Расцвет творческой молодости украинского кинорежиссера Виктора Греся стремительно совпал по времени с закатом его творческой молодости. Дебют в короткометражной картине «Слепой дождь» принес ему международное признание, Гран-при «Золотая нимфа» на X Международном фестивале телевизионных фильмов в Монте-Карло в 1970 году и полную неизвестность на «Украине милой». В те годы с высокой партийно-республиканской трибуны было торжественно провозглашено, что наконец-то «с так называемым поэтическим кинематографом у нас в Киеве покончено».
«Параджановщина» удушалась в зародыше замысла. О воплощении никто даже и не помышлял. Метафора, образ, кинотроп — всем этим буржуазным изыскам приказали долго жить, а режиссеров, не умеющих снимать антипоэтическое кино, посадили на голодный паек творческого простоя.
Виктор Гресь не умел снимать антипоэтическое кино. Он не понимал героев, наводнивших украинский кинематограф 70-х годов, которые, по выражению Довженко, заменили страдание на нечто вроде преодоления трудностей. Виктор Гресь молчал десять лет, пока не получил милостивое разрешение экранизировать сказочку: для детей сойдет, а начальство не заметит.
Фильм «Черная курица, или Подземные жители», снятый по замечательной сказке Антония Погорельского, получился замечательным. Он будто бы игнорировал бушевавший в нашем Отечестве застой, явив изначальную чистоту искусства, освобождённого от конъюнктуры, пассивного залога и повелительного наклонения.
Прошло еще восемь лет, и Виктор Гресь поставил картину концентрированно поэтическую. Перенасыщенный раствор красот и красивостей. Ренессансные кинопортреты, барочные кинонатюрморты, постимпрессионистические кинопейзажи — всему нашлось место в фильме «Новые приключения янки при дворе короля Артура». Не отыскалось только места для марктвеновского юмора и сарказма, иронии и пародийности, сатиричности и парадоксальности.
Переплавив в своей историко-фантастической повести «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» далекий VI и современный ему XIX века, Твен добился ослепительного эффекта, который давал практически неограниченные возможности для смешения самых далеких реалий и понятий.
В фильме тоже была предпринята попытка переплавить века – VI и ХХ, что давало ещё большую возможность для смешения всего того, что вроде бы и смешивать нельзя: латы и джинсы, рыцарская кавалькада и самолет, мечи и солнцезащитные очки, охотничий рог и плейер. При наличии хоть какого-то чувства юмора (об иронии или, страшно подумать, самоиронии нет даже и речи: режиссер слишком серьезно относится ко всему, что он делает) фильм «Новые приключения янки при дворе короля Артура» мог бы стать каскадом аттракционов, феерией парадоксов собранием остроумия и красноречия.
Но титаническое к себе самоуважение повело талантливого человека сквозь заросли развесистой клюквы по ложному пути, оперной патетики и исторической вампуки. Фильм снят в жанре костюмированного бала. Сообразно законам этого странного жанра картина длиться до тех пор, пока не погаснут последние свечи и первые ласковые лучи солнца не позолотят верхушки деревьев (фу, какую пошлость позволяет себе автор!— Автор.).
И действительно, фильм этот можно снимать не только метрами и километрами, а даже милями.
Иногда я ловил себя на спасительной мысли, а не издевается ли режиссер над нами, не совершит ли он сейчас, ну вот-вот прямо сейчас, какой-нибудь головокружительный кульбит,— и все это вяло текущее оперное диво помчится легким аллюром и у зрителя будет захватывать дух... Но нет, чудес, видимо, все-таки не бывает, а если они где и случаются, то уж наверняка не в этом переполненнометражном и тяжеловесном фильме.
Возможно, режиссера обуревало стремление как можно быстрее и полнее высказаться по всякому поводу: слишком долгим было его молчание. Возможно, он хотел в одном этом фильме реализовать то, что не удалось реализовать в нескольких не снятых им в пору своей трудной молодости. Возможно, им двигала ложная идея о возможности объятия необъятного...
Все возможно и все допустимо, кроме одного — небрежения законами зрительского восприятия. Этот фильм своего потенциального зрителя попросту игнорирует.
Конечно, бывают, если можно так сказать, «фильмы для кинематографистов», демонстрирующие коллегам умение и возможности. Но в нашем случае нет даже и этой попытки в кинематографической изощренности и изобретательности. Все течет так уныло и меняется так медленно, что порой недостает сил сосредоточиться на следующем эпизоде, который ничем не будет отличаться ни от предыдущего, ни от последующего.
Чувства обиды и досады, которые от кадра к кадру все крепнут, связаны не с тем обычным в общем-то обстоятельством, что режиссер имярек потерпел творческую неудачу. С кем не бывает?
Но, к несчастью, здесь уместно вести речь не об отдельно взятой неудаче, а о неудачно сложившейся судьбе целого поколения кинематографистов, которое сейчас пробивается из темноты и немоты. Одни, как, скажем, Юрий Мамин, делают это будто бы легко, играючи достигают результатов самых отрадных: ничего печальнее, чем кинокомедия «Фонтан», видеть не приходилось. Другие — всяк сам себя узнает — делают это натужно, велеречивой скороговоркой,— и печальные результаты не замедляют сказаться. Искренне обидно за этих «других», но именно потому, что они талантливы, они и платят по большому счету, без скидок на трудную судьбу.
Валерий Туровский,
«Советский экран» № 7, 1989 год
