Два грузовика, обреченно петляющие по фронтовой дороге. Хищные заходы «мессеров», в упор расстреливающих детей в грузовиках. Град пуль на брезенте кузова — как следы от тяжелых капель дождя. И с каждым новым появлением «мессера» дети натягивают на себя брезент, прячутся под ним с головой, как если бы это был и в самом деле дождь, как будто этот брезент и в самом деле мог защитить их от смерти.
Эпизод в психиатрической лечебнице. Стены, халаты, лица одного и того же безразличного, бескрасочного цвета. Профессиональная невозмутимость ко всему привыкшего персонала. Человек на скамейке у стены: отрешенное лицо, безучастный, неспособный сосредоточиться взгляд. И вдруг, сразу взрыв жалоб, проклятий, угроз кому-то отомстить, кого-то вывести на чистую воду — взрыв страшный, как может быть страшно само безумие... Таким двенадцатилетнему мальчику-детдомовцу довелось увидеть своего отцаг прошедшего войну, плен, фашистский концлагерь.
Мальчишки, взрослеющие в детском доме. Взрослеющие здесь девочки. Аня — скромная, неяркая, никем не воспетая звездочка. По трудным послевоенным временам администрация поощрила ее по-царски щедро — поощрила как умела и как могла,— новым платьем. Но есть что-то горькое и щемящее в несмелом красовании счастливицы в новом платьице, в дружном выдохе подруг: «Счастливая Анечка!»
Быть может, «Последняя встреча» — рассказ о детстве, упавшем на военные годы, обкраденном, искаженном, отнятом войной?.. Нет, не совсем так. Рассказывая и об этом тоже, картина все-таки рассказывает о другом. О том, что характеры формируются эпохой, временем. Эпохой, временем — прежде всего. Картина рождена желанием проследить эту сложную, противоречивую, но безусловную зависимость. В ней взяты разные слои, разные срезы времени. Совсем недавнее, еще живое «сегодня», на наших глазах уходящее во «вчера». И то время, которое, несмотря на относительную близость, уже стирается в памяти. И то, которое действительно далеко. Но каждому из этих разноудаленных «вчера» человек, хочет он того или нет, приходится прямым наследником и> преемником. И каждое из «вчера» еще живо, еще держит надежно и властно, еще обязывает к верности. Как, не нарушив этой верности, соотнести «вчера» с днями, пришедшими ему на смену?.. Картина — размышление именно об этом.
Героям фильма Павлу Снегиреву и Климу Авилову — около сорока лет. Окончание войны они встретили в детдоме. Вместе с ровесниками они уходили в армию в середине пятидесятых годов. Они в большей степени, чем многие другие.
были наедине, лицом к лицу со временем и жизнью — именно потому, что они росли в детдоме. Складывающиеся линии их судеб не знали поправок семейного гнезда — ни помех, ни опеки. Устоявшийся облик семьи, ее лад и строй, не корректировал их жизненных решений. В этом смысле они с большим основанием, чем другие их сверстники, могли называться «детьми времени». Они могли бы вырасти одинаковыми, но выросли совсем разными...
Рядом с ними, хотя и несколько в стороне, третий — физик Тимоша. В свою очередь, и он ни в чем не похож ни на Клима, ни на Павла. Не похож потому, что люди вообще не похожи друг на друга. Но и потому еще, и это очень важно, что родился он на десятилетие позднее, чем те двое. Как это и свойственно молодости, он не чужд некоторой насмешливости в отношении к «старикам». Как столичный гость, он далек от жизни целинной глубинки — однако и она ни в малой степени не озадачивает, не ставит его в тупик. Как интеллектуал, он исповедует рационализм, верует в прогресс, спокойно, хотя и не без доли самоиронии, уверен в себе. Впрочем, более глубокое проникновение в характер Тимоши не входит в авторскую задачу. Это скорее всего эскиз к портрету. Его детали безошибочно точны, его абрис дан лаконичной, непринужденной линией. И все-таки это лишь набросок, лишь наметка.
Что до Павла Снегирева, то, кажется, образ его был задуман полнее, значительнее, чем получился в итоге. Вероятно, здесь вкладывался важный
смысл именно в то, что Павел--писатель. Но что между тем изменилось бы, если б он не был писателем, а врачом, химиком, учителем? Что нам известно о его написанных книгах, чем отличалась бы от прежних его новая книга, если б ему суждено оказалось ее написать?
У картины «Последняя встречая есть одно общее неоценимое достоинство: она нигде ни в чем не фальшивит. Так нет фальши и в сыгранном Г. Свйфуллиным образе Снегирева. И все же, узнав многое о детстве героя, мы не слишком глубоко проникнем в его взрослую человеческую суть. Его противостояние Климу понятно, когда речь идет о конкретном случае, конкретной ситуации, но за частными несогласиями этих двоих не всегда и недостаточно ощутима жизненная позиция Снегирева.
И остается Клим Авилов в великолепном исполнении В. Меньшова. Истинный герой картины, ее центр, ее нерв.
