...Трещина идет по всему дому— а еще вчера ее не было, или, во всяком случае, она не бросалась в глаза. Дом очень старый, того грязно-желтого цвета, какой бывает у ленинградских построек, словно бы впитавших в себя всю сырость так и не укрощенных до конца северных болот. Все в нем сыплется, рушится. К перилам опасно прикасаться. Крыша прохудилась, и ее приходится подпирать сложенными на чердаке транспарантами. Во дворе вот уже несколько недель бьет из разорвавшейся трубы горячий источник, и хозяйки привычно стирают в нем белье. В близлежащей аптеке истомленные жаждой алкаши безуспешно пытаются приобрести «двадцать корвалолов». Техник-смотритель начинает орать раньше, чем жильцы успевают его о чем-то спросить, потому что прекрасно знает, что на их вопросы он все равно не в состоянии ответить. «Когда будет вода?» — «Вода будет тогда, когда ее включат» — вот образец блестящей логики, перед которой мы все теряемся, потому что она неоспорима... Люди одеты дико, особенно женщины,— дико не по качеству нарядов, а по их несоответствию. Например, служащая жэка весь день не снимает с головы меховой шапки — может, ей холодно в помещений, может, причесаться с утра не успела, а может, просто гордится дорогим приобретением, но все равно вид этой женщины нелеп, как нелепа, впрочем, и постоянно меняющаяся аббревиатура ее учреждения: сейчас оно, кажется, уже называется не жэк, а жэу; или дэз, или какое-то ПЖРО. Стены этого учреждения покрашены в тот немыслимый цвет, которого можно достичь, если в плохую отечественную краску еще добавить немного помоев. Но в этих стенах проходят собрания, здесь единогласно одобряют почин отключить — в целях экономии — сперва воду в доме, а потом и свет.
...Вот так, с описания, с одной стороны, немыслимого, а с другой — абсолютно узнаваемого абсурда, царящего на экране, хотела я начать разговор о фильме «Фонтан» после того, как впервые увидела его на фестивале «Золотой Дюк». Но критики, побывавшие в Одессе, уже разнесли весть о «Фонтане» по многочисленным изданиям. Задолго до выхода фильма на экран зрители смогли увидеть по телевизору — и, кажется, не один раз — очень смешную сцену с тремя алкоголиками, которые за глоток спиртного готовы, как атланты, удерживать на своих плечах крышу разрушающегося дома. Справедливо замечено во всех статьях, что сам этот дом, ставший коллективным героем комедии Ю. Мамина,— это как бы символ современной нашей жизни, трещины которой уже никак не залатаешь косметическим ремонтом.
Что остается критику, пишущему об этом фильме едва ли не последним?
Пошарить по углам маминской постройки? Поискать какие-то детали, подробности, на которые не успели обратить внимание многочисленные мои коллеги?
Что ж, это вполне возможный путь, поскольку картина В. Вардунаса и Ю. Мамина при всей кажущейся ее простоте (сколько комедий про плохого управдома на нашей памяти!) очень многослойна. Физическому развалу, который мы наблюдаем на экране, здесь соответствует и разброд духовный: в одной квартире собираются на свои радения бородатые члены некоего «общества», несколькими этажами выше все еще сидит над картами военных действий почтенный ветеран; над двором парит на самодельных крыльях встрепанный композитор, пытаясь отловить постоянно ускользающую от него музу; артистка с незадавшейся творческой биографией выращивает прямо в квартире под пленкой нежные тюльпаны на продажу; в телевизоре мелькают полуобнаженные тела красоток, демонстрирующих аэробику, а потом их сменяет театральный режиссер с повадками диктатора (в роли снялся сам Ю. Мамин), который ворчливо утверждает, что актер может полноценно работать только на грани творческой смерти. Странно не то, чем заняты эти люди. Чудовищно смешение, разноязыкость их устремлений. Библейский образ Вавилонской башни, которая рушится, поскольку люди перестали понимать друг друга, неизбежно должен возникнуть в нашем сознании. Но здесь мы опять приходим к тому, что было уже сказано: что дом, построенный на экране ленфильмовскими кинематографистами,— это как бы символ и т. д. (смотри выше).
Что еще можно отметить? Превосходную игру актеров С. Донцова, В. Михайлова,. Н. Усатовой, А. Калмыкова и, конечно, А. Куттубаева, сыгравшего посланца жарких среднеазиатских пустынь, седобородого старика, чьи представления об извечных человеческих ценностях входят в слишком разительное противоречие с бытом вышеуказанного дома.
