Герой фильма «Стоянка три часа» Генка окончил восемь с половиной классов. Жизнь у него складывалась не самым лучшим образом: отец вернулся с войны инвалидом, часто болел, после его смерти попала в больницу и мать, старший брат арестован. Приглядывает за Генкой соседка — так, по доброте сердечной покормит обедом, а о воспитании и речи нет. Одним словом, Генка из Архимедов, что в подворотнях...
Трудный ребенок? Да. Но Генка уже не совсем ребенок. Он подросток. А легкие подростки, к сожалению, вообще не часто встречаются в жизни.
О них написано много книг. Статьи о них с завидной периодичностью появляются на страницах прессы. Но вот беда — рецептов нет. Каждый конкретный случай требует своего индивидуального решения...
Скажем сразу: фильм сценариста Ю. Чибряко-ва и режиссера А. Светлова очень уязвим. Его легко критиковать и за поверхностный анализ причин бездуховности, и за стандартные образы дружков из плохой компании, и за слишком своевременное, скоропалительное вмешательство милиции, и мало ли еще за что...
Но странное дело, ощущая все слабости ленты, вдруг ловишь себя на том,, что к истории, рассказанной с экрана, начинаешь относиться как к абсолютно реальному, достоверному случаю из жизни. Говорят: наши недостатки — продолжение наших достоинств. Может быть, здесь наоборот: достоинства фильма — продолжение его недостатков? Ведь банальность — это еще и общераспространенность. В фильме за многими недоделками, натяжками, за определенной неуверенностью режиссерской руки видится стремление говорить о жизненно важном, авторское доверие к реальности вызывает симпатию.
Но вернемся к сюжету.
Шел по Волге теплоход. Ехал на нем человек, любовался живописными берегами, отдыхал... По пути решил повидаться с другом, который во время войны спас ему жизнь,— тот жил в небольшом приволжском городке, где по расписанию должна быть трехчасовая стоянка. Человек сошел с борта теплохода, добрался до улицы Заовражной, толкнул незапертую дверь дома № 16 — и остался здесь надолго... Остался потому, что понял: Генка, сын умершего друга, на опасном перепутье...
Итак, Генка трудный. Вернее, он никакой. Немного инфантилен — парню где-то около шестнадцати, а он совсем еще несмышленыш. Необразован. Легко поддается чужому влиянию — чаще плохому. Не умеет принимать самостоятельных решений. Одним словом, Генка как тесто, которое еще только начинает подходить... Он легко принимает ту форму, которая подвертывается. Так и живет он — как лист на ветру: позвали приятели купаться — пошел, позвали ограбить ларек — тоже пошел, не откалываться же от друзей...
В технике есть понятие «сопротивление материалов». Скажем, металл проверяют на сжатие, на излом, на хрупкость, а он не поддается, сопротивляется. Так и в человеке необходимо с малых лет вырабатывать способность противостоять дурным влияниям. Ведь всю жизнь под стеклянным родительским колпаком ребенка не продержишь. На него так или иначе влияет сама жизнь. Его воспитывают и высокие социальные драмы века и сплетни кумушек из соседнего подъезда. Поэтому так нужна подрастающему человеку правильная нравственная ориентация.
И вот второй главный герой фильма — взрослый человек Йонас Будрис — понял, почувствовал это. Образ Йонаса Будриса — несомненная удача авторов фильма и актера Л. Норейки.
За весь фильм Будрис не произнес ни одной назидательной фразы. Ни одного поучающего слова. Просто сам он живет по законам нравственности, уверенно и достойно. Качество, которое прежде всего замечаешь в Будрисе,— это удивительная душевная тактичность. Уважение к другому естественно уживается в нем с уважением к себе. Он никогда не заставляет Генку сделать что-нибудь: он сам начинает ремонтировать старенький дом и лишь предлагает Генке принять участие в этом деле; он идет на завод устраиваться на работу и говорит Генке: «Вместе пойдем».
Наверное, в общении с трудными подростками это единственно верный путь: не уговоры, а то, что называется личный пример.
Будрис — интеллигент не по сумме знаний, а по душевному благородству, широте взглядов, уважению к духовному миру другого, терпимости — и учит интеллигентности Генку. Скажем, вот разговор у книжного киоска.
Будрис спрашивает: «Знаешь такого художника — Пикассо? Нравится?» «А вам?» «Не очень». «Мура!» — выносит Генка свой приговор.
Будрис: «Почему же мура? Если мне не нравится, так еще не мура. Может быть, я сам виноват». «Что виноват?» «Мало знаю...»
Во второй половине фильма Будрису приходится драться за Генку — не в переносном, а в прямом смысле этого слова. Драка снята жестко, азартно, без скидок на условность зрелища. Совсем в иной манере, но с той же степенью достоверности, что и вся лента. И становится ясно, насколько опасен, жесток и злобен мир, в который Генка мог войти бездумно и доверчиво.
Здесь все хорошее на экране кончается. Работники милиции появляются в тот самый единственно нужный момент, чтобы арестовать Ерша, оказавшегося матерым преступником, а заодно помочь оказавшимся в затруднительном положении героям. Фильм венчает типичный хэппи-энд,
Так снята вся лента: от удачи к просчету, как маятник — от житейской достоверности быта доме Генки, где ясно ощущается и отсутствие мужских рук и постоянный строгий режим экономии, к привычно иллюстративным сценам совместного посещения Генкой и Будрисом Волгограда; от пристального исследования характера Будриса к плакатной резкости мрачных портретов Ерша и Серого — бывших дружков Генки...
При этом отчетливо обнажаются драматургические швы повествования. Явно для оживления сюжета введена история любви, возникающая между Будрисом и Генкиной соседкой. Подумайте, как все удачно складывается: оба они люди холостые, и оба слегка тяготятся одиночеством! Авария на заводе, происходящая по вине Генки, тоже воспринимается не жизненным испытанием, а лишь попыткой сделать картину острее, зрелищнее.
Режиссер Александр Светлов делает лишь первые шаги в художественном кинематографе. Хотелось бы, чтобы молодой художник внимательно вгляделся в себя и в свой первый фильм, чтобы понять, где его сильные, а где слабые стороны. Думается, достоинство режиссера — в способности пристально и подробно исследовать характер, открывая в нем за бытовыми, житейскими поступками незаурядную душевную глубину.
И последнее. Собственно, кому предназначен этот фильм? Пожалуй, взрослым он адресован едва ли не в большей мере, чем подросткам: будьте, как Будрис!
Наталья Зеленко
"
Советский экран" № 23, декабрь 1975 года
