Кинозрителям старшего поколения памятно имя замечательного актера — Осипа Наумовича Абдулова. В издательстве «Искусство» был издан сборник воспоминаний о нем. В числе авторов — Ф. Раневская, Ю. Завадский, Р. Плятт, писатели Ю. Нагибин, В. Ардов, Л. Ленч и другие. Абдулов, сыгравший в театре, кино и на эстраде немало комических ролей с подлинно артистическим блеском, был в жизни наделен юмором и считался прекрасным рассказчиком. Многие из его устных рассказов вошли в монографию, написанную для сборника женой актера Елизаветой Метельской.
В журнале «Советский экран» ( № 20, 1966 год) были опубликованы отрывки из ее воспоминаний, а так же воспоминаний Ю. Нагибина и Ф. Раневской.
Отношение Осипа Наумовича к кинематографу было двойственным: кино он очень любил, понравившиеся фильмы смотрел по многу раз, но никогда не бывал удовлетворен собственной работой. Он говорил:
«В театре мне приходилось играть разные роли, в том числе и хороших, обаятельных людей. В кино же меня приглашали главным образом на роли вредителей, злодеев, пиратов. Я всегда старался их очеловечить, избегать сплошной черной краски».
Часто приходилось Осипу Наумовичу самому придумывать для себе характерные детали, иногда даже реплики.
В картине «Светлый путь» и роли-то, по существу, не было. Всего два появления директора текстильной фабрики.
В первом директору показывают рисунки для тканей. Это был период увлечения производственной тематикой. Никаких там тебе цветочков или букетиков: ситцы покрывались тракторами, зубчатыми колесами.
Директору — Абдулову — нужно высказать свое мнение. Почему-то в сценарии нет никакой реплики.
Вся съемочная группа предлагает фразу за фразой. Не годится.
Вдруг Осип Наумович, хитро блеснув глазами, говорит:
— Я придумал. Снимайте!
...Снова вносят кипы ситцев. Директор глубокомысленно разглядывает ткань, расписанную фабриками и заводами со множеством труб.
— Дыму мало! — изрекает директор.
Все покатываются со смеху. Хохочет режиссер, оператор, помреж, актеры.
Еле засняли.
Вспоминается еще одна абдуловская «находка» в этом же эпизоде.
Директор собирается в министерство. Оделся, побрился, поправляет перед зеркалом прическу.
Чисто служебный момент. Делать здесь, казалось бы, нечего.
И вдруг Абдулов вытаскивает из кармана пятак. К чему бы?
Подбрасывает пятак на ладони. Бросает взгляд на себя в зеркало. И вдруг украдкой, воровски, быстро прикладывает пятак к лацкану.
Тут он мгновенно преображается. На лице сияние такой гордости, такой глупой важности, что у зрителя не может быть сомнений: директор ожидает награды. Орден!
Образ получил сатирическое звучание.
Осип Наумович с увлечением снимался в «Острове сокровищ», а впоследствии охотно описывал забавные истории, происходившие во время съемок фильма.
Легкие, воздушные паруса «Испаньолы» достигали высоты трехэтажного дома. Корпус шхуны был грандиозен и строен, палуба надраена до медового блеска, медные части сверкали, как золото. Сам Стивенсон одобрил бы такую каравеллу.
Но ни один из «джентльменов удачи» не умел управлять парусным судном. Поэтому корабль пришвартовали к барже, которая буксировала каравеллу в море и стояла на якоре поодаль, пока шли съемки.
Однажды, когда актеры в гриме и костюмах собрались в назначенное время на набережной, командир баржи, старый моряк с багровым носом и моржовыми усами, заявил, что съемку придется отменить. Ожидается шторм.
А в небе ни облачка. Море спокойно, как молочный кисель.
— У нас съемочный день пропадает. Огромные убытки государству, — увещевал директор группы.
— Сказал: не выйду — и точка.
— Это произвол! Я буду жаловаться!
— А хотя бы турецкому султану!
Вызвали начальство, долго уговаривали, наконец, уломали старика. Он сказал, что вывести шхуну он выведет, но оставаться в море не желает, тут же уведет буксир обратно.
Пришлось пойти на это условие: не терять же съемочный день из-за нелепого каприза впавшего в амбицию старика!
Отведя каравеллу довольно далеко, буксир, действительно, запыхтел и ушел обратно к пристани.
Все увлеклись съемкой и не заметили, как рядом с кормой забурлили белые бурунчики. А там и небо словно окатило ушатом молока. Без солнца снимать нельзя.
Берега не видать, средств связи никаких.
Внезапно паруса на всех четырех мачтах налились ветром, вздулись, как бурдюки, доверху наполненные вином. Корабль шарахнулся, как испуганный жеребец, и понесся куда глаза глядят в открытое море.
Он летел быстрее глиссера, и вначале это было даже приятно.
Но потом началась бешеная качка и с кормы, и с носа, и боковая, и никто ничего не мог сделать.
