Фрагменты книги Джин Гарсо «Дорогой мистер Гейбл».
«Я впервые приехала в дом Кэрол Ломбард в районе Бел Эйр октябрьским днем 1938 года. Они с Кларком Гейблом репетировали в гостиной ритмичный танец. Играл граммофон. Партнер Кэрол двигался довольно неуклюже. Музыка кончилась, и оба танцора повалились на диван, задыхаясь от смеха. {…}
Я привезла Кэрол деловые бумаги из агентства Мирона Селзника. Она вызвала прислугу, попросила принести нам с Кларком чай, а сама вышла, чтобы познакомиться с ними.
Мы заговорили о фильме «Восторг идиота», в котором Кларк снимался вместе с Нормой Ширер. По сюжету от него требовался танцевальный номер, и студия наняла острохарактерного комика и прекрасного танцора Джо Юла, отца Микки Руни, чтобы его подготовить. Кэрол, начинавшая свою артистическую карьеру как танцовщица у Мака Сеннета, тоже помогала Кларку.
— Альфред Лант играл эту роль на сцене, — сказал Кларк. — Я только пытаюсь ему подражать.
«Какой скромный - подумала я, - при его-то популярности!» Я знала, что он был самой высокооплачиваемой «звездой» на студии «Метро-Голдвин-Майер», Получив в 1935 году награду Академии за фильм «Это случилось однажды ночью», он прогремел во многих картинах — «Сан Франциско», «Мятеж на «Баунти» (за роль в последней он вновь был выдвинут на соискание «Оскара»).
Мужчины относились к нему с восхищением и уважением, женщины ему поклонялись. По результатам опроса общественного мнения, который провел обозреватель Эд Салливен, ему был присвоен титул «Король кино», и никто не осмелился оспаривать его права на это звание.
И вот теперь он собирался сыграть Ретта Батлера в «Унесенных ветром». Эррол Флинн, Гэри Купер, другие знаменитости претендовали на эту роль, но поклонники романа — многие миллионы будущих зрителей — писали продюсеру фильма Дэвиду Селзнику, что желают видеть в этой роли только Кларка.
— Вы волнуетесь, готовясь сыграть Ретта? — спросила я.
— Честно говоря, напуган до смерти, — серьезно ответил он. — Я несколько раз перечитывал книгу, пытаясь найти ключ к его характеру.
— Все поклонники романа хотят, чтобы именно вы сыграли Ретта.
— В том-то и дело, — отозвался он. — Каждый мой шаг будет на виду пяти миллионов критиков. Я не должен огорчить их.»
«Настоящее имя Кэрол было Джейн Петерс. Она родилась 6 октября 1909 года в Форте Уэйн, штат Индиана, и когда ей исполнилось семь лет, ее семья переехала в Калифорнию. Одиннадцати лет она впервые снялась в кино — сосед порекомендовал ее на эпизодическую роль Монте Блю в фильме «Совершенное преступление». В пятнадцать, когда Кэрол закончила среднюю школу и одержала множество побед в танцевальных конкурсах на лучшее исполнение чарльстона, она сыграла маленькую роль в фильме «Свадьба в пути».
Отныне судьба ее была решена. И она упорно пробивала себе путь от крошечных ролей к ролям крепко сидящих в седле сельских героинь в вестернах студии «Фокс».
В 1925 году автомобильная катастрофа вынудила сделать перерыв в съемках на год, после чего, соскучившаяся по работе, Кэрол стала с упоением сниматься в эксцентрических комедиях Мака Сеннета с пресловутыми кремовыми тортами. {…}
Сыграв главные роли в таких кассовых фильмах, как «Двадцатый век» и «Принцесса проходит мимо», получив номинацию на «Оскар» за роль в фильме «Мой мужчина Годфрей», Кэрол достигла ранга «звезды».
Осенью 1938 года она готовилась выйти замуж за Кларка Гейбла, который ждал развода.
Кэрол познакомилась с Кларком в 1932 году на съемках фильма «Не ее мужчина» на студии «Парамаунт». После того как работа над фильмом закончилась, их пути разошлись на несколько лет, пока они не встретились на веселом приеме у Джека Уитни 7 февраля 1936 года. Кэрол обожала розыгрыши. На этот раз она превзошла самое себя. Облачившись в белый больничный наряд, она появилась перед гостями на носилках, которые несли двое одетых в белые халаты «санитаров». По мнению Кларка, все это было разыграно великолепно. Он был счастлив вновь встретиться с ней, к тому же свободен, а значит, ничто не мешало ему назначить ей свидание. {…}
Дело о разводе застопорилось из-за финансовых претензий Рии. Рассел Бердвелл, пресс-агент Кэрол, порекомендовал взять в качестве адвоката известного юриста В. Гилберта-старшего. Благодаря его усилиям развод был документально оформлен 6 марта 1939 года. Кларк и Кэрол могли теперь вступить в законный брак.