Что еще? Да, конечно, фонограмма. Она, как всегда, у Мамина (вот парадокс: человек снял до «Фонтана» всего одну, к тому же короткометражную ленту — «Праздник Нептуна», однако перо легко выводит это словосочетание «как всегда», поскольку стиль, характер его режиссуры уже успел сложиться) — так вот фонограмма, как всегда, у Мамина, кажется поначалу чересчур замусоренной, она состоит из каких-то обрывков мелодий, фраз, слов, которые порой не играют в сюжете решительно никакой роли. Это не просто мусор жизни, это опять-таки — разноязыкость. Люди толкуют каждый свое, не умея вслушаться в речи друг друга. Вавилонское столпотворение! Дом-символ (опять смотри выше).
Одним словом, автору данной рецензии, кажется, ничего не оставалось, как повторить вслед за своими коллегами, что «Фонтан» — это социальная комедия, дающая своеобразный срез жизни нашего общества, естественно, в тех формах, какие этому жанру доступны.
Но счастливый случай предоставил мне возможность сказать о полюбившемся мне фильме еще несколько слов.
В № 23 «СЭ» перепечатана короткая заметка Дмитрия Попова из газеты «АРЗ» (издание рижского видеоцентра и дирекции кинофорума «Арсенал») о фильме Ю. Мамина под красноречивым заголовком: «Не фонтан». И очень хорошо, что перепечатана. Всеобщий восторг, каким был окружен «Фонтан» на Одесском фестивале, на мой взгляд, вполне им заслужен, но в принципе это не лучшая питательная среда для сатирической комедии: испытанный боец, она нуждается в полемике.
Главный свой упрек Дм. Попов формулирует так: «Фонтан» — это фига, наконец-то вытащенная из кармана.
С этой «фигой», по-моему, уже давно пора разобраться. Кажется, не было в прошлом ни одного острого произведения, пытающегося критиковать или высмеивать творящийся вокруг нас абсурд, про которое бы не бросали пренебрежительно: «Фига в кармане». И про «Родню» Никиты Михалкова так говорили, и про «Гараж» Эльдара Рязанова, и в «Чучеле» Ролана Быкова усматривали эту самую фигу. Между тем, кажется, ясно: если фигу все увидели — значит, она была уже не в кармане! И почему столь презрительным словом следовало именовать всякое несогласие с официальной показухой, несогласие, высказанное внятно, остроумно и достаточно дерзко (если учесть, что фига в общем-то — непарламентский жест)?
Впрочем, оставим фигу в покое.
Маленькая заметка Дм. Попова ценна для меня тем, что, помимо воли автора, как бы вписывает своеобразное творчество Юрия Мамина и его соавтора, сценариста Владимира Вардунаса, в контекст нашей общественной жизни.
В № 43 «ЛГ» за 1988 год была напечатана очень интересная статья Юрия Полякова «Томление духа». В ней писатель сказал о том, какую роль играли (да, наверное, и сегодня продолжают играть, хотя количество их сильно поубавилось) в нашей жизни анекдоты — эти «свидетельства горького народного оптимизма», рассказываемые порой на ходу или в компании людей, всецело доверяющих друг другу. «Блистательный щит иронии! Мы закрывались им, когда на нас обрушивались грязепады искреннего вранья, и, может быть, поэтому не окаменели»,— пишет Ю. Поляков.
В заметке «Не фонтан», едва-едва насчитывающей пятьдесят строк, слово «анекдот» Дм. Попов употребляет семь раз — я сперва и не думала считать, да потом буквально зарябило в глазах. В принципе рецензент абсолютно прав: «Фонтан» действительно вспоен подземными ручейками анекдотов, размывающих незаметно здание официальной идеологии. Да, это так, но в слове «анекдот» нет ничего оскорбительного для искусства! Разве не из анекдотов выросли многие бессмертные комедии? Мещанин возомнил себя дворянином — анекдот. Проворовавшиеся городские власти приняли проезжего столичного хлюста за ревизора — тоже анекдот. Наша сатирическая комедия почти погибла в минувшие годы как раз потому, что боялась острого анекдота, шарахалась от него как черт от ладана. Анекдот — это всегда обобщение. Это — парадоксальный сюжет. Это — дивный диалог. Это — особая интонация, которой должен безупречно владеть рассказчик. Анекдот можно назвать зарождением сатирической комедии, в котором уже заложено все, что надобно для долгой жизни, надо только уметь его вырастить. Вардунас и Мамин этим искусством обладают.
«Фонтан» — это анекдот, вырвавшийся наружу из наших кухонь, осыпающихся домов, из морока зашедших в тупик интеллектуальных споров,— анекдот, взмывший вверх дерзко и весело, обрушивший на нас какие-то осколки, которые порой больно, почти до слез, ранят, вынесший на поверхность много житейского мусора, но упорно рвущийся выше, к небу...
Т. Хлоплянкина
«Советский экран», № 4, 1989 год