Пираты взвыли. Кто-то катался по палубе, пытаясь ухватиться за связки канатов. Люди сгрудились, держась друг за друга. Мачты скрипели и скрежетали, ветер свистел, и этот ужасающий шум вдруг перекрыл чей-то мощный голос:
— Братцы-ы! Да ведь нас несет к берегам Турции!
Осип Наумович мигом представил себе, какое впечатление на турецких пограничников произведет каравелла, оснащенная плескавшимся вверху черным пиратским флагом, и особенно вид самих пиратов с красными повязками на головах, старинными пистолетами за поясом, с этими страшными рожами бандитов и убийц!..
Мотало корабль всю ночь, а к утру прибило в бухту Ласпию в целости и невредимости.
О «Свадьбе» Чехова, о роли грека Дымбы в исполнении О. Н. Абдулова писали много.
Юрий Нагибин вспоминает, как хохотала группа туристов у стен Акрополя, когда он процитировал абдуловскую фразу из фильма:
— А я думал, в Греции все есть...
«...В памяти людей осталась одна-единственная фраза, которую с неповторимым и необъяснимым выражением, сочетающим лукавство, добродушие, наивность, плутовство, вкрадчивость, гаерство, даже чувство собственного достоинства при несомненном желании подольститься, произносит чернявый, с глазами-маслинами грек — Абдулов. Как объяснить, что наш смех от радости, доставляемой богатством актерской интонации, чудом таланта, способного так щедро напитать ничего не значащую реплику, так экономно создать сложный образ?
Я убежден, что другой хороший актер в лучшем случае заставил бы зрителей улыбнуться, повторив в третий-четвертый раз: «В Греции все есть»,— и то была бы улыбка благодарности за потуги развеселить. Абдулов же достиг поистине гомерического эффекта, и к тому же настолько стойкого, что через десятилетия под небом Греции, где, оказалось, «не все есть», гремел удивительно дружный смех нашей туристской группы».
Представление о жизнерадостности и чувстве юмора Абдулова дает отрывок из записей о нем Фаины Георгиевны Раневской, с которой его связывала многолетняя дружба и творческая совместная работа:
«Однажды, после окончания ночной съемки в фильме «Свадьба» по Чехову, нам объявили, что машины не будет и что нам придется домой добираться пешком. Осип Наумович сердился, протестовал, долго объяснялся с администратором, но, тут же успокоившись, решил отправиться домой, как был: в гриме с черными усами и огромными черными бровями, в черном парике и турецкой красной феске. Меня он попросил пройтись с ним, тоже не снимая грима и моего костюма — допотопной мантильи и капора. На улице он взял меня под руку и стал рассказывать какую-то историю на тут же им придуманном языке от лица своего грека. При этом он свирепо вращал глазами, отчаянно жестикулировал и вскрикивал фальцетом. Идущие нам навстречу домашние хозяйки с авоськами в ужасе бежали от нас, не оборачиваясь. И это была не только озорная шутка, это тоже было творчество, неуемный темперамент, щедрость истинного таланта. И это было после труднейшей ночной съемки...»
В фильме «Поединок» (режиссер В. Легошин) Абдулов сыграл роль гестаповца Крашке – колоритную фигуру эсэсовского полковника, который не только любовно выращивает цветы в своем саду, но с не меньшим рвением выращивает кадры шпионов и диверсантов в руководимой им школе гестапо.
С этой ролью был связан случай, который мог худо кончиться для Осипа Наумовича, но о котором тем не менее он потом рассказывал как об одном из забавнейших.
Шла война. Ходили слухи о поимке шпионов и диверсантов. Москвич были бдительны. Часто тревога оказывалась ложной, и все заканчивалось смехом.
Как-то раз Осип Наумович шел на радио. Здание ВРК помещалось на улице Качалова, недалеко от дома, обычно Абдулов ходил пешком. Н этот раз ему вздумалось воспользоваться трамваем от Пушкинской площади до Никитской. Вагон был переполнен.
— Дернул же меня черт войти передней площадки, — сетовал он потом на себя.
Вожатый потребовал удостоверение, несмотря на то, что Осип Наумович хромал и не расставался со своей палкой. Никакие объяснения, что он опоздает на радиопередачу, не помогали. Вожатый заявил, что не сдвинет трамвай с места, пока нарушитель не сойдет. Пассажиры тоже спешили, и все их негодование обрушилось на Осипа Наумовича. Довольно неделикатно его выпихнули с площадки, где и без него яблоку негде было упасть, на тротуар.
Вездесущие мальчишки, налетевшие на шум, как воробьи на мякину, моментально узнали Абдулова по только что вышедшему фильму «Поединок» и завопили:
— Гестаповца Крашке поймали! Гестаповца Крашке!
Что тут началось! Из трамвая высыпали люди, набросились на Осипа Наумовича, сорвали с него шляпу, вырвали из рук палку... Но тут кто-то из прохожих да и сами мальчишки разъяснили недоразумение.
Изрядно помятый, Осип Наумович появился в радиостудии в тот самый драматический момент, когда дикторша, уже объявившая об этом выступлении, замерла в ужасе, обнаружив, что исполнителя нет рядом. О самообладании Абдулова свидетельствует то, что радиослушатели ничего не заметили».
