У меня сложилось впечатление, что хотя кино охотно «заимствует» театральных артистов, но использует их, возможности, открытые театром, далеко не в полную меру. Кино дает актерам популярность несравнимо более широкую, чем театр, и это, само собой, для них соблазнительно. Но зато, в отличие от театра, кино частенько довольствуется тем, что эксплуатирует уже однажды найденное качество артиста, то есть как бы расходует накопленное в театре. Возникает нечто вроде творческого буксования, а уж это, безусловно, наносит ущерб дарованию артиста.
Почему это происходит, не могу сказать, То ли кино боится рисковать. То ли для риска нет времени. То ли оно сковано невозможностью исправить неудачу, погасить неоправданный риск. То ли, попросту, не все режиссеры умеют увидеть и раскрыть в актере то, что заложено в нем природой. То ли и сам иной актер ленив, малодушен и склонен к халтуре — чего обижаться, всякое бывает. Так или иначе, факт есть факт — некоторые артисты, весьма ярко и разнообразно заявившие себя в театре, значительно менее интересно выглядят на экране.
Особый, я бы сказал, наболевший разговор об актерах, безусловно, достойнейших, талантливых, признанных, любимых. Вот лишь несколько имен. Фаина Раневская, Георгий Жженов, Валентин Гафт, Юлия Борисова, Алиса Фрейндлих... Творческие биографии всех этих актеров складываются на наших глазах, и утраты, понесенные ими в кино, различны. Их судьбы дают нам повод для размышлений.
Итак, Жженов. Пожалуй, у него сочетание кино- и театральной судьбы наиболее благоприятное. И все же...
У меня к Жженову личное отношение. Он играл в трех моих пьесах, причем играл отлично. А потому я слежу за его судьбой с доброжелательной ревностностью.
Жженов — серьезный артист с далеко не сразу сложившейся судьбой. Нужны были и воля, и терпение, и выдержка, и вера в себя, и трудолюбие, чтобы дождаться заслуженного успеха на выбранном поприще.
Что это значит — серьезный? Во всяком случае, не то, что он мрачен, неулыбчив, сановит, внушителен и тому подобное. Во всех трех моих пьесах — в «Одной», в «Директоре» и в «Другой» — он играл главные мужские роли, и это были три совершенно разных человека, с несхожим темпераментом, кругозором, культурным уровнем, отношением к жизни. Директор крупного завода. Научный работник. И пилот. В первом случае это был властный, жесткий, суховатый человек, поглощенный выполнением важного государственного задания. И лишь внезапно события личной жизни ударили его по сердцу. Судьба второго, наоборот, взята именно на переломе личной жизни — в момент распада семьи. Герой пьесы — отец и муж, болезненно переживающий то, как семейная драма отражается на его близких. Третий — человек озорной, веселый, поначалу даже поверхностный и лишь постепенно, силой обстоятельств, вынужденный взглянуть на себя и вокруг себя с большим пониманием, чем он делал это ранее.
Я видел Жженова и на премьере «Другой», и на 300-м спектакле. Артист ничего не утратил. Более того, роль, точно привычная в носке одежда, стала для него совсем своей. Это показатель высокого профессионализма.
А недавно в Театре имени Моссовета прошел 400-й спектакль по пьесе И. Штока «Ленинградский проспект». Пьеса идет успешно на сцене театра уже 13 лет. Когда-то потомственного рабочего Забродина играл в этом спектакле Мордвинов. Теперь — Жженов. И что же? Актер не только свободно выдержал «сопоставление» со знаменитым мастером, но и привнес в эту роль свои достоверные штрихи.
Можно бы продолжить разговор о Жженове в театре, но и так ясно: возможности артиста весьма широки. Работает он серьезно, вдумчиво. Труда не жалеет. Так в театре. А в кино? Есть и в кино у Жженова любопытные работы. Тот же Тульев — Зароков в фильмах «Ошибка резидента» и «Судьба резидента». Картины эти подкупают зрителей не столько правдивым изложением событий, сколько занимательностью сюжета... Но образ резидента — врага, который меняет по ходу дела свой взгляд на жизнь, причем, меняет искренне, сыгран Жженовым сложно и убедительно. При всей условности сюжета мы верим в безусловность героя Жженова: такова сила его дарования.
