Может быть, вы помните: в «Красной палатке» — Колька, деревенский радиолюбитель, который поймал сигналы гибнущей экспедиции Нобиле. Юный и абсолютно счастливый, легкий от счастья... Эту роль сыграл лет десять назад молодой артист Николай Иванов.
А это вы запомнили наверняка: сузив светлые глаза, горько смотрит на нас с экрана бесконечно усталый человек. Ужасное случилось с ним и с его любимой, и нельзя помочь, и надо как-то жить дальше... Иван, младший из трех братьев Савельевых, героев телевизионного сериала «Вечный зов»... Эту роль сыграл артист Николай Иванов. Сыграл целую жизнь — от ранней юности до зрелости, от первой бурной страсти до тихой любви навсегда, от смятенных поисков правды в мире до обретения её в себе. Сыграл вроде бы негромко, «вполголоса», не позволив себе никаких впечатляющих актерских номеров, по поводу которых ценители могли бы сладко вздыхать: «Как он это делает!...» Кажется,— никак не «делает». Просто видит, слышит, думает, помнит. Куда девалась стремительность, открытая, взрывчатая эмоциональность, которыми бурлил когда-то сыгранный Колька? Где привлекшая тогда острая графика общего рисунка и плотная живопись детали, жеста, повадки?... В «Вечном зове» и краска прозрачные — акварель.— и рисунок будто размыт, вас на фотоснимке чего-то быстро движущегося. Вот именно — движущегося. Иванов играет человека, каждую минуту становящегося другим. непрерывно «строительство» человеческой души, непрерывное ее движение по крестному пути к самой себе и к правде. Не по отдельным ступенькам-эпизодам поднимается к ясному мужеству и мудрости своего героя, а будто по пологому склону, не спеша, постепенно набирая высоту, с которой открывается все большее и большее пространство. А когда добирается до цели,— мы понимаем: он ее видел ясно, и вся полнота, и вся конечная сложная гармония души Ивана была им угадана (или рассчитана?) с самого начала. И потому — разбей эту роль-судьбу на осколки эпизодов и в каждом разглядишь всё, что было до, и все, что будет после. И потому в памяти она остаётся вся целиком — в объеме и «со всех сторон». А потому — Роль, потому — Артист.
Николай Иванов — ленинградец, играет на сцене Театра юных зрителей, а снимается — так сложилось — на московских киностудиях. Кажется, напрашивается знакомое по десяткам актерских интервью: «Живу в поезде. Разрываюсь». Нет, это не о нем. Он не «разрывается». И хотя есть и радио, и телевидение, и кино, но прежде всего Николай Иванов — артист театральный и в своем театре — ведущий. А это значит (в Ленинградском ТЮЗе), что театр до предела заполняет его, и не только ролями, но и всеми своими интересами и заботами. Кино удается «урвать» артиста Иванова нечасто, а уж когда оно всерьез требует его к себе, то как раз за те свойства, которые взращены театром — за правду сосредоточенной, непрерывной, полноценной и умной жизни в образе. Так постарался он прожить и свою роль в «Кузнечике», хотя фильм в общем-то этого и не требовал. Его героя — Володю — «играют ситуации», в которых он неизменно проявляется, как «вполне хороший человек». Но Иванов склонен (и в этом тоже проявляется театром воспитанная актерская честность) усложнять себе задачу выстраиванием любой роли от начала до конца, самоответственностью, раскапыванием широко «вокруг» и глубоко «в корни» судьбы и характера героя. Теперь осталось сказать каноническую фразу про то, что лучшая кинороль Николая Иванова еще впереди. К счастью (или к, сожалению?), это так и есть. Она может быть самой неожиданной, эта будущая кинороль, потому что в том, что играет «театральный» Николай Иванов — в хлестком, ироничном и вальяжном Тангсмайстере из «Месс-менд», в печальном Шуте из «Трень-Брень», во властью опьяненном Самозванце и властью отравленном царе Борисе из пушкинского «Годунова»,— заявляют о себе высокий вестерн, высокий цирк, высокая трагедия. Она может случиться, эта Роль, если кино приглядится к тому, что умеет артист Иванов в театре и потребует от него всего, что он умеет. А он, как всегда, постарается сделать все и еще немного...
Н. Васина.
«Спутник кинозрителя», май 1979 года
