришлось умереть, погибли за жизнь, а не за смерть. И в память о них мы должны бороться за то, чтобы люди шли но единственной дороге жизни — дороге мира.