Человек рождается во второй раз в годы отрочества. Рождается в духовном, нравственном смысле. От периода отрочества зависит во многом дальнейшая человеческая судьба и поступки,— так говорил режиссер Сергей Соловьев. Он ставит на «Мосфильме» картину об отрочестве — «Сто дней после детства» по сценарию А. Александрова.
Действие происходит в пионерском лагере. Обычном лагере, где есть воспитательница, совсем неплохой, но ограниченный профессиональной педагогической инерцией человек, есть вожатый, молодой и вполне современный по взглядам и манерам парень. И есть, разумеется, ребята, в свои пятнадцать лет далеко не дети.
В сценарии А. Александрова никаких особенно драматических событий не происходит. Герои работают в поле, ставят спектакль, купаются... И еще они влюбляются и выясняют друг с другом отношения.
Мы попали на съемочную площадку в один из последних солнечных дней осени. Снималась проходная в общем-то сцена: главный герой картины Митя сосредоточенно вырезает на заборе фамилию девочки, в которую влюблен.
Боря Токарев, московский школьник, исполняющий эту роль, честно кромсал ножиком доску. Фамилия у девочки была длинная. Оператор
А. Княжинский успел поставить кадр, а режиссер вдоволь поработать с партнером главного героя, смешным мальчиком в очках (в фильме из лагерной жизни ведь обязательно должен быть такой смешной мальчик, который задает вопросы). Наконец, дело дошло до съемки, и ребята исполнили эпизод — старательно, но без особого подъема.
— Трудно работать с этим возрастом,— пожаловался Сергей Соловьев. Детской непосредственности к пятнадцати годам уже, конечно, нет, а взрослого профессионализма и подавно, после второго дубля им эпизод надоедает. Они устают...
Приступили к третьему дублю. Главный герой, одетый в белую майку и джинсы, сосредоточенно вырезавший на заборе буквы, оглянулся на оклик партнера. Он выглядел спокойно и серьезно. По сценарию Митя — тонкая, эмоциональная, чистая натура. В последний лагерный вечер, накануне отъезда, он вызывает девочку Лену (в этой роли снимается Таня Друбич) на свидание и говорит ей красивые и трогательные прощальные слова. Интересно, насколько отвечают эти слова и сама ситуация внутреннему миру московского девятиклассника Бори? Дело даже не в том, насколько точно выбран главный исполнитель — об этом мы будем судить, увидев фильм на экране. Дело в современности интонации этой сцены.
Действительно, всегда, во веки веков, как во времена Лермонтова, о которых много говорят герои фильма, так и в эпоху маек с джинсами, борются в юных душах высокое и низменное, одухотворенность с бездуховностью. Чаще всего эта борьба двух начал невидима для посторонних глаз, но иногда она принимает формы резкие, драматичные.
..Мальчишки и девчонки, ожидавшие своей очереди войти в кадр, сидели в сторонке под деревом и рассказывали друг другу разные разности: о калужской танцплощадке, о своих воспитателях.
— Мне хочется поставить этот сценарий легко, естественно, избежав нарочитой серьезности и назидательной интонации,— говорил режиссер.
Он прав. Сценарий именно таков, что многозначительность и назидательность ему навязать трудно, повествование действительно легко скользит от эпизода к эпизоду. Но не потому ли, что отроческие страсти в кинематографическом лагере, построенном мосфильмовскими мастерами на берегу живописной речушки, облегчены и олитературены (несколько раз с некоторой навязчивостью авторская мысль возвращается к Лермонтову, а один из центральных эпизодов посвящен беседе о прелести Джоконды), юным исполнителям эпизоды «надоедают после второго дубля»?
Мы говорили с режиссером о том, что обращение к нравственным проблемам — одна из благородных традиций русской литературы, и именно поэтому литература в руках опытного педагога — мощное средство воспитания. При одном, разумеется, условии: не поверхностной, а органической внутренней связи с жизнью. Но в данном случае, в работе над фильмом «Сто дней после детства», не пытаются ли авторы спрятаться за литературными ассоциациями от острых и сложных проблем, волнующих современных ребят, стоящих на пороге отрочества?..
Педагоги, социологи и физиологи нынче много говорят об акселерации — о раннем взрослении. Педагоги, социологи и юристы с тревогой думают об инфантильной безответственности, свойственной части современного юношества. В этих раздумьях отголоски того же вечного конфликта нравственности с бездуховностью.
Работа над фильмом «Сто дней после детства» заканчивается. И мы, наверное, еще вернемся к нему, потому что тема, затронутая режиссером и сценаристом, слишком важна, исчерпать ее трудно.
Н. Колесникова
"
Советский экран" № 2, январь 1975 года
