«Интеллигентный человек. Это ответственное слово. Это так глубоко и серьезно, что стоило бы почаще думать именно об ответственности за это слово. Начнем с того, что явление это - интеллигентный человек - редкое. Это - неспокойная совесть, ум, полное отсутствие голоса, когда требуется для созвучия - подпеть могучему басу сильного мира сего, горький разлад с самим собой из-за проклятого вопроса «что есть правда?», гордость... И - сострадание судьбе народа. Неизбежное, мучительное. Если все это в одном человеке — он интеллигент. Но и это не все. Интеллигент знает, что интеллигентность — не самоцель».
Таково, если дословно, определение интеллигентности самим Шукшиным. Когда человек в чем-то искренне убежден, то подспудно соотносит эту убежденность с Истиной, а ее носителя – с собой. Мне отчего-то кажется, что Василий Макарович более чем кто иной из его современников-шестидесятников (по крайней мере, киношников) подпадал под данное определение. Это, понимаю, тоже ответственное заявление. Однако то, чем для нас приходится Шукшин, как явление киноискусства, подтверждает такое допущение, даруя артисту-режиссеру-сценаристу гигантский реверанс предпочтительности перед коллегами, любой из которых «не устоял» все-таки больше, чем Василий Шукшин. Ну, разве еще Леонид Быков. Хотя вряд ли кто оспорит разницу в тематическом диапазоне и комизме (сарказме), плюс разность обаяния, темперамента, таланта и, тем более, философских проникновений в высшие таинства искусства. Шукшин ведь, с годами все более бронзовеющий, еще и классик литературы. В кино и прозе он, по сути, равновелик. Обе стези взаимно-дополняющи: одно перетекает в другое, оставляя вне фокуса грань совпадения и их «срОстки»…
Редкий дар судьбы для писателя - не доверять чужому уму свое детище, а кинопретворять его в русле личного авторского замысла… И опять же равновелико!
Несравнимо незаёмный шукшинский юмор из сферы словесности органично переплавился в оригинальнейший кино-язык. Безыскусно бессмертен его «Живет такой парень». Какие попадания актеров в характеры, попавшие своим чередом в саму жизнь, и навсегда. Куравлев бы уже остался в Плеяде после одной этой роли Колокольникова.
«Калина красная» менее природна, более накручена и закручена, но со всем этим никак не переставая оставаться шедевром. В ней больше шлифовки, нарочитого мастерства. Куравлевский Колокольников – как бы чистый продукт, естественный как воздух. Зато лично-шукшинский Прокудин – уже результат гениальной алхимии, плод великого, в чем-то кино-эзотерического искусства. И, тем не менее, для меня, «Калина» не превосходит «Парня». Она, скорее, конструктивно усовершенствованная модель Маэстро, предельно отточившего свои навыки и уменья.
Впрочем, у Шукшина трудно найти что-то много лучшее остального. Все сделано, одновременно, в старом и… новом жанре. В прежней и… чуть измененной художественно-эстетической комбинаторике. Традиционно и… на особицу! Неизменна и отлична лишь изюминка шукшинства, его угадывание правды и максимального приближения к ней при отображении. А в итоге – парадоксально и волшебно – впечатление Единства и Целостности всего его творчества. О чем большинству творцов мечтать и мечтать.
«Печки-лавочки»... Это вообще незнамо что! И легкость, и глубина, и ирония. И ясно, что если бы не ранняя смерть, художник шел бы и дальше, и глубже. «Не срослось»!
А вот от несостоявшегося «Степана Разина» («Я пришел дать вам волю») почему-то откровений не ждал. Мне кажется, Василий Макарович мог бы вскрыть и сразить зло исключительно в современной тематике, в ХХ веке, певцом и со-творцом которого и был. В современной литературе сложно найти того, кто бы так разно – многосторонне и многомерно – отразил, дополнил и поучил этой век.
А ведь не самый выпал героический период – хрущевизм и ранний «застой», но сколько сростных корней-истоков угадано, нащупано и диагностировано его острым пером, языком, камерой, а главное – точным рентгеном ума при союзе с душой. Этого в таком объеме и комплекте, на мой взгляд, не было ни у кого из соседей по цеху той генерации-1960.
А как чувствовал и понимал он Войну или разломный трагизм Гражданской! Фильмы «Они сражались за Родину», «Освобождение», «Два Федора», «Золотой эшелон», «Даурия», книга «Любавины»…
На мой взгляд, если Сергей Бондарчук и близко не дотянулся до «Тихого Дона», то в героической эпопее «Они сражались за Родину» не уступил первоисточнику. И какое счастье, что Шукшину он подарил здесь «его» Буркова.
По мне, так без Шукшина вообще трудно представить Буркова в той Величине, которой он покинул это мир. Как и без Буркова вряд ли так бы состоялось и раскрылось авторское кино Шукшина. Уверен, большое явление Г. Буркова – одна из бессчетных заслуг и открытий Шукшина, по значимости не уступающих самым лучшим проявлениям его многогранного творчества.
Что говорить о блистательном и несравненном в жизненной натуральности А. Ванине, которого опять же изваял кинематограф Шукшина? Да и сам феномен простонародной непринужденности Ивана Рыжова во многом запитан на фильмы и экранизации Шукшина. Думается, «вечного стахановца» из «Калины Красной» Иван Петрович Рыжов не променял бы ни на почти дебютного добра молодца из «Кощея Бессмертного», ни на генерала конезавода в «Цыгане/Будулае».
Что до семьи Шукшина, - промолчу, на их пути чересчур много пересеченного рельефа.
А вот самое, но лишь на первый взгляд, удивительное: такие «неглавные» и попросту сомнительные личности, как «конструктор» Буркова («Печки-лавочки»), перекрывают в популярности главных героев, исполненных самим Шукшиным. Не всякий снимающий актер способен на такие жертвы и опалу собственных амбиций. И совсем редко, кто столь же не ревнив по тому же поводу. А дело, в сущности, простое: Шукшин понимал: его Искусство – это Целое, это комплекс, это живой организм, в коем нет частного, личного и предпочтительного. Здесь все одинаково ценно, значительно и самодостаточно. Только тогда это Мир Шукшина.
Сугубо городской человек, я люблю деревню, главным образом, из-за Шукшина и Виля Липатова - ими рожденного образа и мира, в которые хочется верить.
Гениально по простоте (в согласии с аксиомой) финальное «всё» из «Печек-лавочек».
Сидит, понимаешь, на траве босой сухопарый мужик с мудрым прищуром, а за спиной русское раздолье, вековые просторы. И в искоси глаз немой укор…
Этот человек оставил, завещал нам такое богатство, чтоб сберегли. Сам мужик-интеллигент охранял то, что мог и пока мог, всем своим Творчеством.
А мы?
ВСЁ…
