Коста-Гаврас — псевдоним Константина Гавровского. Только два фильма этого крупного режиссера были в нашем прокате: «Одним человеком больше», удостоенный премии Московского кинофестиваля в 1967 году, и «Пропавший без вести», снятый в США. На МКФ в Москве в 1969 году во внеконкурсной программе шла «Дзета». Но затем Коста-Гаврас снял «Признание» и вместе с другими создателями картины был надолго отлучен от наших экранов.
Тут https://kinoguru.be/ представлені кращі фільми-найцікавіші і популярні фільми серед критиків і глядачів усіх жанрів, топ 50 яких складався за даними оцінок користувачів, які проголосували за той чи інший фільм. Популярність їх визначається за найбільшою кількістю виставлених оцінок, так що ви можете внести свій внесок в даний топ, проголосувавши за той чи інший фільм і залишивши до нього свій відгук.
В начале июня 1990 года «Признание» наконец-то было показано в Москве. В связи с этой запоздалой премьерой по приглашению ее организатора, газеты «Московские новости», в Москву приехал режиссер Коста-Гаврас, автор сценария Хорхе Семпрун и исполнитель главной роли Ив Монтан.
А. Брагинский. Начнем, если угодно, с начала. Вы родились 13 февраля 1933 года?
Коста-Гаврас. Совершенно верно.
А. Брагинский. Ваш отец — русский, а мать гречанка?
Коста-Гаврас. Точнее, мой отец происходил из семьи выходцев из Одессы. Он родился в Греции. Начав работать в кино, я стал называть себя для удобства Коста-Гаврасом. В кино полно людей с псевдонимами.
А. Брагинский. Почему пишут, что политические взгляды вашего отца стали причиной вашего отъезда во Францию?
Коста-Гаврас. Пишут всякую ерунду!.. В общем, надо сказать, что мой отец участвовал в движении Сопротивления — в рядах ЭАМ, то есть был левым. После войны всех, кто сражался с фашизмом, записали в коммунисты. Мой отец был только демократом, а не коммунистом, и все равно это мешало его карьере, его жизни. Детей бывших эамовцев не принимали в университет. Вот почему, закончив лицей, я решил отправиться во Францию, где сначала изучал литературу, а затем увлекся кино и перешел в Институт высшего кинообразования. Учился на отделении режиссуры, но аттестован также, как оператор и монтажер.
А. Брагинский. За этим следуют годы ассистентуры?
Коста-Гаврас. Во Франции это был единственный путь к самостоятельной постановке. Институт предложил мне стажировку у Ива Аллегре, который снимал в 1959 году «Честолюбивую женщину». С нее все и началось. На съемках я познакомился с бывшей женой Ива Симоной Синьоре, со всем кланом Синьоре — Монтан. После Аллегре я работал с Рене Клером на фильме «Все золото мира». Я очень любил его. У Рене Клера был своеобразный метод работы над фильмом с двумя ассистентами: первый занимался всем на свете, второй всегда находился рядом с режиссером, он следил, чтобы все шло строго по сценарию. Я был вторым. Мы часто обсуждали разные детали, спорили. Клер был великим профессионалом, и я многому научился у него. В те годы он не скрывал своей горечи от постоянных нападок со стороны «новой волны» (как, впрочем, и другие режиссеры его поколения). Позднее Клер был «реабилитирован». После его смерти я остался очень дружен с его вдовой, которая собирает все, что пишут о ее муже. Когда я был во главе Синематеки (пять лет, с 1982 по 1987), я собрал все фильмы Рене Клера и поручил одному молодому композитору сделать музыкальную фонограмму для его «Соломенной шляпки». Потом, после Клера, мне было очень интересно работать с известным писателем и кинематографистом Жаном Жионо на его единственной самостоятельной картине «Крез». Затем — Рене Клеман («День и час» и «Кошки»), Жак Деми («Бухта Ангелов»), Марсель Офюльс («Банановая кожура») и Анри Верней («Уик-энд в Зюйдкотте» и «Обезьянка зимой»). А потом... потом я вдруг понял, что мне больше нечему у них учиться. Мне к тому же советовали не засиживаться в ассистентах — это могло стать моей профессией...
