Очередное «дело», заставившее прильнуть к телевизорам всех от мала до велика, в сущности, обыкновенная история. Три негодяя, прикинувшись гостеприимными ленинградцами, вскружили голову приезжему парню, напоили его, обобрали до ниточки в темном лесу, да еще избили так, что только к концу второй серии он сиял бинты. Искать преступников поручено новичку — в этом весь фокус трехсерийного телефильма «Сержант милиции» («Ленфильм» по заказу Центрального телевидения). Авторы желали, чтоб к финалу не только восторжествовала законность, но чтоб именно он, Николай Захаров, студент-вечерник юридического факультета, такой молодой и ладный, с дружелюбной внешностью комсомольского вожака, мужественный и решительный, нашел в распутывании уголовного дела свое призвание. Кроме того, Николай Захаров должен был, по замыслу, явить достойный образец милицейского работника, чей будничный труд кропотлив, напряжен, подчас рискован, требует предельной отдачи физических и. нравственных сил. Не зря голос от автора предварил вступительные титры широкой программой — рассказать о людях, которые сегодня работают в милиции.
При таких, как сержант Захаров (А. Минин), право, можно спать спокойно. Пусть поначалу опыта ему недоставало, а горячности был избыток, шайку тем не менее он выловил. И матерого Князя (О. Янковский), который в последние минуты доставил милиции хлопот, нам же, грешным любителям острых ощущений,— упоительное переживание погони, доблестный сержант Захаров заставил сполна расплатиться по счетам преступлений. Словом, герой без страха и упрека выполнил наилучшим образом свою работу и продвинулся в чине.
Приготовившись не требовать большего от ординарного случая из следственной практики, мы все же вопреки ожиданию не сильно радовались каждому удачному шагу героя в трудном поиске, потому что под ногами сержанта Захарова то и дело замечали тропинки, протоптанные толпой его бесчисленных литературных и кинематографических предшественников. Ведь в детективах уже встречались подобные молодые следователи, которым выпадало подтвердить свою профпригодность один на один с преступником (кстати, и постановщик «Сержанта милиции» Г. Раппапорт не пренебрег этим мотивом лет десять назад в фильме «Два билета на дневной сеанс»). Не раз возникали на экране сухари и педанты от следствия, оттенявшие положительные стороны безукоризненного героя. А сколько умных майоров и полковников призывалось в третейские судьи и толково направляло дебютантов! Появлялась в детективах невеста, не оценившая по достоинству милицейскую форму и приносившая любовь в жертву обывательскому предрассудку. Рядом с ней обязательно — свято место пусто не бывает — вставала другая девушка, ласковая и простая, а главное, способная вовремя разглядеть под мундиром душевную тонкость и мужское достоинство... «Сержант милиции», оказалось, ни на шаг не отступил от среднеарифметического варианта, но при этом рисуется перед зрителями оригинальным, современным, многозначительным.
Вся «современность» фильма, однако, компактно уложилась в небольшой эпизод, где наше.о героя под сурдинку Наташиной мамы испытывают на образованность. Розыгрыш, конечно, не удается: сержанта Захарова не поставить в тупик именами Пикассо и Модильяни, а «Над пропастью во ржи», можно сказать, его настольная книга. В свою очередь, он не упускает случая посадить в лужу своего соперника, развязного «интеллектуала» с пижонской бородкой, щегольнув перед ним отличным знанием эрмитажной экспозиции. Приплюсуем повышенную сердобольность сержанта Захарова к потерпевшему сибирячку и образцовое прилежание в университетской науке... «Вот какие люди работают нынче в нашей милиции»,— кажется, внушают нам авторы, не в силах скрыть за кадром распирающую их гордость. Набросив такими штрихами портрет героя, они возвращаются к «делу».
Есть у итальянцев анекдот о человеке, поплатившемся за скупость. Он опоздал в кинотеатр к началу детективного фильма. -Капельдинер помог ему найти в темноте свободное место, но, не получив за услугу традиционных пустяковых чаевых, шепнул скупердяю на ухо: «Не волнуйтесь, убийца — бухгалтер». На «Сержанте милиции» хитроумному капельдинеру пришлось бы искать другую месть. Не потому, что здесь с самого начала зритель знает больше милиции,— это в принципе не заказано детективному жанру, а потому, что экран в данном случае практикует схему, в которой вы с любого места сами легко сориентируетесь. Циничный словарь, блатные интонации, взгляд исподлобья — тут и ребенок догадается, что перед ним примитивный преступник. К сожалению, сплошь плоские решения определяют драматургию и стилистику «Сержанта милиции».