Однако к тому времени Кларк глубоко увяз в съемках «Унесенных ветром». Жесткое расписание съемок не позволяло ему отлучиться, чтобы потихоньку сыграть свадьбу вдали от чужих глаз и без шума в прессе, как хотели они с Кэрол.
Отто Уинклер, пресс-агент «Метро-Голдвин-Майер», был связан с Кларком не только деловыми контактами, но и дружескими узами; Кларк попросил его подыскать подходящее место, чтобы, как только выдастся свободный час, можно было бы быстро и бесхлопотно заключить брак.
Отто остановил свой выбор на Кингмене, штат Аризона, в 350 милях от Голливуда. 29 и 30 марта у Кларка оказались свободными. Но предстояло еще избавиться от репортеров, которые не спускали глаз с таких известных «звезд», как Кларк и Кэрол.
Кларк жил в Северном Голливуде в доме, который он арендовал у Элис Терри Ингрем. 29 марта в половине пятого утра он подъехал к дому Кэрол. Чтобы не привлекать внимания, все были одеты в поношенную одежду. Наряды поменяли перед бракосочетанием. Церемония прошла тихо и достойно в присутствии двух свидетелей. {…}
Наутро Кларк вернулся на съемочную площадку, чтобы снова стать Реттом Батлером, а Кэрол вскоре начала сниматься в фильме «Только во имя» вместе с Кэри Грантом для студии «RKO». Медовый месяц отложили до лучших времен. Съемки «Унесенных ветром» закончились в июне, и Кларк с Кэрол переехали на купленное ими ранчо.»
«Репортеры вечно осаждали Кларка с просьбами об интервью; обращались они и ко мне. Я решила составить список дежурных вопросов, на которые он мог либо отвечать коротко «да» или «нет», либо давать более подробные разъяснения, если у него возникало желание. Постепенно на основе этих интервью, а также благодаря общению с папашей Гейблом и самим Кларком, мне удалось многое узнать о первых годах его жизни и актерской карьеры. Дорога в «замок» в долине Сан-Фернандо оказалась весьма долгой и трудной.
Его отец Уильям (Билл) Гейбл происходил из рода пенсильванских голландцев, фамилия которых Гебел превратилась в английскую Гейбл. Мать звали Аделина Хершельмен, ее родители тоже были выходцами из Голландии, фермерами, поселившимися в Мидвилле, штат Пенсильвания.
У Билла Гейбла был собственный буровой станок, и он занимался нефтедобычей. В 1900 году нефтяной бум переместился в штат Огайо, и Гейблы переехали из Мидвилла в Кадис, где Билл начал работать на нефтяных промыслах Брикера.
Ко времени рождения Кларка, а это произошло 1 февраля 1901 года, семья Гейблов жила на верхнем этаже двухэтажного белого дощатого дома на Чарльстон-стрит, 138. Аделина Гейбл зарегистрировала рождение сына в окружном управлении гражданских дел Харрисона 10 июня 1901 года, записав его «Кларк Гейбл». Когда сыну исполнилось семь месяцев, мать умерла.
Ребенок был предоставлен заботам дедушки и бабушки, а отец отправился на нефтяные промыслы. В последующие год или два Билл Гейбл обосновался в Хоупдейле, небольшом городке в шести милях от Кадиса, где снимал комнату в семье Данлепов. У хозяев было два сына и две дочери, Элла и Дженни, Старшую из них, Дженни, изящную и грациозную, в семье шутливо называли «старой девой». В 1906 году Билл женился на Дженни, они завели свой дом в Хоупдейле, и Билл отправился в Мидвилл за сыном.
— Самым счастливым в моем детстве был день, когда я приехал к мачехе, — признался как-то Кларк. - Она была очень приветливой, любящей женщиной, словом, сама доброта.
Детские годы Кларка прошли в тесном общении с Дженни, относившейся к нему с нежной любовью и заботой. Дженни была первой из тех многих женщин, которые оказали значительное влияние на жизнь Кларка. {…}
Когда Кларку исполнилось пятнадцать и ему предстояло учиться в старших классах школы, здоровье Дженни стало ухудшаться, и она убедила мужа бросить занятие нефтяным промыслом. Семья обосновалась на ферме в Портедж-Каунти на северо-востоке штата Огайо, недалеко от Равенны. Кларку пришлось заняться фермерской работой и одновременно учиться в средней школе в Равенне, в городке с десятитысячным населением.