Еще работая с Рене Клеманом, я просто так, для тренировки ума, написал экранизацию романа Жапризо «Убийство в спальном вагоне». И сумел поставить фильм.
А. Брагинский. Это было в 1965 году. Но вы тогда еще не были французским подданным, не так ли?
Коста-Гаврас. Совершенно верно. Сначала я не хотел принять подданство из-за того, что Франция воевала в Алжире. Я был против этой войны. А когда я в первый раз подал прошение, мне отказали, заметив, что надо подождать этой чести. Ну что ж, я ждал... {}
А. Брагинский. Вы начали с приключенческих, детективных сюжетов.
Коста-Гаврас. Да. Вслед за «Убийством в спальном вагоне» я снял «Одним человеком больше». Это была, увы, неудачная попытка рассказать о Сопротивлении, используя жанр вестерна. С саспенсом, и все такое. Через фильм проходила мысль о том, что когда идет борьба, нельзя оставаться нейтральным. Но в конце концов действие поглотило идею...
А. Брагинский. Так мы подходим к «Дзете».
Коста-Гаврас. В тот момент к власти пришли «черные полковники». Правда, я и до этого считал, что мне нечего делать в Греции, хотя от корней своих никогда не отрекался. {} Но как только полковники захватили власть, я испытал чувство унижения, я был оскорблен до глубины души. Всплыли воспоминания о гражданской войне. Надо было что-то предпринять. И тут мне попалась книга Василикоса об убийстве Ламбракиса. Я позвал Семпруна и стал ему с листа переводить книгу. {} Мы работали с воодушевлением. Фильм сохраняет и теперь определенную силу. За монтаж ему был присужден «Оскар». Американцы любят определенность и четкие объяснения. Эти качества присущи монтажу картины. Но я считаю, что монтаж делается не в аппаратной, а во время написания сценария... Я не видел фильм восемь лет — до тех пор, пока он совсем недавно был показан на ретроспективе моих картин в Нью-Йорке в Музее современного искусства. {}
А. Брагинский. Это этапный ваш фильм, оттуда берет начало политическое направление в вашем кино...
Коста-Гаврас. В известной мере. Лично я не называю свои фильмы политическими. Это упрощение. Я считаю все фильмы политическими.
А. Брагинский. Так же думал и Брехт...
Коста-Гаврас. Прекрасно, очень рад. Я предпочитаю называть свои картины народным кинематографом. Мне кажется, что те, кто яростно отрицают политическую окраску своих фильмов, как раз занимаются политикой. Такие американские картины, как «Рэмбо» или фильмы со Шварценеггером,— чисто политическое кино. Они обращены к наивному зрителю, которому вбиваются в голову ложные идеи о жизни, о войне во Вьетнаме. Все эти фильмы несут четкую политическую функцию. {}
А. Брагинский. Затем после «Дзеты» вы сделали «Признание». Почему вы взяли этот сюжет?
Коста-Гаврас. Однажды, когда мы еще работали над «Дзетой», я оказался на Рождество в гостях у актрисы Франсуазы Арнуй. Там был Клод Ланцман. Вы его знаете?
А. Брагинский. Да, знаю. В Москве показывался его документальный фильм «Шоах» — о еврейском геноциде.
Коста-Гаврас. Так вот Ланцман рассказал, что прочел автобиографическую книгу Артура Лондона «Признание». Речь в ней шла о чудовищно беззастенчивой кампании незаконных репрессий, которую Сталин развернул в странах Восточной Европы против видных коммунистов, в первую очередь еврейского происхождения. Я тотчас же купил ее. И был глубоко взволнован. Но и возмущен. В том смысле, что «Признание» сублимировало мой гнев. Там были вещи, в которые мы верили. Глубоко. Даже не принадлежа к компартии, мы считали, что надо изменить жизнь. Но для постановки фильма нужны были средства. Их у меня не было. У Семпруна тоже. {} Словом, мы были полны решимости сделать фильм. Нас интересовал механизм признаний: отчего человек, боровшийся за торжество определенной идеи, принадлежащий к некоей семье-партии, приходит в конце концов к отрицанию своей сущности ради защиты этой семьи? Отчего он разрушает себя? Каждый из нас боролся за интересы своей родины. Мы готовы были это делать с восторгом и энтузиазмом. Здесь же борьба сопровождалась унижением.
