Скромный фильм А. Иванова «Звезда» - произведение, непривычное для гигантообразной, велеречивой стилистики лент конца 40-х годов. Оно - в том же ряду, что и повести «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, «Звезда» Э. Казакевича, по которой и снят фильм, а в кино — «Радуга» и «Непокоренные» М. Донского, «Жди меня» А. Столпера, «Новгородцы» Б. Барнета. После войны наметились перемены, именно тогда Пастернак написал, что он, наконец, счастлив.
Но даже в лучших лентах второй половины 40-х годов незримо присутствовала тень ограниченно-лозунгового оптимизма и культовой прямолинейности.
«Звезда» резче других лент выламывается из общей картины тогдашнего кинематографа. Экранизация, как уже говорилось, осуществлена режиссером Александром Ивановым. В 20-е успехом пользовался его боевик «Луна слева», в 30-е — «На границе», позже — «Сыновья», «Возвращение с победой». В «Звезде» безыскусная стилистика соединилась с тяготением к подлинному реализму. Стоит заметить, что этот фильм — единственная работа А. Иванова в годы малокартинья.
Экранизация, конечно, «по мотивам»: отношение к Казакевичу изменилось. То тут, то там в прессе проглядывали ярлыки «отрешенность», «жертвенность», «пессимизм», пусть еще вялые и немногочисленные, но достаточно четкие и предостерегающие. Режиссер и сценарист П. Фурманский изменили многие фабульные линии, что-то сгладили, что-то выпрямили. В картину проник страх, изначальный гнет несвободы.
Я смотрю сегодня фильм и вижу, что в нем борются две тенденции — стереотипно-верноподданническая и иная, предвосхищающая появление другого кино, освобожденного от культа. В «Звезде» проступает неоднозначность ситуаций, волнуют простота и естественность языка, образно-метафорические находки, далекие от лобово-контрастных метафор тех лет, вроде бы здесь и случайные, но задевающие за живое и по сей день. Лента переходная.
Но драма была в том, что переход этот с предощущением нового, разлитым по всей картине, был совершен в абсолютно непереходное время.
Стоит ли говорить о том, что картину в 1949 году не выпустили?
«Заключение
Художественного Совета Министерства кинематографии СССР по кинофильму «Звезда»
Автор сценария — П. Фурманский
Режиссер — А. Иванов
Киностудия «Ленфильм»
Кинофильм «Звезда» поставлен по одноименной повести Э. Казакевича о героической работе фронтовых разведчиков в годы Великой Отечественной войны.
Фильм «Звезда» является патриотическим произведением, имеющим большое воспитательное значение для молодежи.
Фильм отличается высоким мастерством актерского исполнения. Особо следует отметить выразительную игру артистов А. Вербицкого (роль лейтенанта Травкина), Н. Крючкова (роль старшины Мамочкина), В. Меркурьева (роль разведчика Аниканова), И. Радченко (роль радистки Кати), Сухаревской (роль радистки Улыбышевой). Следует также отметить отличное художественное качество операторской работы.
Художественный Совет считает необходимым отметить в фильме отдельные недостатки, снижающие его идейно-художественное качество. В сюжете фильма показывается, как одна за другой гибнут посылаемые в разведку группы лейтенантов Марченко и Травкина. Фильм значительно бы выиграл, если бы в финале было показано возращение нескольких разведчиков, а не одного политрука Мещерякова.
Менее других удались в фильме образы командиров (политрук Мещеряков, комдив Сербиченко, начальник штаба Алиев).
Вызывает возражение образ начальника разведки дивизии капитана Яковлева, который изображен трусливым, ничего не понимающим в своем деле человеком.
Против выпуска фильма на экраны Художественный совет возражений не имеет. Председатель Художественного совета Л. Ильичев» (ЦГАЛИ, ф. 2456, оп. 1, ед. хр. 2458, лл. 49—50).
Поначалу заставили изменить финал, превратить его в «оптимистический». Пришлось изменить.
Все равно не выпустили.
Почему? Объяснено не было. Картина не вписывалась во время.
Как только умер Сталин, «Звезда» вышла на экран.
В прессе появилось много рецензий. Фильм понравился.
Но вот смотрю его с позиции нынешнего времени. Что же я вижу?
Начальные кадры картины... Идут солдаты строем, кто-то проносится мимо на коне, развевается бурка... Сцены в отряде...
Н. Велехова («ИК», 1953, № 10) отметит, что «начало нерешенное, композиция поверхностна», «есть оболочка явления, но нет содержания», «режиссер не нашел главного стержня в этих сценах, ибо он не намечен в сценарии». В большой статье о фильме столько строк посвящено отрицательной оценке первых сцен, что, кажется, в них все дело, они испортили впечатление от ленты. А рецензент С. Иванов в газете «Советское Закарпатье», наоборот, подчеркнул: «Начало фильма сильное».