В десять лет бежавший из детдома на фронт и только силой водворенный обратно. В двенадцать — вопреки чувству гуманности и увещеваниям старших — забрасывавший комьями грязи колонну немецких военнопленных. В четырнадцать — с полной самоотверженностью готовый изучать медленный бальный танец падеграс, идейно и бесповоротно предпочтя его рок-н-роллу, поскольку танцующий рок-н-ролл предает Россию.
В семнадцать — предводительствовавший на комсомольском собрании. Тогда детдом номер сто шестнадцать принял клятву — всем выпуском, без единого уклонившегося, образовать зерносовхоз на целине. Отдать ради этого, если надо, всю жизнь, до последнего вздоха. Отдать ради этого, если надо, всю кровь, до последней капли. В полном составе, без единого воздержавшегося, проголосовал тогда за это детдом номер сто шестнадцать. Тогда же бесповоротно решилось будущее Клима Авилова, поскольку не отвечающий за свое слово есть трус и дезертир...
Так формировался этот характер — в полной душевной сопричастности к тем событиям, которые знаменовали эпоху, становясь вершинными точками времени. И к тем, которые омрачали, замутняли время, были его оборотной стороной. Вбирая в себя все озарения и заблуждения времени, сохранив все оставленные временем рубцы и меты.
Авторы фильма далеки от того, чтобы искать прямую зависимость между живой противоречивостью человеческого характера и временем, воспитавшим его. Но в сам этот характер они вглядываются с не частой в нашем кинематографе пристальностью и проникновением.
В сорок лет Клим Авилов — и. о. бригадира зерносовхоза, не женат, оставлен далеко позади многими из прежних товарищей: один из них давно кандидат наук, у другого четверо детей, третий заведует больницей. Он и менялся меньше, чем его сверстники. Такие характеры — неуступчивые, негибкие, нетерпимые — вообще постоянны. Такой характер не определить в двух словах. Прямолинейность, граничащая с грубой бестактностью, сочетается в нем с глубокой душевной справедливостью. Постоянная готовность к вызову, к взрыву — с неумением и нежеланием перекладывать ответственность на чужие плечи. Казалось бы, полностью погруженный в прозу жизни — заботы о солярке, о ремонте тракторов, о запившем водителе бензовоза — он томим жаждой по высшему, по духовному: «Идей не хватает...». В нем многое «вмешено и многое в разброде: неуспокоенность и честная гордость за свою судьбу, великодушие, граничащее с догматизмом, прямолинейность взглядов, которую он ставит себе в достоинство.
Войдя в фильм, этот человек приносит с собой множество жизненных проблем... Свою зрелость Клим Авилов встречает в состоянии тревоги. Это она постоянно вздергивает его, заставляет яростно жевать папиросу, доводит до накала. Он складывался, становился, как человек в исполненном искреннего энтузиазма понятии императивов: «Умри, если надо!», «Отдай кровь до последней капли!», «Жизнью ответь за данное слово!» Он вдохновенно следовал этим императивам и от других требовал того же. Привык требовать, привык добиваться от других, как от себя, тяжелой рукой, железной хваткой. Может быть, все эти его «умри, но ответь!» несколько старомодны. Но ведь есть и другая опасность.
Презрев и отвергнув императивы, можно ведь прийти и к тому, что человек вообще не обязан будто бы ни за что отвечать. Здесь-то и открывается широкий доступ для разливанного моря безответственности, разгильдяйства, халтуры.
Вот все это и взвинчивает Клима, заводит его с полуоборота. Прав ли он? В его воспаленных от бессонных ночей, от Целинных суховеев глазах не преувеличиваются ли размеры опасности? В свои сорок лет не поддался ли он преждевременно стариковской ворчливости, жажде поучать и обличать?..
Вероятно, во многом не вполне прав, за то и получает справедливую отповедь от Тимоши, от Павла. Но в чем-то и прав, о чем свидетельствует драматический финал картины.
Трагичной суждено было оказаться последней встрече двух давних друзей, выросших в одном детском доме, потом разошедшихся надолго, потом, через двадцать лет, встретившихся, как прежде, друзьями-противниками. Последняя минута жизни, стерев и сгладив различия, уравняла их я главном, общем.
Не стоит задаваться вопросом: кто из двоих лучше? Создатели фильма — сценарист О. Агишев и режиссер Б. Бунеев — рассказали об этих двоих не для того, чтобы пропеть одному хвалу, другому вынести приговор. И если, пусть независимо от авторских намерений, случилось, что именно Клим вышел на первый план, то, может быть, случилось это и к лучшему. В конце концов такой человеческий тип, по праву требующий к себе преимущественного внимания, в полном смысле для кинематографа нов. В конце концов таких, как Снегирев, резонерствующих героев, совершающих ностальгическое паломничество к местам юности, наше современное кино знает множество. А такие, как Авилов, на экран приходят не часто.
Эта картина, подняв немало вопросов, не претендует дать на них однозначный ответ. И здесь тоже следует отдать дань ее серьезности и внутренней глубине. Авторы предлагают зрителю материал и информацию. Пользуясь формулой популярного телевизионного фильма, информацию к размышлениям.
Т.Иванова
"
Советский экран" № 4, февраль 1975 года
