Познакомился я с Сергеем Бондарчуком давно. Снимался тогда в одной из своих первых ролей. Однажды в коридоре «Мосфильма» останавливает он меня и говорит: «Я хотел бы написать о вас статью в журнал. Не возражаете?» Какие уж тут могли быть возражения! Только, каюсь, не поверил я. Так, думаю, сказал, для красного словца. А через некоторое время в журнале «Советский цирк» появилась статья «В добрый путь». Очень я был благодарен Сергею Федоровичу за это действительно доброе напутствие, благожелательность и поддержку. Прошло время, и вдруг получаю я приглашение явиться в съемочную группу «Войны и мира». Приехал. «Как, думаете, на какую роль хочу вас попробовать?» — спрашивает Бондарчук. «Ну, конечно, на Наполеона», — отвечаю уверенно. Но на Наполеона меня почему-то не взяли, а вот на роль капитана Тушина после кинопробы утвердили. Только — увы! — сыграть мне так и не пришлось: уехал я с цирком на заграничные гастроли. Опять прошло время — и опять звонок. На сей раз — роль английского офицера в фильме «Ватерлоо». Казалось, уж на этот раз все должно было состояться. Но, как писали в старых книгах, «судьба мне не благоприятствовала». Перед самым началом съемок скрутил меня жестокий радикулит. И вот звонит мне Сергей Федорович и рассказывает, что собирается ставить фильм по роману Михаила Шолохова «Они сражались за Родину» и хочет поручить мне роль солдата Некрасова. И, как говорится, с третьей попытки, встретился я на съемочной площадке с Сергеем Бондарчуком. Остригся наголо (не люблю в кино в парике сниматься: чувствую себя неестественно) и явился в костюмерную «Мосфильма» за обмундированием. Надел на себя застиранную гимнастерку, натянул сапоги... и вдруг, чувствую, холодок но спине пробежал. Как будто и не прошло этих тридцати лет. Опять война, и опять я солдат. Откуда-то из глубины поднялись воспоминания. Видно, живет эта «память войны» в человеке, пережившем ее, всю жизнь.
С детства мечтал я стать киноактером. Наверное, немалую роль в этом сыграло то обстоятельство, что мои родители были актерами. Но в 1939 году после окончания десятилетки я был призван в армию, а через месяц началась финская кампания. Был я рядовым красноармейцем в артиллерийской разведке. В июне 1941 года подходил срок демобилизации. Я уже думал о предстоящих экзаменах во ВГИК. Но меня ждал куда более трудный и страшный экзамен — началась Отечественная война. Воевал я под Ленинградом, в Эстонии, а закончил войну в Латвии старшим сержантом, помощником командира взвода управления артиллерийской батареи.
Я не воевал в тех местах, где сражался шолоховский 38-й стрелковый полк. Но я, как и мой герой Некрасов, испытал и помню до сих пор всю горечь отступления, когда наша часть в 1941 году оставляла Карельский перешеек. Я помню замерзший и голодный Ленинград 1942 года, вместе с которым наш полк выдержал все тяготы блокады.
Много было страшного на войне. Но люди не теряли ни человечности, ни чувства юмора. Были у нас и свои житейские заботы и праздники. Раздобыл я где-то гитару и после того, как старшина батареи научил меня пяти аккордам, начал петь под собственный аккомпанемент, а потом стал и сам сочинять незамысловатые песенки.
В одном из разбомбленных домов наши бойцы нашли старенький патефон и пластинки. Радовались мы тому патефону, как дети. Раз по сто каждую пластинку заводили. А потом на мотив одной из песен сочинил я свои слова. И стала эта песенка обрастать куплетами. Все события, большие и маленькие, в жизни нашей отражались в ней. Что-то вроде гимна дивизиона получалось. Вообще на войне тяга к песням была особенная. Помню, как прослышали мы про песни в фильме «Два бойца». Откомандировали бойца с хорошим слухом в кино — просмотрел он подряд три сеанса «Двух бойцов», и потом пела наша батарея «Темную ночь» и «Шаланды, полные кефали». На фронте любовь моя к кино ничуть не поостыла. Правда, редко когда удавалось фильм от начала до конца посмотреть. Например, веселую английскую комедию «Джордж из Динки-джаза» начал я смотреть в Ленинграде в кинотеатре «Молодежный», но из-за обстрела сеанс был прерван, середину фильма посмотрел я уже через некоторое время у себя на батарее, а чем там дело кончилось, узнал только в конце войны. Растянулся мой киносеанс на три года.
Третьим моим увлечением были книги. Собирали мы их с другом на всем пути следования нашей батареи и хранили в ящике из-под мин. Вместе с книгами лежала там вырезка из газеты «Правда» за 1943 год, где впервые были напечатаны главы из романа «Они сражались за Родину». И не думал я тогда, читая в землянке с товарищами строки о своих собратьях, солдатах из 38-го полка, что предстоит мне через 30 лет рассказать об одном из этих солдат.