В телевизионном фильме по роману «Вся королевская рать» Жженов талантливо играет Вилли Старка — фигуру отрицательную, но далеко не однозначную, а потому правдивую. Представляет творческий интерес и работа Жженова в роли генерала Бессонова в фильме «Горячий снег».
Но вот передо мною специально выписанный длинный перечень киноролей Жженова, в котором встречаются и сержанты, и лейтенанты, и майоры, и генералы, достоверные по облику, но, увы, мало интересные по содержанию. Внешние данные актера используются для придания объема и внушительности образам, которые другими качествами в целом ряде фильмов для этого не располагают. Нерасчетливо это. Не по-хозяйски использовать талантливого актера только в качестве достоверной оболочки...
Несколько иначе обстоит дело с Валентином Гафтом. Гафт в театре — артист редкого обаяния. Мне, во всяком случае, всегда очень интересно следить за тем, как он даже не говорит, а просто ходит по сцене. Сначала по сцене Театра имени Ленинского комсомола. Затем — Театра на Бронной. Далее — Театра сатиры. Теперь — «Современника». Его манера говорить — раздумчивая, доверительная, чуть небрежная, но лишь по форме, а внутренне уважительная к собеседнику, к нам, зрителям; его походка, общий облик, этакая сутуловатая элегантность — все заставляет следить за ним, когда он на сцене, с острым вниманием и удовольствием. Как он этого добивается — его секрет. Но именно не что, а как и составляет едва ли не главную сторону его обаяния.
Играя в Театре сатиры графа Альмавиву, Гафт создал в этом образе любопытнейшую и никогда до этого не виданную смесь аристократа со шпаной. Это было превосходно.
В спектакле «Из записок Лопатина» («Современник») на Гафте держится, по существу, все представление. В роли военного корреспондента он вроде бв! незаметно, неназойливо заставляет всколыхнуться всю нашу память о войне. Гафта на сцене театра окружает атмосфера чистого, слегка ироничного, но зато без малейшей фальшивой примеси гуманизма. Этим он дорог и запоминается. А в кино? Нет, он не обойден вниманием кинематографа. Но разве можно сравнить то, что им сделано на экране, с работами в театре? И не Гафта тут вина. Он и фотогеничен и обаятелен. Но ему попросту не дают ни одной сколько-нибудь соизмеримой с его индивидуальностью роли. Он как лампа, которая светит с экрана даже не в половину, а в четверть накала. И только в фильме «Разрешите взлет», где он занят вместе с очень тонкого дарования артисткой Малеванной, произошло вроде бы «крещение» Гафта в кино. И затем опять он ушел куда-то на второй, а то и на третий план. Думается, тут можно винить только кинорежиссеров, которые то ли по лености, то ли из непонимания своеобразных возможностей Гафта не находят для него посильной нагрузки.
Только сейчас — спасибо телевидению — массовый зритель впервые увидел на экране такую талантливую театральную актрису, как Алиса Фрейндлих. Недавний показ по телевидению спектакля Театра имени Ленсовета «Варшавская мелодия» дал всем возможность, причем без малейших, заметьте, утрат, увидеть глубоко трогающую игру этой актрисы в роли польской певицы Гели. Ну, а прочие театральные работы Фрейндлих? Знаменитая Таня, Элиза Дулиттл? Ее великолепная работа в «Женском монастыре»? Эти роли так и не дошли до экрана, даже до малого, телевизионного. А что с большим экраном? Давняя роль в «Похождении зубного врача», недавний эпизод в «Мелодиях Верийского квартала», проходная роль в «Исполняющем обязанности», неудачная в «Анне и Командоре»... И это актриса с уникальным диапазоном возможностей, каждая сценическая работа которой неизменно вызывает живейшее внимание и восхищение театрального зрителя — от самого квалифицированного до неопытного. Разве театральная судьба Фрейндлих не дает основания приглашать ее для серьезной, а не случайной работы в кино?
Совершенно особый случай — кино-судьба превосходной театральной актрисы Юлии Борисовой. Тут я опять должен сделать, как и в случае со Жженовым, небольшое лирическое отступление.
