Если первая же фраза, которую на экране произнесет герой, будет, например: «Чтоб ты сдох, окаянный!» — опытный зритель сразу же догадается, что перед ним комедия. Потому что в кинокомедии последнее время появилась такая мода — герои только и делают, что бранятся. Причем бранятся исключительно для юмора, чтобы нам, зрителям, было веселей.
В фильме Одесской киностудии «Прощайте, фараоны!», откуда мы позаимствовали приведенную выше цитату, после столь энергичного начала пойдет, собственно, в том же духе:
«Придержи язык!»
«Нечего глотку драть!»
«Ох, ты ж свинячья морда!»
«Штаны подвязать не может, а тоже туда».
«Та-та-та-та-та. Затрещала. Не жена, а пулеметное гнездо». (Последняя реплика, видимо, признанная авторами особо удачной, имеет вариант: «Затрещал. Не муж, а пулеметное гнездо».)
Герои комедии — современные колхозники. Мужчины бездельничают, пьянствуют и, занимая руководящие должности, ни в какую не желают внедрять технику для облегчения тяжелого женского труда. Потом ситуация меняется: мужчины начинают выполнять женскую работу, а женщины — пьянствовать («Налижутся, хоть из хаты удирай»}. От такой жизни они, к неудовольствию мужчин, «поглад-шели», «будка больше бидона», к тому же «интеллигенцию из себя корчат». Мужчины же худеют, не знают, как штаны поддержать, они ни с чем не справляются, их обижают свиньи, коровы, петухи и, конечно, собственные жены.
Небогатый этот сюжет авторы (сценарий А. Коломийца, постановка В. Винника при участии Д. Черкасского) стремятся расцветить юмором, выдаваемым тут за народный. Приемы, которыми достигается «народный колорит», до крайности несложны. Разговор касается то запаха в свинарнике, то щупанья кур («Три дня щупаю, толку нет»), то необычайных размеров коровьего вымени («Вымя... как амбар, а соски, словно оглобли. А я, как комар, прицепился на соске и раскачиваюсь...» Опустим дальнейшие подробности из уважения к читателям). Иногда беседа переходит на несложные медицинские темы: например, что это выскочило — «чиряк» или «хурункул»? Причем народная точка зрения сводится к тому, что врач этого, конечно, определить не сумеет, ибо — «что он видел в жизни? После школы — в институт...»
В качестве источника комического в фильме широко используются также сопенье, иканье, храп и прочие низшие физиологические акты, иногда для пущего смеха как-нибудь извращенные («цинком икается»).
Кроме того, герои картины — завмеханизацией Таран, завптицефермой Онисько, бухгалтер Аристарх, бригадир Оверко, ночной сторож Корней — очень много спят и видят сны, в которых они представлены фараонами. Конечно, нетрезвому человеку многое может присниться. Но вот что странно. Дурные эти сны почти поэтизируются авторами. Они любуются пышной позолотой, гопаком в древнеегипетском антураже, полуобнаженными телами своих весьма дородных героев. Когда герои просыпаются, Древний Египет сменяется поэтичными пейзажами и задушевными украинскими песнями. И пейзажи и песни действительно хороши — тем разительнее контраст между этим естественным фоном и тем, что происходит с героями.
...И вот снова перед нами поэтичные пейзажи, задушевные украинские песни — и про ноченьку темную и про зарю вечернюю. Кто поет? Оказывается, какие-то жулики-уполномоченные, решившие за государственный счет пожить на природе. Странно. Что же все-таки делать зрителям: наслаждаться ли песней или негодовать на исполнителей? Теперь этот вопрос возник перед нами уже в фильме «Ни пуха, ни пера» (Киевская киностудия имени А. П. Довженко, сценарий Я. Костюковского и М. Слободского при участии В. Иванова, постановка В. Иванова).
С самого начала закадровый голос вводит зрителей в проблематику картины: он сообщает нам об охоте, дающей человеку силу и здоровье, развивающей в нем любовь к родной природе, к деревцам и цветочкам, к шелесту камышей. Но во все это трудно поверить. Один охотник страдает непомерной тучностью, другой скрючен радикулитом и потому принимает (для смеха, конечно) не вполне приличные позы. Никак не скажешь по этому фильму, что общение с природой облагораживает людей. Напротив! Вы услышите массу странных околоохотничьих баек:
«Лучшей собаки, чем мой Джек, отродясь не встречал. Бывало, записку и деньги в зубы: «Джек, мигом, бутылку вина. Смотришь,, несет, сукин сын. Только лишних денег ему давать было нельзя! Сдачу пропьет обязательно!»
Будут и перебранки:
«Не смейте сушить порох на плите!» «А вы не варите вашу вонючую кашу для рыб!»
Будут репризы с охотничье-рыбац-ким уклоном:
«Прикройте меня, пожалуйста, вашей сукой!»
«Мерять рыбку надо от середины глаза до заднепроходного плавника».
Будет и элементарная физиология:
«Ведь около меня что-то как хрюкнуло?» «Это же я, извините, высморкался».
Трудно проникнуться симпатией к героям, выражающимся подобным образом. Конечно, настоящий народный юмор действительно отнюдь не всегда приглажен, он носит порой грубоватый, приземленный характер, не чурается и крепкого словца, бьющего не в бровь, а в глаз. Но наивно было бы полагать, что употребление бранных, малопристойных, двусмысленных выражений уже само по себе может являться источником комизма. Так рождается определенный стиль, к сожалению, довольно типичный для некоторых кинокомедий.
Главный герой фильма «Одиножды один» (студия «Ленфильм») объясняется каким-то не вполне разборчивым, якобы народным «русско-украинским» языком: «должен, «нужон», «ндравится», «советоваю», «имею не меньше правое», «шутю», «не щеко-тите, ребяты», «перед людями стыдно».