Сегодня «Звезда» воспринимается во всей целостности, трудно вычленять отдельные сцены, отдельные характеры: ощущается правда или ложь духовной ситуации времени.
Первые эпизоды ничуть не раздражают, более того, их неровность и неотделанность свидетельствуют о стремлении к иной образной системе, совершенно непривычной для советского зрителя начала 50-х. Перед нами слабые попытки документализировать действие, робкий поиск жизнеподобия. Но это с одной стороны, а с другой — в ту же обстановку постепенно вторгается что-то стереотипно-восклицательное и все разрушает. Над отрядом повисает всеобщая атмосфера приподнятой бодрости — бойцы постоянно воодушевлены. Бодро поет частушки один из героев, Мамочкин (Н. Крючков), традиционный «весельчак», вечно балагурящий, ведется бодрая беседа с только что прибывшим в часть политруком Мещеряковым (А. Покровский).
Тенденция эта будет резко обнажена в сценах быта отряда. То большая вставная сцена радостной тренировки солдат, отрабатывающих приемы борьбы, — красота! То патетическую песню поют бойцы, напоминая по звучанию тамбовско-рязанский хор, — совсем красота! Подобные эпизоды сделаны точь-в-точь как для какого-нибудь «Концерта к 30-летию Советской Армии».
Такие рудименты отвлекают, но... просто не хочется на них заострять внимания, ибо вырывается вдруг нечто совсем иное, проглядывающее, например, в образе полковника Сербиченко (О. Жаков), человека с тайной горечью в глазах. За его скупыми жестами, будничной интонацией («Стало известно, ваша разведгруппа не вернется», — спокойно вроде скажет Сербиченко одному из командиров взвода, откуда ушла в разведку первая группа) — прожитая жизнь, боль за тысячи людей, которых вынужден посылать на смерть. Удача образа - прежде всего в актере. Так, как играет Жаков, играют сейчас — не форсируя театрально голос, даже проговаривая какие-то слова еле слышно. Не в них дело - важен герой, важно его духовное состояние.
Всеобщую атмосферу оптимизма дополняют история любви радистки Кати к лейтенанту Травкину да обязательный полукомический «мерзавец» (для этой роли из персонажей повести выбран капитан Барашкин, по одной интонации и телодвижениям которого можно понять — ну, ясно, трус и слюнтяй). Вырежь из начала фильма героя Олега Жакова, и можно сказать: перед нами очередная комедия о войне типа «Небесного тихохода» или «Беспокойного хозяйства». Но уже через несколько сцен комедия сменяется напряженным драматическим действием. Оно обретает дыхание, выразительность и в итоге смелость.
Итак, новую группу для рекогносцировки поручено вести лейтенанту Травкину (заметьте, фамилии бойцов Красной Армии нарочито дегероизированы — Травкин, Мамочкин, а не Орлов, Соколов — тоже противодействие шаблону), он собирает солдат.
...Вот возвращаются бойцы с обсуждения военных действий, ведут беседу: «Есть же в немецком языке слова «доброта», «человечность».— «Приедем в Германию, придется превращать их (фашистов) снова в людей, а там немецкий народ откликнется на имя Тельмана и пролетарский лозунг...»Наивно?
Или ведут такой разговор капитан Мурашкин с лейтенантом Мещеряковым: «Жаль, что с разведчиками вы не очень знакомы».— «А я их знаю. На заводе работал с такими же. Люди разные, а песни об одном поют, мысли сходные думают, что у всех на сердце, одной жизнью живут...»
Снова прямолинейно? Наивно? По-сталински официозно?
Но взглянем с другой стороны - перед нами люди, сформировавшиеся в 20—30-е годы, ведь они вполне могли думать и рассуждать подобным образом. И сейчас их высказывания станут восприниматься почти как документ.
Но главное - та непринужденная атмосфера (не так уж часто в фильмы тех лет проникала какая-либо непринужденность), где все это происходит — разговаривают друзья, чего им кривить душой, но... в то же время тревога начинает заполнять экранное пространство: завтра все они уйдут на задание, и, возможно, это их последние слова, сказанные вот так, спокойно.
...Но пора. Маленький отряд уходит в туман. Отсюда начинается лучшая часть фильма.
Драматизм станет сгущаться, спадет незаметно накипь стереотипов, даже немцы, поначалу представленные карикатурно, затем перестанут кривляться и заговорят нормальными голосами, а в беседе двух фашистских генералов, выехавших на место боя, вообще проскользнут человеческие нотки. И злосчастный Барашкин окажется, в сущности, не таким уж плохим человеком, а на свое (вполне предсказуемое всем ходом событий) увольнение «за несоответствие» только грустно ухмыльнется: «Да, формулировочка...» Материал сам поведет авторов.
...Нет, удача не будет идти по пятам за разведчиками. Их обреченность мы начинаем ощущать заранее — здесь Иванов с Фурманским введут новые сцены, вполне органичные для выбранной ими отныне стилистики, да и решенные по-настоящему кинематографично.