...Она сыграла в моих пьесах всего одну роль (Варя в «Одной»), причем давно, почти 20 лет назад. Так что, можно сказать, я люблю Ю. Борисову совершенно «платонически». Люблю и неизменно высоко ценю за ее большой артистический талант, гибкий, заразительный и разнообразный; за высокие человеческие качества — ум, такт, самоотверженную преданность театру и трудолюбие; и, наконец, не скрою, за превосходные внешние данные, за удивительное обаяние и за отличную актерскую форму, которая, несомненно, поддерживается не только умением (как и должно профессионалу), но и одухотворяется человеческими качествами. И вот именно эта самая Борисова, которая общепризнанно украшает столичную сцену уже со времен восстановления в Вахтанговском театре «Принцессы Турандот» и с тех пор сыграла немало ответственнейших ролей,— эта актриса, естественно, не могла не быть замечена нашей кинорежиссурой. Тем не менее она снялась всего в двух фильмах: в «Идиоте» и в картине «Посол Советского Союза».
Да, разумеется, мне известно, что Борисова получала немало предложений сниматься и отказывалась от них как раз в силу своей приверженности театру. Но если двум режиссерам удалось убедить актрису сниматься, то почему это не удалось прочим?
Как могли вы, друзья-режиссеры, примириться с тем, что драматическую артистку такого масштаба и данных видит только театральный зритель?
Нет, как хотите, но это еще один разительный пример той же «лености» кинорежиссуры, о которой говорилось выше. Впрочем, хочу надеяться, что еще найдутся мастера, которые приведут актрису на наш экран.
Этот перечень можно бы (да, пожалуй, и нужно) продолжить. Но я закончу его исключительным по силе и наглядности примером. Ибо столь же исключителен и талант артистки, о которой пойдет речь. Я имею в виду Фаину Георгиевну Раневскую. Это в театре она блистательно сыграла в «Лисичках» Л. Хелман сложнейшую трагическую роль. Это в театре она исполнила глубоко драматическую роль в пьесе «Деревья умирают стоя». Это в театре режиссер Л.Варпаховский поручил ей главную роль в пьесе «Странная миссис Сэвидж», в результате чего мы могли видеть превосходную работу трагикомического плана. В театре. Правда, справедливости ради, следует сказать, что и в кино Раневская отлично сыграла в фильме «Мечта» М. Ромма. Но то было давно. И то был Ромм.
А в огромном количестве случаев, когда эта выдающаяся актриса снималась в кино, использовалось только высокое ее комедийное дарование, ее обаяние, причем частенько спекулятивно. Остается лишь горестно развести руками. После отличных комедий «Подкидыш» и «Весна», где Раневская по праву предстала в достойных ее комедийных ролях, пошли фильмы, в которых непростительно девальвировалось ее дарование. Однако Раневская умудрялась и в них не ронять своего огромного таланта. Что же теперь? Что впереди? Сыграет ли эта редких возможностей — трагических, трагикомических и комедийных — артистка в кино те роли, которые только ей доступны? Неизвестно.
Много неизвестного в судьбе актера. И от многих неизвестных величин эта судьба зависит. Вот и театральные вузы есть, и институт кинематографии, и училища при театрах, и театров много, в том числе имеется Театр киноактера, а судьба актерская все равно трудна, сложна и, главное, зыбка, неопределенна. Чтобы добиться достойного свершения своей судьбы, актеру нужно многое. Талант, само собой. Без таланта пропадешь. Но и с талантом пропадешь, если нет навыка и вкуса работать всерьез. Но и случай тоже нужен — не в последнюю очередь. Нужна встреча с хорошей ролью. И хорошим режиссером. Обязательно! Ибо не бывает у актера успеха без режиссера, это уж точно. Нужно все это и еще многое другое, да еще и сочетание всех этих условий. Надо беречь свой талант и не хвататься за дурную роль. Надо терпеливо искать хорошую роль. Надо добиваться встречи с хорошим режиссером. Надо не унывать и не надеяться на выигрыш, а только на непрерывный труд.
Самуил Алешин
«
Советский экран», № 15 август 1975 год