Фермерский труд в Огайо не был тогда механизирован. Это была тяжелая, грубая физическая работа, и Кларк возненавидел ее. Несчастный случай, в результате которого он получил травму, свел его с местным врачом. Медицина заинтересовала Кларка, и он решил, что было бы неплохо стать медиком.
В апреле 1917 года Соединенные Штаты вступили в первую мировую войну. Осенью, как раз перед началом учебного года в последнем классе средней школы, Кларка навестил Энди Мине, его старый друг из Хоупдейла, и предложил ему уехать в Экрон, что в шестидесяти милях от Равенны, попытаться устроиться там на работу. Кларк рад был возможности сбежать с фермы. В Экроне он мог бы закончить последний класс в вечерней школе, а потом поступить на медицинский факультет. Это решение вызвало первую стычку с отцом. {…} Папаша Гейбл считал, что сильный, здоровый мужчина должен работать руками. Если Кларк не собирается стать фермером, то должен стать нефтедобытчиком.
Дженни стала на сторону Кларка и защищала его намерения. В конце концов ей удалось убедить мужа отпустить Кларка. {…} Для деревенского парня Экрон казался огромным городом, сияющим яркими огнями, полным чужими людьми. Однажды вечером в ресторанчике быстрого обслуживания Кларк разговорился с двумя актерами из местной труппы мюзик-холла. Видя его горячий интерес, они пригласили его за кулисы на спектакль «Райская птица». Кларк никогда не был в настоящем театре, и прежде чем опустился финальный занавес, он навек был пленен миром зрелищ.
Он начал пропускать уроки в вечерней школе и перешел на предложенную ему новыми друзьями работу в театр мальчиком для вызова актеров на сцену. Ему не платили зарплаты, но, выполняя различные мелкие поручения, он получал чаевые.
Он ночевал прямо в театре, принимал душ в туалете, питался на чаевые и почти всегда был голоден, но счастлив. Однажды ему поручили сыграть крошечную выходную роль со словами: «Добрый вечер, сэр». Он вспоминал об этом, как об одном из величайших потрясений в жизни.»
«Кларк приехал в Нью-Йорк, когда начиналась Великая депрессия. Кларк обнаружил, что его опыт работы в труппе Экрона отнюдь не оказался волшебным «сезамом», открывающим двери на Бродвей. После долгих недель случайной работы ему удалось получить место помрежа в театре «Плимут». Кларк был на небесах от счастья. Он попал в театр!
Спектакль под названием «Шутка» ставил Артур Хопкинс, а главные роли в нем исполняли Джон и Лайонел Барриморы. Премьера состоялась 19 сентября 1919 года. Вечер за вечером в дверях гримерной Барриморов появлялся юноша со словами: «До выхода полчаса». Братья заинтересовались Кларком, а между ним и Лайонелом завязалась настоящая дружба, которая сыграла потом важную роль в карьере Гейбла. Спектакль выдержал сто семьдесят девять представлений, после чего Кларк вновь оказался без работы. Его сбережения быстро растаяли, и он день за днем обходил конторы театральных менеджеров. Работы не находилось. {…}
Прошел год, и как-то Кларк прочел в газете объявление о создании в Канзас-Сити театра с постоянной труппой. Новая театральная компания «Джуэлл Плейере» после завершения выступлений в Канзас-Сити имела далеко идущие планы гастролей по всему Среднему Западу.
Одного взгляда на его крепкое телосложение оказалось достаточным, чтобы Кларк получил место рабочего сцены с обещанием в дальнейшем характерных ролей. Если подвернется случай. {…}
Труппа постоянно бедствовала. Зима 1922 года оказалась особенно неудачной. Сильные снегопады заставляли зрителей сидеть по домам. В Батте, штат Монтана, театр окончательно сел на мель. У Кларка в кармане осталась пара долларов. Гордость и упрямство не позволяли ему обратиться с просьбой о помощи к отцу, и он предпочел отправиться на Запад в товарном вагоне.
Поезд сделал остановку в Бенде, маленьком городке в штате Орегон. «Я боялся, что меня примут за бродягу, если найдут в вагоне, — вспоминал он. — Поезд остановился прямо перед конторой лесопильной компании. Я зашел туда, чтобы согреться, и обнаружил, что они берут на работу, даже не задавая вопросов. Через десять минут я уже был зачислен на лесопилку».
Несколько месяцев Кларк трудился на пилораме в паре с могучим шведом по имени Торсен. Скопив немного денег, Кларк отправился на север в Портленд. В Портленде Кларк устроился на работу в универмаг продавцом мужских воротничков. Его сослуживец, Эрл Лэримор, руководитель любительской актерской труппы под названием «Красный фонарь», узнав об актерском опыте Кларка, предложил ему крошечную роль в спектакле «Ничего, кроме правды». Позже Эрл собрал профессиональную театральную труппу в Астории, в ста милях от Портленда, и опять пригласил Кларка.
