Фильм про сибирскую стройку? В уме мгновенно возникают предполагаемые кадры. Значит, так, общий план: вспученная земля, медленно, с методическим упорством работают экскаваторы. Хлябь, лужа с проложенными досками, по ним — конечно! — пробирается хрупкая девчушка в туфельках. Крупный план: туфельки—знак прежнего городского бытия.
Что дальше? Должно быть, первое разочарование. Наверно, устроится на работу не по специальности или столкнется с явной всем несправедливостью начальства. Выступят на первый план два героя. Один — с виду сильный, веселый, а по сути — «слабак». Второй немногословен, замкнут, но, как можно догадаться, настоящий человек.
Фильм «На берегу большой реки», выпущенный Свердловской киностудией, поначалу, казалось бы, не отступает от предложенной схемы. Главная героиня Настя действительно появляется в туфельках на стройке, потом она устраивается поварихой (а по специальности—сварщица). Вот два парня — к ней пристает «разбитной», вступается ««молчаливый»... Стоп!
На этом привычная колея сюжета кончается. Неожиданно, не объяснившись с начальством, улетает на вертолете воспитательница детского сада. Настю переводят работать с малышами. Дальнейшие события, реально происшедшие на Братской ГЭС, так просты и страшны, что лучше сказать о них коротко. Разбивается катер. Остаются сиротами пятеро детей. За двумя приезжают родственники. Троих усыновляет эта хрупкая девушка. Невзирая на то, что человек, которого она любит, с которым мечтала вскоре построить семью, не понимает ее «безрассудного подвига», отказывается разделить с Настей ответственность за судьбу ребят. Происходит резкий поворот от внешней событийности к внутренней. Авторы— сценаристы В.Кудрявцева, В.Лобанов, режиссер Н.Гусаров — выбрали в жизни героини пограничную ситуацию, способную раскрыть глубины души человека, причем такого человека, который обладает редким даром посвящать себя другим. И у Насти и у той девушки с Братской ГЭС, что послужила ей прототипом, доброты, наверное, и так было в избытке. Но столкновение с огромной человеческой трагедией заставило их проявить доброту безграничную.
Об этой безграничной, действенной доброте и рассказывает фильм. Мелодрама? Да! Обращению молодого режиссера к этому жанру, воздействующему на самые чувствительные стороны души, можно только порадоваться.
Мы пришли смотреть мелодраму, и готовы пролить святые слезы, вызванные сопереживанием. Вспомним пословицу: «Есть слезы — есть и совесть».
Но что это? Разбивается катер. Обо всем событии нам сказано. «У самого берега мотор отказал». Но почему, кто виноват? Ведь ясно: после такой беды только и разговоров в поселке что об этом. Как — для кино это особенно важно,— как все произошло?
Герой — только что с потонувшего катера — приходит к Насте, которую любит. Приходит отогреться, отойти душой. Там, где он был, гибли и боролись за жизнь люди. Сейчас мы, наверное, увидим глаза его, отражающие пережитую муку отчаяния и надежды... Но режиссер сажает его спиной к зрителю, и нам достается только одна реплика. «Я был там».
Как к Насте пришло решение — забрать к себе детишек, возложить на себя (в девятнадцать-то лет!) ответственность за их судьбы, кори, свинки, двойки, драки, первые влюбленности? Поступила ли она почти неосознанно, по первому порыву души, или этот шаг дался ей мучительно, с пониманием его значения для своей судьбы? Вот сцена, которая могла бы раскрыть внутреннее побуждение ее поступка. Она —девятнадцатилетняя девчонка, на стройке от силы месяц,— приходит к секретарю парткома сообщить о своем решении усыновить трех малышей. Как она сумеет доказать свою готовность заменить мать этим детям? Найдет ли он слова, чтобы предостеречь ее, ободрить, напутствовать? «Требуется ваша характеристика и ходатайство» — упрямо повторяет Настя два раза. И это все.
Есть еще. один ход к душе героини— ее письма к тете. Из них мы узнаем, что она сама—сирота. Вот и все объяснение.
Создатели фильма как бы избегают обострения ситуаций, из-за этого обесцениваются даже удачно найденные детали. Отец одной из девочек, Леночки, много лет назад бросивший семью и никогда даже не видевший дочь, приезжает и тайно ее похищает (почему, кстати?). Леночка боится его и, когда, наконец, видит Настю, бежит к ней с криком: «Мама, мамочка!» Сцена сама по себе очень трогательная, но как бы возросло ее значение, будь раньше показан хоть один момент борьбы Насти за любовь детей!
Как раз в тех случаях, когда очень бы нужен крупный план, когда его ждешь с нетерпением, оператор не приближает камеру к героям, а отдаляет ее. За двумя близняшками-сиротами приезжает тетя из Краснодара. Их уводят. Прибегают трое оставшихся детей: «А куда от нас Вову с Валей повели?!» Камера резко отодвигается, мы видим лишь силуэты детей в дверном проеме.
Характерна реплика тети из Краснодара. Она, как бы сама смущаясь своей невозмутимости, поясняет: «И слез-то нет, чтобы поплакать, все выплакано уже». В том-то и дело: все выплакано когда-то раньше, а на экране уже не сами события, а их результат, люди, выплеснувшие свои чувства прежде, чем появиться перед нами...
Сама жизнь дала авторам материал, который не может не волновать. Их заслуга в том, что они ощутили не только трогающий сердце драматизм этого материала, но и силу воспитательного воздействия случившегося. Поэтому видя и определенные просчеты, все же нельзя не испытывать благодарности к авторам за те лучшие мгновения в фильме, когда мы сердцем ощутили добрые, благородные, возвышающие чувства, помогающие человеку стать чище и лучше. Первый шаг в творчестве, сделанный режиссером Н. Гусаровым и актрисой О. Бобылевой, сыгравшей Настю, вызывает уважение к молодым художникам, вступившим в искусство с душой, открытой добру.
О.Солоухина
«Советский экран» № 16, август 1981 года