Монтан был в США. Мы связались с ним. Предложили сыграть главную роль — Артура Лондона, который в момент ареста был заместителем министра иностранных дел и проходил по тому же процессу, что и Рудольф Сланский, один из руководителей компартии Чехословакии. Он сказал, что если мы так захвачены этим материалом, он готов работать с нами. Встал вопрос: где снимать? Я поехал в Прагу. Руководство студии согласилось помогать нам. Я снова приехал в Прагу в начале июня 1968 года. Но тут чехословацкие коллеги уже не были очень уверены, что мы сможем вместе работать, они говорили, что ситуация быстро меняется. Посоветовали мне снимать в Вене или в Венгрии. Я вернулся в Париж. Мы должны были закончить сценарий. Но в Вене мне снимать не хотелось — город очень немецкий. Стали искать натуру в Страсбурге. Остановились на Лилле, где мэром был социалист Пьер Моруа, который очень помог нам, очистив для съемок центр города. На студии мы воссоздали по фотографиям и кинохронике зал суда. Об актерах было сказано, что если они готовы рисковать, это их дело. Позднее, когда мы стали отбирать актеров во Франции, некоторые очень близкие нам люди говорили, что участвовать в антикоммунистическом фильме не будут...
А. Брагинский. Это было непростое время... Итак, вы сняли картину о Чехословакии. Потом вы снимали в Латинской Америке, в США, Израиле. Отчего не во Франции?
Коста-Гаврас. Знаете, один французский драматург однажды заметил, что во Франции не сделаешь трагедии. Жизнь здесь настолько приятна, нет никаких серьезных конфликтов. Это не страна крайностей — в отличие от Латинской Америки или Северной Америки, где легче найти сюжет для трагедии. Иные думают, что США — это рай. Это рай, когда есть деньги. Когда люди там создают свой мирок, покупают дом, машину, строят бассейн, они держатся за все это, отсюда и конфликты. После «Дзеты» меня не раз приглашали в Америку работать. Но я отказывался. Я не хотел делать кино, которое может сделать любой американец.
А. Брагинский. Однако вы поставили такой антиамериканский фильм, как «Осадное положение»...
Коста-Гаврас. Но действие там происходит в Латинской Америке, а не в США! Будучи греком, я всегда интересовался ролью, которую американцы сыграли у меня на родине во время гражданской войны. Я напал на след американского советника Митрионе, который был организатором вмешательства в дела чужих стран. Так родился сюжет «Осадного положения». {}
А. Брагинский. Действие фильма «Пропавший без вести» тоже происходит в Латинской Америке.
Коста-Гаврас. Как только мне предложили сюжет об американцах, пропавших без вести в Латинской Америке, я за него ухватился. Но сценарий поначалу был совсем другим. Меня в нем заинтересовала лишь линия отца, который отправился искать сына — примерно пятая часть сценария. И тогда мы написали новый сценарий. В общем, это был американский фильм, сделанный с американцами, они участвовали и в финансировании — это они дали деньги на такого актера, как Джек Леммон.
А. Брагинский. Именно с этого фильма вы стали котироваться в США?
Коста-Гаврас. Думаю, раньше — с «Дзеты». Многие американцы готовы защищать Америку, несмотря ни на что. Были люди, которые особенно на меня нападали. Они называли мой фильм «марксистской грязью по-еврейски». Зато фильм был прекрасно принят университетской молодежью.
А. Брагинский. Ваш фильм «Музыкальная шкатулка» тоже об Америке.