Признаюсь, я не перечитывал одноименную повесть И. Лазутина, которую лет пятнадцать назад мне давали на один вечер в сильно потрепанном виде. Может быть, она действительно стоит повторной встречи с читателем, но, оснастив современными реалиями добросовестный рассказ об удачном сыскном дебюте середины 50-х годов, телевариант не открыл в оригинале других непомеркших достоинств. Наоборот, заданностью ситуации и характеров, невыразительными актерскими работами, стереотипным мышлением режиссера и оператора он «закрыл» ту жизненную среду, подлинность обстоятельств и поступков, непредсказуемость перипетий расследования, которые в свое время, вероятно, и определили успех книги. Телевизионная адаптация «Сержанта милиции» с ее наивной раскладкой персонифицированных функций вместо полнокровных характеров, с ее простодушной дидактикой, с риторической песней в качестве заставки — всего-навсего морально устаревший образец детектива.
У «Сержанта милиции» ко всему случился невыгодный фон. Его премьера вклинилась между двухсерийным спектаклем по повести Сименона, где Борис Тенин убедительно размышлял за Мегрэ, и новой встречей с неразлучным трио знатоков. Домашнему экрану, впрочем, самой его природой назначено пережить эксп. сию жанра расследования, свидетельского показания, компетентного комментария к разрозненным фактам действительности.
Перекрестком легких соблазнов и серьезных, покуда не исчерпанных возможностей популярного жанра явился в эфире цикл «Следствие ведут знатоки». Детектив по форме, он в лучших своих выпусках, не теряя художественности, вплотную подходил к социологическому анализу. Тут нередко заполнялись пустые клетки на карте нашего социологического знания.
Новая премьера под этой рубрикой — трехсерийный фильм «Ответный удар». Вооружившись кинокамерой, авторы повели нас на... городскую свалку. Там кладезь впечатлений. Чего стоит один прозябший и словоохотливый старикашечка библиоман, терпеливо копающий новые кучи макулатуры в поисках подмокших раритетов. Встречаются здесь иные, не менее любопытные человеческие экземпляры. В общем, репортаж с городской свалки — лакомая начинка в детективном пироге, испеченном сценаристами О. и А. Лавровыми и режиссером Ю. Кротенке.
«Дело», которое завязалось среди лохмотьев и выкинутых банок, позаковыристее примитивного грабежа, что в «Сержанте милиции». И Евгений Евгеньевич, заведующий городской свалкой, а по совместительству мозговой центр крупной авантюры, не чета Князю. Он князь не по прозвищу, а по повадкам, по прихотям, по аристократической философия. О мелочах, вроде квартирной кражи, слышать не хочет, полагая смешение «жанров» приемом недопустимым. К его махинациям с бронзовыми отливками комар бы носа не подточил, когда бы «пешки» в большой игре были предусмотрительнее. Что ж, «работать» Евгению Евгеньевичу приходится с такими людьми, какие есть. У него, талантливого руководителя, по каким плачет НТР, найдется заветный ключик к каждой душе.
Менглет просто-таки купается в этой роли, предоставляя Евгению Евгеньевичу расточать обольстительные улыбки налево-направо, сентиментальничать, охмуряя легковерных девиц, блестяще импровизировать перед следователем монолог искушенного жизненной суетой... Жаль, что сценаристы, выставив перед знатоками столь сильного партнера, не сумели развязать всех узлов его психологии и скорее авторским нетерпением, нежели логикой «дела» подтолкнули Евгения Евгеньевича к истерике в бесславном финале той пьесы, которую он столь вдохновенно разыгрывал перед нами.
Рядом с Евгением Евгеньевичем и его способным учеником Федей Ферапонтиковым (В. Носик) заметно потускнели, задержались, что ли, на каком-то возрастном рубеже наши давние знакомцы с Петровки, 38, — Пал Палыч Знаменский (Г. Мартынюк), Шурик Томин (Л. Каневский) и Зиночка Кибрит (Э. Леждей). Для них у авторов не нашлось новых красок. Пал Палыч по-прежнему корректен и прожигает взглядом. Шурику не изменяют остроумие и изобретательность. Заботливая Зиночка, как всегда, удачно прилагает к «делу» женскую логику... Погодите-ка, у Зиночки есть новость: она выходит замуж. Правда, имя счастливца пока осталось тайной — уж не задание ли это телезрителям? йо всяком случае, после премьеры «Ответного удара» всех в самом деле лихорадил «опрос: за кого? Один умник, когда разговорились в автобусе, предложил перевести на Петровку ленинградского сержанта милиции, благо у того на личном фронте все очень неопределенно. Если же говорить серьезно, вопрос о муже для Зиночки Кибрит обеспечен золотым запасом специфики телесериалов. Раз обмолвка между «делом» горячит зрительские умы, значит, у трио знатоков есть еще шанс сохранить и приумножить наработанный в цикле эффект безусловности.
Авторы фильма на сей раз не избежали соблазнов прямой дидактики и популяризаторства. И не преминули под конец напомнить традиционной песней, что Петровка, 38, работает круглосуточно, «если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет»... Уровень лекции с моралью, на который сбивался «Ответный удар», обеднил возможности детектива, смело и многообещающе обратившего было свой пытливый взгляд к причудливой мозаике жизни.
Александр Трошин
"
Советский экран" №23, декабрь 1975 года