Не полагаясь на выразительные возможности этого наречия, авторы уснастили фильм рекордным, наверное, количеством бранных слов. Здесь и ругают и отругиваются. На «дурака» отвечают «от дурака слышу», а на «сволочь» — «ты меня не сволочи». За словом, как говорится, в карман не лезут...
Не пренебрегают тут и такими «крылатыми» оборотами, как «разуй глаза», «физиомордия». Ни к народному языку, ни к народному юмору все это никакого отношения не имеет.
А между тем сценарий фильма написал В. Мережко, который в предыдущей своей работе — фильме «Здравствуй и прощай» — проявил подкупающую точность и свежесть именно в изображении народного характера. Есть интересные сцены, любопытные наблюдения и в «Одиножды один». Но фильму явно не хватает такта, чувства меры.
Герой фильма Иван Каретников, по профессии полотер, разбросал смолоду своих жен и детей по всем концам страны. Теперь, когда не за горами старость, решил прибиться к какой-нибудь из семей. Похождения «выдающей маэстры Вани Каретникова», как он себя рекомендует, в поисках семейного очага и составляют сюжет фильма.
В свои 59 лет Ваня Каретников неотесан, груб, косноязычен, он много и без толку суетится, паясничает, часто оскорбляет добрых людей. А добрые люди почему-то весьма снисходительны к нему, терпеливо сносят его выходки, иногда еще и умиляются.
Вот пьяный Ваня играет на гармошке и поет:
«Мы ходили под богом, под богом войны.
Артиллерия нас накрывала,
Но смертельная пуля нашла со спины
И изменою в сердце застряла.
Я себя в пояснице согнул,
Силу воли призвал на подмогу,
«Извините, хозяева, что заглянул
По ошибке к чужому порогу»...
Закачался некрашеный пол...»
Как пародия, как стилизация «блатного» жаргона это, наверное, еще сошло бы. И даже было бы смешно. Но ведь под эту, с позволения сказать, «фронтовую» песню прямо-таки обливаются слезами положительные герои фильма. Плачут! И даже просят спеть еще. И даже подпевать пытаются. И, размягченные душой, прощают Ване и хвастовство, и нахальство, и хамские выкрики «А ты кто такой?» Да еще и уверяют его: «Ты хороший человек, Ваня»...
Авторы не замечают, что этот их «хороший человек» опошляет все, к чему ни прикоснется: появляется на субботнике — субботник превращается в нелепый балаган, приходит на свадьбу — свадебный обряд начинает смахивать на издевательство над ни в чем неповинными людьми. А когда под конец Ваня нарывается на еще более разнузданного молодого нахала, от нас ждут, кажется, сочувствия его переживаниям в неожиданной роли «благородного отца», устраивающего семейное счастье дочери с этим самым нахалом, дающим ему сто очков вперед по бескультурью, черствости, распущенности...
В роли Вани Каретникова снялся Анатолий Папанов, превосходный актер, отлично умеющий сочетать драматизм и комедийное начало. Не раз следили мы за его игрой, мешая слезы с улыбкой. Но главный герой фильма «Одиножды один» не способен вызвать столь сильные и разнообразные зрительские эмоции. И причина этого — в каком-то изначальном, стилистическом просчете, который, в свою очередь, приводит к потерям нравственным, этическим.
Последнее обстоятельство чрезвычайно существенно. Потеря чувства меры в стремлении насмешить зрителя любыми средствами, просчеты по части художественного такта и вкуса неизбежно сказываются не только на форме произведения, но и на его содержании, на его идейном звучании, на системе его образов. Это заметно и по фильму «Прощайте, фараоны!» где под видом борьбы с пьянством живописуются и даже эстетизируются пьяные проделки весьма малопривлекательных героев и героинь, и по фильму «Ни пуха ни пера», где очень трудно поверить в благородство и героизм «друзей и защитников природы», более смахивающих на малопочтенных трепачей, и по фильму «Одиножды один», где самоцелью в трактовке героя становится погоня за примитивным комизмом, а человеческий потенциал образа отходит на второй план.
Во всех трех фильмах в той или иной мере проявилось намерение авторов воплотить на экране народный юмор, народные характеры. И если бы это было не так поверхностно, безответственно и приблизительно, это было бы хорошо. Кинематограф в последнее время действительно проявляет все больший интерес к
традициям, формам, стилистике народного творчества. Широчайшие возможности открываются тут для кинокомедии. Как не назвать в этой связи фильмы Василия Шукшина с их сочным юмором, великолепными образцами подлинно народной речи, истинно народными характерами! Из русской сказки попал в Грузию прошлого века в фильме «Не горюй!» служивый Егор Залетаев. Мотивы фольклора народов Дагестана преломились в современном сюжете «Ожерелья для моей любимой». Приемы и ситуации народного фарса ожили в «Чудаках». Солдатская байка, частушка, лубок времен первой империалистической войны стали объектом стилизации в «Бумбараше». Перечень удачных примеров можно и продолжить, но лучше задумаемся, сколько еще нетронутого, сколько материала для осмысления, освоения!
Когда-то А. В. Луначарский темпераментно призывал «цех истинно народных балагуров использовать все «неистощимые сокровища русских прибауток, русского и украинского языков с их поистине богатырской силищей в области юмора». Почему бы и сегодняшней кинокомедии не прикоснуться к этим неистощимым сокровищам?
Только делать это надо талантливо, с соблюдением чувства меры и ответственности.
Елена Бауман
«
Советский экран» № 18, сентябрь 1975 года
