До сих пор нам показывали Кавказ с «птичьего полета». Кавказ из окна вагон-ресторана Военно-Грузинской железной дороги. Случайно туристы-режиссеры во время своих гастрольных съемок запечатлевали на кадрах «красоты» Кавказа.
И настоящий, подлинный Кавказ глядел на нас с экрана, как красиво размалеванные декорации какой-то неведомой кино-пампуки. Кавказский быт представлялся сменой беспрерывных гаремных плясок, эффектных погонь и еще более эффектных убийств.
С первых кадров фильма «Зарэ» останавливает внимание своей суровостью.
Арарат. Алагез. Суровые серые и черные камня. Тяжелые, как войлок, облака, ползут, спотыкаясь и цепляясь за вершины и, разрезанные острыми краями—движутся дальше.
Ползут набухшие облака. Серыми булыжниками докрыты склоны гор. Внезапно серые камни начинают двигаться — это спавшие овцы, огромные стада овец— покрывающие горы — они движутся серой облачной массой, подымая каменистую пыль.
Женщины с темными лицами доят овец. Узкими струйками брызжет овечье молоко. Одна из женщина сидит верхом на корове и, подняв руки в небо, исступленно молится. Заклинает: «Аллах, пусть моя корова родит корову!».
Смех в зрительном зале — от надписи,— что же может родить корова, кроме коровы?.. Женщина слезла с коровы. Придурковатый мальчишка-погонщик, угоняя стадо, сел верхом на корову. В исступлении гонит его женщина: мужчина сел на корову—теперь родится бык. Грубый юмор — но юмор подлинный, не выдуманный, пришедший из быта, рожденного бытом.
Это одно,— несмотря на почти изуверскую исступленность молитвы—комедийное заклинание. Позже другое: женщина, боящаяся, что ее муж возьмет вторую жену, поднимает к небу голый зад своего ребенка и молит: «Аллах, пусть небо никогда не орошает полей моей соперницы».
Фанатическая вера в глазах заклинательницы. Умирает муж. Жена с бесслезными, высохшими глазами, отрезает черные косы и кладет на гроб под камень. Здесь же стоит шейх и торопит: по закону всю одежду покойника следует отдать шейху.
Методично считает шейх, чтоб от него чего-нибудь не утаить,— скарб умершего.
Рядом со спокойными расчетами шейха,— суровое в своей скупой боли,— страдание семьи.
Тимур-бек должен убить Зарэ, девушку, которую он берет силой в жены и которая ударяет его по лицу, По адату — женщину, ударившую мужчину—этот
мужчина должен убить. Тимур находит казнь более тонкую, он оповещает народ о том, что его невеста не была девственной. Лицо Зарэ мажут сажей. Сажают на осла—лицом к хвосту.— «Позор, позор» — несется по селению. Толпа плюет в лицо Зарэ. С остервенением издевается. Здесь не игра. Полное, подлинное исступление толпы, терзающей девушку, нарушившую правила адата. Курды еще не умеют играть, они воспламенились игрой и, забыв об аппарате, позорили женщину.
До сих пор мы видели опереточно нарядный Кавказ, с приторными плясками одалисок. Кавказ из окна салон-вагона.
Бек-Назаров—первый режиссер восточных фильм, сумевший внедрить зрачек кино-аппарата в подлинный Кавказ. К его Кавказу неприменимо слово «красиво». Мрачные обычаи. Мрачные заповеди всекарающего шариата. Быт безвестно нам замкнутого народа — курдов, быт бесправных, без устали работающих женщин.
Для одних зрителей — это — острая, невиданная экзотика, для других — занимательная, неизученная этнография, для третьих — до жути неприкрашенная жизнь. Эти третьи — курды.
С.Вэн
«Советский экран» № 5, 1927 год, стр. 14