...Вот отряд натыкается на то место, где погибла группа Марченко. Бережно передают они друг другу его автомат. А кругом -лето, каплет из берез сок. Мимо леса, мимо березовых крестов уйдет вдаль по цветущему лугу Травкин, поднимется на холм... Но пора двигаться дальше. Выполнять свои обязанности.
...Погибает единственный переводчик. И хотя главные сведения в центр переданы, но ведь сколько еще можно было узнать ценного! Юра успевает прошептать невнятно несколько слов, начинается дождь, и бойцы раскрывают над ним черную плащ-палатку — образ смерти...
И сегодня берет за душу. Возможно, две эти сцены - вообще лучшие в творчестве А. Иванова.
А смерть настигает. Разведчики дают бой в заброшенном сарае. Их потери невелики, но это уже ничего не решает. Все равно немцы окружают, не выбраться... Ломается рация, необходимо передать все новые данные в штаб, выбор падает на Мещерякова и Мамочкина — они обязаны дойти. Мамочкин на полпути вынужден дать последний бой, чтобы прикрыть товарища (гибель Мамочкина — еще один сильный эпизод картины), а тот, из последних сил, кое-как добирается до своих.
«Звезда», «Звезда», слышите нас»,— бесполезно ждет Катя позывных группы Травкина. Их нет и не будет. Падает вдалеке в реку звезда или случайный снаряд (снова простенькая вроде бы метафора здесь действует, срабатывает).
Наверно, таким был конец фильма. Но куда там —«пессимизм», «безысходность»...
И появляется патетически-патриотический финал. Наши танки идут на Запад, мы наступаем, вперед, за Родину, ура! И разведчики, оказывается, все живы! Они тоже движутся в атаку!
Наверное, киновласти желали подобного звучания завершающих аккордов. И вроде все в итоге сделано, как надо, а настроение совсем иное. Нет в финале ленты Иванова «победительного», мажорного духа. «Во время наступления слишком много суеты в штабе»,— напишут потом рецензенты. Да, все той же суеты (а точнее антипафоса), что была и в первых кадрах. Сейчас она уже вполне органична. Все буднично. Сербиченко — Жаков, отдавая приказ, походя бросит Мещерякову: «Эх, дал бы тебе отдохнуть, да ты один знаешь дорогу, иди, показывай». И пойдут наши танки... И снято наступление без особой напыщенности, под стать словам Сербиченко, в которых предчувствие еще долгого и тяжкого военного пути.
И тут мы видим группу Травкина. «К бою!» — отдает приказ командир, и «Звезда» идет в бой. Неужто они? Значит, живы? Нет, все же нет. Последняя сцена скорее условна, чем реальна. В атаку идут мертвые и живые, тем более что среди знакомых нам героев заметен живой и здоровый Аниканов (В. Меркурьев), которого тяжело, почти смертельно ранили еще в середине картины. Последний эпизод, конечно же, символический (а для начальства двойная игра по принципу: «Умный поймет»), да и достаточно характерный для стиля А. Иванова (похоже будет решена сцена сна Нагульнова в «Поднятой целине»). В 53-м практически все писавшие о «Звезде» упомянут о своей неудовлетворенности финалом, и лишь некто И. Василенко из маленькой тульской газеты «Коммунар» задумается о явной символичности завершающих кадров.
Почти все центральные издания удостоили ленту вниманием. Основные упреки свелись к несоответствию фильма книге. Но никто не сказал о том, как сделана картина, о новаторстве в «раскрытии темы Великой Отечественной», никто не задумался прежде всего о фильме, открывающем новые пути к правде на экране.
От «Звезды» тянется нить к «Балладе о солдате», «Третьей ракете», «Живым и мертвым», «В бой идут одни «старики». А потом уже и к «Торпедоносцам», «Иди и смотри», хотя это будет и другой взгляд, и другая форма, и другая стилистика. В «Звезде» — налет «пацифизма», «абстрактного гуманизма», ненавистных в те годы, в ней вместо торжественно-победоносных шествий под знаменем великого Сталина возврат к человеческим ценностям.
...Мы еще толком не успели разглядеть этих людей, они ушли на задание и погибли. Между их командиром и радисткой намечалось что-то похожее на любовные отношения, но ничему не суждено осуществиться. «Звезда» выполнила свой долг до конца, «...закатилась и погасла» (Э. Казакевич). Обыкновенная, ничем не знаменитая операция, одна из многочисленных, прокладывающих путь к Победе. И она, конечно, забылась, стерлась. Лишь немногие, наверно, вспомнят: дескать, вот был такой Мамочкин, хороший мужик, какие песни пел... и Травкин, командир его...
Забылся и фильм А. Иванова. Устарел во многом, создавался как-никак в эпоху всеохватывающей несвободы. Но «Звезда» все же вырвалась из тисков тоталитарного искусства.
И она жива. Не стоит ее забывать.
Александр Шпагин
«Искусство кино» № 5, 1990 год
