Что ж, покупка удалась.
Разборчивые киноклубмены с «Золотого Дюка», брезгливо навесив на «Воров в законе» уничижительную табличку «ККК» (конъюнктура, коммерция, кич), предложили тем самым чрезвычайно эффектный рекламный ярлык для этой ленты. На месте кинофикаторов я бы ради паблисити так и малевал на афишах сию хлесткую триаду. Дешево и сердито.
Потому что конъюнктура, коммерция и кич — это как раз то, чего и жаждет зритель от кинематографа.
И потому что конъюнктура, коммерция, кич — это как раз то, чем, в частности, и призван заниматься кинематограф.
Отчего-то вдруг всплыло в памяти: «— Господа! Неужели вы будете нас бить? — Еще как! — загремели васкжинские любители...»
Но нет, я серьезно.
Зритель подтвердит мою правоту рублем — да, тем самым желтеньким грубым презренным неконвертируемым и девальвированным советским желанным рублишком, по коему столь тоскует ныне тощеватый кинобюджет. «Воры в законе», предсказываю, привлекут не менее 46 миллионов зрителей, то есть где-то шестую часть населения страны. И сколько вы ни сетуйте на неразвитость массового вкуса, на непросвещенность зрителя (что совершенно справедливо), в одном ему уж точно отказать нельзя: он, дилетант-потребитель, четко знает, чего хочет. В отличие от многих профессиональных оценщиков, что так убедительно выразил критик в законе В. Шмыров.
За что купил, за то и продаю: предложенный им здесь с тяжелой иронией интеллектуально сублимированный петтинг явно оборачивается первертированной вербальной фурникацией. То бишь перемудрил коллега. Это бывает. В свете реабилитированного психоанализа нам еще предстоит поплутать в дремучих дебрях подсознания отечественных комплексующих Эдипов, блуждающих меж логосом и фаллосом, клиросом и силосом, патернализмом и постпатриотизмом.
Задачка-то, которую предлагают «Воры в законе», чуток посложнее, нежели та, что саркастически смоделирована уважаемым В. Шмыровым. Юрий Кара действительно камикадзе: он решил поработать на ту вечно позорную область искусства, что именуется массовой культурой. Которая и есть конъюнктура, коммерция, кич. «ККК».
Но как бы кто ни анафемствовал, масс-культура не менее «пресволочнейшая штуковина», чем поэзия, «существует— и ни в зуб ногой». Была, есть и будет. И не надо от нее суеверно шарахаться, как детишки от неведомой бяки: ее надо делать. Творить, если угодно. Каков поп — таков приход. Каков кесарь — таков слесарь. Каково общество — такова масс-культура. Позапозавчера были «Свинарка и пастух», позавчера — «Иван Бровкин», вчера — «Москва слезам не верит». Сегодня — «Воры в законе». И всякий раз сакраментальное «ККК» как видовой признак.
А как же, спросите, высокое искусство?! Подлинная культура?! А нормально. Наличие Шнитке не отрицает существования Пугачевой. Андрей Битов не претендует на лавры Юлиана Семенова. А на киноафишах Бунюэль рядом с Клодом Зиди. Фантомасу нечего делать над гнездом кукушки, а Кабирия не пытается тягаться в скорострельности с «Великолепной семеркой». Есть проза— и есть беллетристика. Есть симфония — есть шлягер.
Искусство «для бедных»? А почему бы и нет? Коли иное «не по карману» — в силу ли политического режима в культуре, ввиду ли слабости культурного обеспечения общества. Как бы мы ни сопрягали «Веселых ребят» с кровавыми реалиями сталинщины — хорошо, что люди имели возможность посмеяться от пуза хоть полтора часа. И раз хоть пару сердец приободрило звучащее в застойных сумерках «Держи меня, соломинка, держи» — спасибо. «Бедные» — они, представьте, тоже люди...
Конъюнктура конъюнктуре рознь: одно дело — стремиться угодить кучке сатрапов, и совсем другое— дать миллионам простодушных сограждан привлекательное зрелище. И из коммерции не надо делать жупел-страшилку: коли вам не нравится, что зритель столь охотно отдает свои кровные, сделайте кинотеатры бесплатными. Касательно же кича— в нем тоже есть свой шарм, в этом чудном дитяти, порожденном а-труа официозным салоном, высоким примитивом и эстетическим ерничеством. Просто надобно к этим самым «ККК» подставить еще одно «К»: культура. Культура конъюнктуры.
Культура коммерции. Культура кича.
Наверное, мы скоро осмыслим интересный парадокс: почему в столь хреноватые для киноискусства времена — 30—40-е годы — культура шлягера была тем не менее выше, нежели в позднейшую, более благоприятную пору.
Этой культуры — на нынешнем, разумеется, уровне — «Ворам в законе» порою недостает, если сопоставить картину Ю. Кары с зарубежной классикой жанра (нашему массовому зрителю практически неведомой). Но попытка создания триллера на современном отечественном материале оказалась небезынтересной. Уж как мы нагляделись на «некую латиноамериканскую страну», уж таких мы детективных откровений из махровой западной жизни на своих экранах по-накрутили, что давно уже пора к собственным волкам и овцам вернуться. Что здесь и сделано, однако вовсе не на полном разоблачительном серьезе.
Да, раскаленный утюг на брюхе у мафиози, да, перепиливаемая собственная рука. Однако эта суровая правда жизни уголовных элементов отнюдь не противоречит чуть ироничной интонации фильма. Роковая любовь бандита— боже, что за классическая заморочка массового зрителя! А то, как добрая обойма, всаженная в крепыша бармена, отнюдь не мешает ему, закованному при этом в наручники, съездить напоследок недругу по физиономии (как же — бывший десантник!). А пинок капотом по эйзенштейновской детской коляске, а пистолет, демонстративно передаваемый в коробке из-под торта, а очередь в сберкассе из мафиозных цеховиков-данников, а уморительная реплика: «Там (в баре!) теперь будет работать хороший человек, партийный». Что уж и говорить о сцене воображаемого возмездия, когда геолог-поэт, покарав неверную возлюбленную, ей же и демонстрирует назидательно ее хладный труп. А очаровательно-неадекватная реакция соблазнителя Риты в первых кадрах ленты— здраво-то рассуждая, на кой ляд ему угощать бабусю бульдиком по темечку? Неужели же для того, чтобы вы
заметили, что с вами играют в игру, персонажи обязательно должны временами пускаться в пляс под разудалые куплеты? Или вам нужен специальный титр-подзаголовок: СТРАШНАЯ-СТРАШНАЯ СКАЗКА?
Особо же, на мой взгляд, комично то, как храбро налетели теперь орлами на отчаянный шлягер мускулистые критики в законе — и ногами, ногами! Некоторые и в пах норовят угодить, как видите, совсем упустив из виду, что наш массово-бедолажный зритель страдает отнюдь не эдиповым комплексом, а элементарным голодом на зрелищность.
Алексей Ерохин
«Советский экран» № 3, 1989 год
