Говорить о себе как об актере в общем смысле трудно, как нелегко сыграть какую-нибудь роль «вообще». Вообще матроса, вообще солдата, вообще разведчика. Такого не бывает, истина конкретна, роль оживляется деталями, точными фактами. Но приходят, спрашивают, хотят знать: как? Как готовилась роль, почему получилась именно такой? В ответ произносишь слова, рассказываешь истории... Легко рассказать о ремесле, говорить о творчестве гораздо сложнее. Но даже самому актеру бывает трудно докопаться до истоков, до тех мельчайших, порой даже не отмеченных сознанием оттенков чувств, делающих роль конкретной и правдивой. А без такой точности все объяснения выглядят фальшивыми.
И если я скажу, что каждая роль — новая жизнь, ведь это еще ничего не объясняет. Да и кто этого не знает! Получается банальность, проходная фраза, ничего не дающая слушателю.
Одно, пожалуй, существенно: ощущение невесомости, падения. Страх перед вступлением в новую жизнь роли. Как у писателя перед листом чистой бумаги, у художника наедине с еще не запятнанным краской холстом. Своеобразная предстартовая жуть. И всегда первый импульс отказаться, желание не входить в неведомую тебе пока жизнь героя...
А после начинается привычная и близкая работа, и нет больше рефлектирующих мыслей. И просто уже и не помнишь, не замечаешь, когда, в какой миг и каким именно способом внутреннего ощущения роль становится частицей тебя, тобою...
Есть ощущение роли, которое словами все равно не выразишь, есть люди, связанные одним,— они делают фильм. И ты их ощущаешь как единое, и ты очень нужен... А когда фильм отснят, становится грустно. Ведь только что все было, и ты был так необходим, и все мы делали фильм...А теперь у рулонов отснятой пленки начинается своя, от тебя не зависящая жизнь.
Действительно, очень трудно сказать, где кончается роль, игра и начинается твое индивидуальное, только тебе присущее. Границы просто нет. Быть может, в том моя беда, что не удается сохранить себя в сторонке, в уголке. И начинаешь жить, есть, ходить, говорить и поступать так, как поступил бы ОН. Происходит взаимное проникновение и обогащение.
Конечно, хотелось бы иметь возможность планировать свои будущие роли. Пока еще множество неподвластных актеру причин направляют его путь в кино. И довольно часто выбирать не приходится — бери, как говорится, что подбросит случай. А не играть и ждать, пока придет твоя роль,— трудно. Потому что ты постоянно должен быть в форме, ведь так быстро отвыкаешь от съемочной площадки! Когда у меня был перерыв в съемках больше двух лет, я старался работать дублером, статистом, кем угодно, только бы продержаться и сохранить свою актерскую форму. Смотрел с завистью на своих друзей, что снимались в близких мне ролях, и ждал, готовился к будущим фильмам.
Если же говорить о моих прошлых работах, то, за исключением роли князя Нащекина в фильме «Две жизни», все остальные мои герои — положительные персонажи. Быть может, и дальше суждено мне играть роли положительные... Только актер обязательно должен пробовать себя в разном, искать себя в разном. Нет ничего проще (в случае удачи, разумеется), создав образ типический, будь то Штирлиц или другой киногерой, потом гулять в этом образе по экрану.
Успех, известность... Для актера в них таится большая опасность. Опасность шаблона, своеобразного творческого омертвения.
А с другой стороны, как непросто искать это разное в нашей актерской жизни, подверженной стольким случайностям. Конечно, я могу сказать, что, например, герои произведений Толстого мне ближе, нежели герои Достоевского. Но играй я в театре, наверняка попытался бы работать в пьесах по произведениям именно Достоевского. Ведь пробует же себя писатель в разных жанрах, по мнению окружающих, ему несвойственных,
Я как-то снимался одновременно в двух фильмах. У ленинградского режиссера Семена Арановича в картине «И другие официальные лица» и в фильме Станислава Ростоцкого «Белый Бим Черное ухо». Раньше я этого не делал. В параллельных съемках есть свои..сложности, но и интерес немалый, хотя трудности актерской работы над ролями возрастают во сто крат.
А если отвлечься от моей конкретной работы и попытаться передать главное ощущение сути нашей актерской профессии, появляется образ, лежащий несколько в стороне от кино. Я очень люблю смотреть на самолеты, когда они садятся или взлетают. Ведь, по сути дела, они отталкиваются от воздуха, опираются на него, на этакую воздушную подушку, которая держит и не дает упасть. Вот так и актер. Должна быть под ним воздушная подушка, должен быть воздух, который держит...
Вячеслав Тихонов
"Советский экран" № 21 ноябрь 1975 года