В самом конце войны состоялся мой «клоунский дебют». С легкой руки нашего замполита Петра Ивановича Коновалова. После тяжелых боев под Ригой отвели нашу дивизию на отдых в маленький латвийский городок. Вызывает меня к себе замполит и говорит: «Никулин, люди устали, нужно бы поднять настроение, а ты у нас парень веселый, песий поешь. Бери-ка на себя организацию самодеятельности». И пошел я по батареям дивизиона таланты отбирать. Были в том концерте и частушки, и танцы, и стихи. Я конферировал и участвовал в клоунаде. В разбитой женской парикмахерской отыскали мне рыжий парик, выдали тельняшку и огромные ботинки. Вот в таком виде я и предстал перед своей цервой в жизни публикой. Уставшие от войны и горя люди смеялись, смеялись От души.
Нас пригласили в соседнюю часть, еще в одну, и, наконец, мы выступили в городском театре, битком набитом бойцами и местным населением. Никогда потом не было у меня такой благодарной и доброжелательной публики, как тогда, в 1945 году, на первых концертах в полуразрушенном латвийском городке.
Я часто получаю письма от своих бывших однополчан. Отыскались почти все, хоть раскидала нас судьба по разным городам. И в Москве есть мои однополчане. Например, бывший старшина Вальков стал сейчас директором киностудии «Союзмультфильм». Каждый год мы встречаемся 9 Мая.
Демобилизовался я в 1946 году — и сразу во ВГИК. Набирал в то время группу Сергей Юткевич. Ну, первый-то тур я прошел, а на втором сказали мне, что для кино я не гожусь. Расстроился, конечно, а тут объявление мне попалось, что производится набор в студию разговорного жанра при Московском госцирке. И пошел я учиться на клоуна. Свою первую роль в кино мне пришлось ждать целых двенадцать лет. В 1958 году снялся я в эпизоде картины «Девушка с гитарой». С тех пор сыграл более тридцати ролей, но роли, подобной роли Некрасова — солдата на войне, у меня не было ни разу. Мне иногда говорят: как жаль, что семь лет твоей жизни потеряно на две войны! Неправда это, не потеряны они для меня! Столько повстречал за эти годы разных людей, с такими интересными характерами столкнула меня судьба! Это тот самый «золотой запас», который необыкновенно помогает мне как актеру. Без него я не смог бы сейчас сыграть Некрасова. Я видел на фронте таких Некрасовых, людей с чудинкой. Это живой, очень жизненный характер. Пожилой, флегматичный, он немного «тюлень», мой Некрасов. Он совсем не герой. Да я, наверное, и не смог бы сыграть не ведающего страха и сомнений героя. Когда человек говорит, что он ничего не боялся на войне, мне кажется, что он попросту врет. Главное было не в том, чтобы не бояться, а в том, чтобы преодолеть, побороть свой страх.
Этот простой, нескрытный человек вместе со всеми вот уже два года мужественно тянет тяжелую лямку войны, и солдаты знают, что в бою на него можно положиться. Своими рассказами Некрасов вносит оживление в суровый солдатский быт. И все-таки, несмотря на то, что он всех смешит, мне немного жалко Некрасова, хотя я и не стремлюсь его играть жалким. Ведь его рассказ об «окопной болезни», вызывающий смех у бойцов, в конечном итоге очень печален. Здесь Шолохов, на мой взгляд, показывает страшное через смешное, ибо это действительно страшно, когда человеку все время, даже ночью в избе, кажется, что он в окопе. И поэтому мне хочется сквозь юмористическую окраску роли попытаться передать чуть заметную солдатскую грусть и печаль.
Очень интересно мне работать с Бондарчуком, который заставляет нас вдумываться в каждую строчку шолоховского текста и создает удивительно правдивую обстановку на съемочной площадке. В одном из эпизодов мой герой должен подойти к Лонахину и попросить закурить. Оглянулся я вокруг — стоит полевая кухня, солдаты о чем-то разговаривают. И вдруг показалось мне на секунду, что я в своей батарее. «Слушай, родной, дай закурить»,— обратился я к Лопахину. «Родной» — это фронтовое словечко внезапно всплыло из глубин памяти и вылетело у меня совершенно непроизвольно. Так часто обращались мы друг к другу на войне. И Бондарчук оставил эту фразу, хотя ее не было в тексте сценария.
Во время съемок ездили мы в гости к Михаилу Александровичу Шолохову, чтобы посоветоваться, уточнить некоторые детали. В конце разговора, когда уже собрались уезжать, попросил я Михаила Александровича, чтобы он, когда будет заканчивать роман, не убивал Некрасова. Очень хочется, чтобы дожил мой Некрасов до Победы, дожил за великое множество тех Некрасовых, с которыми вместе я воевал и которым не довелось ее увидеть.
Юрий Никулин
"Советский экран" № 22, 1974 год
