Фильм Валерия Лонского «Летаргия» (сценарий В. Железникова, В. Донского) начинается неожиданной цитатой. Звучит грустно - элегическая музыка И. Шварца, в зеленовато-коричневой гамме воспоминаний возникает на экране старый дворик. На втором этаже одинокий старик вдохновенно дирижирует только ему видимым оркестром, а внизу, присев на потрескавшиеся ступеньки, сосредоточенно следит за вдохновенными движениями рук дирижера подросток...
Что это? Парафраз на тему трилогии Сергея Соловьева? Пролог-стилизация необходим авторам для создания контрапункта между высокими стремлениями юного Вадима и духовной летаргией заведующего отделом крупного научно - исследовательского института Вадима Бекасова, сломавшегося однажды после крутого поворота судьбы.
Авторы «Летаргии» обращаются к болезненным нравственным явлениям человеческой души, исследуют мир личности, замкнутой только на себя, стремящейся самоизолироваться от любых волнении и тревог. Если герой памятного фильма Романа Балаяна «Полеты во сне и наяву» — обаятельный, сверхконтактный и сверхэнергичный бездельник, то Вадим, напротив, пытается сделать все возможное, чтобы уйти от любых контактов и действий, запереться в скорлупе своей новенькой «Лады» и уютной квартиры.
И авторы это постоянно подчеркивают. Порой даже слишком. Так, Бекасов долго отнекивается от поста заведующего отделом, боясь ответственности. Не желает помочь товарищу по работе. Уговаривает любимую (слово, правда, тут явно не подходящее) избавиться от ребенка — хлопот-де с ним не оберешься... После смерти матери неохотно и отчужденно говорит с собственной дочерью, которую не видел уже много лет. И, наконец, молчаливо стоит за дверью, перед которой беспомощно-исступленно молит о помощи незнакомая молодая женщина...
Казалось бы, куда дальше... Поступки, прямо скажем, мало привлекательные. Однако Андрей Мягков отнюдь не играет некоего бездушного монстра. Напротив, актер щедро дарит своему герою и обаяние, и умную ироничность. Образ Бекасова во многом уходит от прямолинейности, от открыто изобличающих реплик, назидательного схематизма. И все же интересный замысел воплотился на экране вполсилы, не обрел должной глубины, не стал событием.
Но когда в финале герой картины вступается за девушку, над которой измывались «блатные» подонки, его поступку, веришь. Он не кажется искусственно, ради «положительного итога» притянутым в фильм.
В этом, на мой взгляд, основная заслуга Андрея Мягкова, сумевшего, казалось бы, незначительными деталями, штрихами показать постепенное пробуждение Вадима Бекасова от летаргической спячки.
Жаль, что трагический финал гибели Вадима, впервые за долгие годы откликнувшегося на человеческую боль, полупил в фильме благополучно спасительный довесок, уступку традиционной развязке. Духовное очищение вовсе не нуждается в такого рода сентиментальных подпорках.
Зато авторы другого фильма о нравственном исцелении решили напрочь отказаться от утешительной концовки. «Вокзал для троих». Именно так, наверное, можно но было бы назвать картину Павла Чухрая (сценарий А.Сергеева и П.Чухрая). В самом деле, события фильма происходят в течение суток — на вокзале и вблизи него, а главных героев трое. Но картина называется «Клетка для канареек». Этот символ прочитывается и буквально: в эпизоде, когда Виктор, совершивший бессмысленную кражу (карточный проигрыш) - выносит из чужой квартиры клетку с канарейкой, которую затем равнодушно бросают в воду дружки...
Скромно, неброско снятый фильм П.Чухрая благороден и гуманистичен по своему замыслу — показать, как сквозь грубую коросту вчерашнего «блатного» проступает человеческое, живое, искреннее. Как через внезапную любовь к незнакомой девушке, всю ночь ждущей на вокзале отца, душа одинокого, ершистого пария, действительно чем-то похожего на запертую в клетке птицу, постепенно оттаивает, очищается...
Возможно ли? За одну ночь такое чудесное превращение? Спору нет, жестко-театральная, замкнутая конструкция сценария (поставленного по пьесе А.Сергеева) требовала особой тщательности мотивировки поступков героев, достоверной актерской игры. Разумеется, было бы преувеличением сказать, что авторам удалось достичь этого в полной мере. Но игра молодых актеров В. Баранова (Виктор) и Е. Добровольской (Олеся) отличается непосредственностью, эмоциональной наполненностью и, пожалуй, не уступает мастерству знаменитой А. Фрейндлих, исполняющей роль Олесиной мамы.
Линия взаимоотношений матери с дочерью также важна, как и линия Виктора. Нравственный максимализм Олеси, не способной простить матери разрыва с отцом и ее увлечений очередными «поклонниками», понятен и оправдан. И хорошо, что авторы не пошли здесь по пути трафарета: А. Фрейндлих создает образ неоднозначный, не стараясь добавить легко доступной черной краски в характер своей героини.
Нравственность. Боль за близкого человека. Вера в добро. Такие вроде бы простые и понятные принципы в реальной жизни приходится порой отстаивать в трудной борьбе. Герои фильмов В. Донского и П. Чухрая в конце концов находят в себе силы прийти к очищению души. А это уже немало.
Александр Федоров