Коста-Гаврас. Это получилось случайно. Но мне очень понравился сюжет об эмигрантах и американцах. О проблемах адаптации. Я эти проблемы знаю по личному опыту. В главной роли снималась Джессика Ланж, она впервые играла роль такого плана. Я просил ее отказаться от своего «имиджа»: она сделала себе другую прическу, нашла новую походку. Ее героиня — настоящая американка. Драма ее состоит в том, что, будучи адвокатом, она должна защищать отца, оказавшегося нацистским преступником. Она не верит в это обвинение, но вынуждена признать очевидность факта. Джессика Ланж — поразительная актриса! Никогда еще, по-моему, она не играла так хорошо. {}
А. Брагинский. Мы довольно подробно остановились с вами на картинах, объединенных одной темой: темой выбора. Всем героям приходится выбирать, с кем быть. Можно в связи с этим вспомнить и «Ханну К.». События этого фильма происходят в Израиле, и героиня — «коллега» героини «Музыкальной шкатулки», тоже адвокатесса, защищающая араба, который нарушил законы военного времени. Ей тоже приходится выбирать — с кем быть, под нажимом своих соотечественников. Или другой ваш фильм — «Особый отдел»: рассказ о кровавом преступлении нацистов и их вишийских приспешников, отправивших в годы оккупации на виселицу ни в чем не повинных людей. Еще одна картина — «Свет женщины». Ив Монтан, сыгравший героя фильма, сказал, что это не просто любовная история, но «история ясного взгляда на любовь».
Коста-Гаврас. Это верно. И тут мои герои стоят перед выбором, который дается им непросто.
А. Брагинский. И вдруг среди этих в общем серьезных картин появляется почти бурлескная комедия «Семейный совет». Отчего?
Коста-Гаврас. Мы все похожи на детей. Нам всегда не хватает какой-нибудь игрушки, скажем, паровозика. Мне вот не хватало комедии. Я очень забавлялся, снимая этот фильм о семье «медвежатников», которых бунт сына, решившего «завязать», ставит в затруднительное положение: он подлинный мозг их «компании», без него они ничто. Тут вновь проблема выбора, перед которой оказывается сын. Он хочет жениться и стать честным человеком. Люди на Западе считают, что собственность, количество материальных благ важнее, чем качество жизни. Люди хотят иметь все и теряют все. В этом для меня идея фильма. {}
А. Брагинский. Каковы ваши впечатления от поездки в Москву на сей раз? Вы ведь уже были в СССР дважды?
Коста-Гаврас. С тех пор много воды утекло. Многое изменилось. Мы были очень взволнованы, ибо никогда не думали, что сможем показать здесь «Признание». Мы думали, что ничего тут не изменится при жизни нашего поколения. И вот мы тут. Нам задают неожиданные вопросы, которые прежде были табу. Встречаясь раньше в Париже с советскими людьми — кинематографистами, журналистами,— мы были очень сдержанны. Мы не хотели ставить их в сложное положение. Мы не говорили с ними на опасные темы, мы вели себя в точности так, как ведут себя дети с бедными родителями. Положение было фальшивым. И вот я выступал в «России» перед просмотром «Признания», чтобы объяснить некоторые вещи, конец, например, ведь это было сделано двадцать лет назад. Тогда мы считали, что коммунистический режим не поддается реформации. Оказалось, что ничего подобного. И когда я им сказал: «Вы сами знаете, что произошло»,— они стали аплодировать и смеяться. Мы испытали здесь, в Москве, глубокое волнение и чувство облегчения.
А. Брагинский. Все трое?
Коста-Гаврас. Конечно. Монтан не подавал виду, но в машине он не скрывал своего восторга. И печали — ему было обидно, что всего этого не может увидеть Симона. Мы ходили по знакомым ему местам, по Красной площади, были в зале Чайковского и в той комнате, где они с Симоной ужинали с Хрущевым...
Беседу вел Александр Брагинский
«Искусство кино», 1990 год, № 12
(в сокращении)
