«Мы с вами распустили нацию» — слова, сказанные Василием Макаровичем Шукшиным М. А. Шолохову, до сих пор не дают мне покоя. Это было во время съемок фильма «Они сражались за Родину». За нами заехали ростовские руководители, и уж вместе с ними, в свите их, мы, постановщик фильма и артисты, караваном машин направились в Вешенскую. Потом, много лет спустя, некоторых начальников я узнал в передаче «Человек и закон» (так нашумевшее «ростовское дело»), но это так, к слову. Шукшин очень нервничал: он ехал к Шолохову на отдельный, серьезный разговор. Из-за ливня ехали долго. Ночь провели в вешенской гостинице. Шукшин не спал, ворочался, громко вздыхал. Готовился к разговору. Но все было организовано так, чтоб серьезного разговора и не получилось. Застолье, легкое опьянение, приятные тосты, шутливые разговоры. К тому времени, к 1974 году, техника проведения таких встреч была доведена до совершенства. Но дошла очередь до Шукшина, и прозвучали эти нервные слова: «Мы с вами распустили нацию. Теперь предстоит тяжелый труд — собрать ее заново. Собрать нацию гораздо сложнее, чем распустить». Но перед этим он предупредил: «Я сейчас буду говорить не как актер, не как кинематографист, а как литератор». После этих слов Михаил Александрович Шолохов поднялся и сказал: «Давайте выпьем за Васю Шукшина, за собирателя земли русской».
Я не останавливаюсь на подробностях, на именах, потому что об этой встрече уже много написано. Я напоминаю лишь то, о чем не написано. И никакой обиды я не высказываю. Вот, дескать, не вспомнили, забыли нарочно. Такие моменты не фиксировались, на них не останавливались. А то, что Шукшин излишне серьезен, излишне взнервлен, так это ж Шукшин... К этому уже привыкли. Отчего умер Шукшин? — спрашивают часто. Острая сердечная недостаточность. Таково заключение врачей.
Но мы-то знаем, что за этим стоит. Двадцать лет Василий Макарович прожил в Москве. До этого он долго кружил вокруг. Завербовался во Владимир. Часто наезжал в Москву и бродил по ней «инкогнито». Очень боялся милиционеров. Потом двадцать лет длилась невидимая схватка Шукшина... С чем? С кем? С мельницами?
Он бился за человеческое достоинство. За свое и за наше тоже. И в этой неравной схватке надорвал сердце. Оно не выдержало, лопнуло. И не он один. Перечислить?!
Отчего умер Шукшин?
Я, Бурков Георгий Иванович, был приглашен в Московский театр им. Станиславского и около десяти лет жил в общежитии. С самого начала я понял и не забывал об этом никогда, что я несвободен. Это относилось в первую очередь к моим отношениям с начальством, но и к моей «игре» на сцене тоже. И как только художник смелел и выходил из повиновения, его начинали выгонять из Москвы за нарушение паспортного режима. Об этом знали и знают все.
Разговоры с Василием Макаровичем именно на эту тему занимали много времени. Да разве дело только в прописке? Психология лимитчика, по-моему, самая распространенная в стране. Лимитчики — это до сих пор действующая система жестокой эксплуатации, которую применяют ведомства. И все мы через эти испытания прошли, даже коренные москвичи. Но это разговор отдельный.
Сколько провинциальных талантов тянется к столичному огню, и больше половины из них не приживаются или блекнут, спиваются, гибнут, пропадают без следа. Немногие выдерживают, единицы побеждают. Василий Макарович этот путь прошел, чашу испил до конца. И победил. Но какой ценой!
Создавая Всесоюзный центр искусства и культуры им. В. М. Шукшина, мы прежде всего думали о том, как помочь человеку устоять, сохранить свой талант, индивидуальность, личность свою. Путь к профессии и к признанию у нас в искусстве долог. Чтобы этот марафон выиграть, требуется солидный запас сил. И физических, и нравственных. К тому времени, когда приходит успех, человек добирается уже порядком измочаленным. Иногда настолько измочаленным, что уже не остается запаса энергии на независимое творчество, на свободу выбора, на то, ради чего принесены жертвы. Внимание и усилие Центра им. Шукшина мы хотели направить прежде всего вовнутрь России, в провинцию, где рождаются и, к сожалению, гибнут, не успев окрепнуть, таланты. Народная служба Таланта — вот что нам нужно сейчас. Это должно стать движением.
Всю жизнь Василий Макарович шел к Степану Разину, к фильму о народном герое, к фильму, который имел для него какой-то особый, только ему известный смысл. И ему не дали снять этот фильм. Ему, как русскому сказочному герою, задавали все новые загадки или посылали его с новыми невыполнимыми заданиями. А когда, наконец, все возражения были исчерпаны и оттягивать съемки было уже стыдно, кто-то будто знал: все равно этого не будет, не успеет, умрет...
Шукшин задумал «Степана Разина» почти одновременно с «Андреем Рублевым» Тарковского.
Талант всегда в противоборстве со всем тем темным, что есть в окружающей жизни. Шукшин же по своему характеру, по темпераменту не выносил никакого подавления, ничего, что унижает человеческое достоинство. Он это очень обостренно чувствовал, сильно страдал от этого. «Психология вахтера», вырабатывавшаяся в людях, ощутивших пусть крошечную власть над другими, доводила его до исступления. И те, кто присвоил себе функции подавления, отлично поняли, что Шукшин «запеленговал» их. Отсюда взаимное неприятие, так дорого стоившее Василию Макаровичу. Он «их» понял, а «они» его. Для «них» он стал меченым. И деться ему было некуда... Как сказано в Библии: за добро свое должно принять страдание... Талант изначально несет в себе добро. Но никто ведь не издает закона о запрещении посягать на талант или притеснять его...
Помню, мы стояли на палубе теплохода (во время съемок фильма «Они сражались за Родину» киногруппа жила на теплоходе), рассвет только занимался, тишина стояла мертвая, даже рыба еще не играла. Природа спала. И вдруг с низу Дона послышался шум моторов — шли два катера рыбнадзора. Когда подошли поближе, мы увидели, что они тянут сеть — во всю ширь Дона,— перегородив течение. Я даже не понял сначала: чего это они?
— Начальство большое приезжает, на ушицу,— тихо произнес Шукшин. И длинно выдохнул: «Не-на-ви-жу...»
Передо мной стоял живой Разин.
Фильмы, книги, пьесы, актерские свершения... Всем своим творчеством В. М. Шукшин рвался в наше время, подгонял, торопил, пробивал застой и был в этом своем бунтарстве предвестником перестройки. Урок жизни Шукшина, урок его творчества — это урок на будущее.
Как надо беречь богом данную искру, не давать ей потухнуть.
Георгий Бурков
«Советский экран» № 11, 1989 года
