...Мы еще не знали ни Толстого, ни Достоевского, но уже были в курсе трагических событий, происшедших на одной из лесных опушек где-то в неопределенном безвременье. Там легкомысленная Коза уходила из дому, оставив семерых беззащитных козлят. Коварный Волк обманом проникал в козье жилище и устраивал разгром. Мы трепетали, боясь даже представить, что могло бы быть с несчастными козлятами, и всей душой верили в своевременное возвращение Козы. Коза возвращалась и Волк с позором убирался восвояси. Это была классика. Это была сказка о Волке и семерых козлятах.
История теряется в догадках, пытаясь выяснить, кто и где впервые придумал эту ужасающую и просветляющую, сказку. Каждый народ, знакомый с таким животным, как коза, имеет свой вариант сказки, количество козлят сильно колеблется, но суть остается: зло наказано, добро побеждает.
Когда кинематографистам трех стран пришла в голову идея экранизировать вечно юную и всегда волнующую сказку, вопрос встал прежде всего именно о количестве козлят. Мосфильмовцы были убеждены, что козлят семеро — это знает каждый детсадовец. С ними принципиально не были согласны их румынские коллеги — козлят в этой стране было значительно меньше. Сошлись на компромиссе. Козлят стало пятеро, и может быть, такое решение пошло на пользу будущему фильму: показать пять характеров гораздо легче, чем придумать семь. Здесь я должен прервать свой рассказ, чтобы обратиться к взрослым читателям, которые уже приготовились перевернуть страницу: не торопитесь, пожалуйста. Этот фильм, конечно, в первую очередь, для детей, во, во вторую — и для вас тоже. Это тот самый «семейный фильм», на который хорошо пойти всем вместе, всем домашним коллективом, и каждый найдет в нем для себя нечто интересное.
Вообразите себе роскошный лесной поселок, выстроенный фантазией веселых и добрых художников. В нем звери, домашние и дикие, живут припеваючи в самом буквальном смысле этого слова. Коза, как вы помните, пела и в первоисточнике, то бишь в сказке: «Козлятушки, ребятушки, отзовитеся, отопритеся...» и т. д. в том же духе. Волк пытался имитировать нежный козий голос, хоть и с очень относительным успехом. Но в сказке все-таки не было ни компании Ласточек в филигранном исполнении балета Большого театра Союза ССР, ни Медведя, как две капли воды похожего на всемирно известного клоуна Олега Попова, ни Волчонка, этакого малоразвитого волчьего подпевалы, да еще в облике Савелия Крамарова, ни, наконец, Рысенка, обладающего пластикой популярного танцовщика Валентина Манохина. Все они и припевают, и поют, и пританцовывают, и даже порою откровенно танцуют на земле, на траве на снегу и на льду, надев в этом случае фигурные коньки. Наконец, не было «Попки-суперстара», шикарного попугая, задающегося гамлетовским вопросом «ту би ор нот ту би», но при этом все время сбивающегося на беззастенчивую саморекламу. Короче говоря, бесхитростное «козлятушки, ребятушки...» превратилось в многоцветный и многозвучный мюзикл, где много отличной джазовой музыки, написанной французским композитором Жераром Буржоа и румынским — Темистокле Попа, много виртуозных танцев, остроумно и изобретательно поставленных Валентином Манохиным, много движения, шума, веселья, актерских импровизаций, сведенных в единое зрелище румынским режиссером Элизабет Бостан. Когда речь заходит об экранизации классики, нас прежде всего волнует - кто же играет главные роли, кому доверил постановщик воплотить хрестоматийно близкие каждому с детства, с юности образы. Перед исполнителями в таких случаях стоит труднейшая задача. Ведь у каждого из нас своя Коза, свой Волк и свои Козлята. Каждый видит по-своему. Каждый наделяет их лишь ему понятными чертами. И каждого из нас актерам нужно убедить в своей трактовке. Это нелегко. Я уже не говорю о портретном сходстве.
Ревнителей классики могу успокоить: играют мастера и играют мастерски. Людмила Гурченко не нуждается в рекомендациях. И она подарила нам самую обаятельную, самую обольстительную, нежную, неотразимо пленительную Козу, какую только может нарисовать самое смелое воображение. С Волком Михаила Боярского может сравниться, пожалуй, только Волк Анатолия Папанова, но у них слишком разные характеры. Тот, «папановский» Волк, за свою долгую экранную жизнь не произнес практически ничего, кроме краткого, хоть и емкого «Ну, погоди!». Волк же Михаила Боярского изыскан в манерах и речи и поет почти как Армстронг. Он так галантен, что даже несколько жаль, когда в конце фильма его купают в ледяной воде. Хотя, с другой стороны, коварство безусловно должно быть наказано.
Коварство наказано, и торжествует добро. А что такое добро, что полнее всего его воплощает? Конечно, бесконечно всем нам дорогая материнская любовь. Поэтому фильм и назван этим самым значительным на свете словом — «Мама».
Кинокритик Валерий Кичин
«Спутник кинозрителя», октябрь 1977 года