Зарегистрированная как «Астория Плейере», труппа открыла сезон в Астории 23 июля 1922 года спектаклем «Когда правят женщины». Кларк исполнял роль Элизы, негритянки-кухарки, которая становилась шефом полиции. В спектакле «Злодей все еще преследует ее» Кларку пришлось играть ребенка, и он появлялся на сцене в огромной детской коляске. Труппа гастролировала по маленьким городкам вверх и вниз по Колумбия-ривер, пока не прекратила свое существование в Астории. Кларку снова пришлось искать работу.
Однажды он узнал, что в Портленде создается Камерный театр под руководством Джозефины Диллон. Джозефина Диллон приехала в Портленд осенью 1922 года. Она сняла большой старинный дом, переоборудовала первый этаж в театральный зал, а на верхнем устроила себе жилье. Джозефина была опытным педагогом, преподавала драматическое искусство. Она родилась в 1888 году, закончила Стэнфордский университет, а завершила образование в Нью-Йорке и Париже.
Когда Кларк встретил Джозефину, ей было тридцать шесть лет. Она сразу увидела в этом широкоплечем молодом человеке большие возможности и решила направить его голландское упрямство и выносливость в нужное русло. Прежде всего Джозефина взялась за его произношение: речь Кларка состояла из смеси всевозможных диалектов, приобретенных в различных уголках страны, а голос был высоким и пронзительным, что часто встречается у крупных мужчин. Она вела с Кларком занятия у рояля, пытаясь скорректировать высоту и чистоту тональности голоса. Они вместе терпеливо стремились развить нижние регистры его голоса и придать ему недостающие качества.
Со временем Джозефина устроила его на работу в ресторане портлендского отеля, где он пел перед обедавшей там фешенебельной публикой. Одновременно Джозефина продолжала занятия с Кларком. Они вместе репетировали тексты ролей, он принимал участие в ее театральных постановках. «Она научила меня чувству ритма, координации, искусству вхождения в роль», - вспоминал он потом.
Летом 1924 года Джозефина решила покинуть свою театральную труппу и вернуться в Лос-Анджелес. Ей казалось, что там она сможет полнее проявить себя. Осенью того же года она прислала Кларку письмо, в котором писала о тамошних широких возможностях для театральной работы. Кларк незамедлительно отправился в Калифорнию. Казалось, его мечты стать настоящим актером начали осуществляться. 13 декабря 1924 года они с Джозефиной поженились, свадебная церемония тихо прошла в местной церкви.
Они переехали в снятое за двадцать долларов в месяц бунгало в Голливуде. Джозефина устроилась на работу сценарным редактором в «Палмер Фотоплей Корпорейшн» и дала объявление о наборе для обучения молодых актеров. Кларк купил подержанный автомобиль и начал объезжать театральных продюсеров в поисках работы. Ему не удалось устроиться на сцене, и он решил, что работа в кино — тоже неплохо. Кларк быстро получил крошечную роль в «Белом человеке», где играли Элис Джонс и Кеннет Гарланд. Работа продолжалась десять дней, и ему платили по пятнадцать долларов в день.»
« Роль в «Белом человеке» не распахнула перед ним дверей студий. Его брали только в массовку за пять долларов в смену. Правда, однажды ему удалось получить семь с половиной за съемки в «Веселой вдове» у Эриха фон Штрогейма, где играли Мэй Мюррей и Джон Гилберт.
Кларка заметил администратор театра из Хьюстона, который приехал в Голливуд для подбора актеров, в том числе и на вторые роли. Он пригласил Кларка, и тот, по совету Джозефины, согласился. Театр «Джин Льюис Плейере» ставил по два спектакля в неделю. Это было суровое испытание для Кларка, которому приходилось бесконечно зубрить новые и новые тексты, но его выручала природная настойчивость. Вскоре он уже исполнял главные роли, и его жалованье поднялось до семидесяти пяти долларов в неделю. После закрытия театрального сезона группа актеров решила направиться в Нью-Йорк. Они предложили Кларку присоединиться. Пришлось решать — возвращаться ли ему в Голливуд, где работа в кино и на сцене была столь скудной и малодоходной, или же отправиться в Нью-Йорк, где можно было найти место в каком-нибудь театре.
«Нью-Йорк не шел у меня из головы, — рассказывал мне Кларк. — Тем более что на этот раз я получил рекомендации хьюстонской труппы. Такой удачный шанс нельзя было упустить. Я принял решение в пользу Нью-Йорка».
Когда-то Кларк начинал свою театральную работу в Нью-Йорке помрежем в постановках Артура Хопкинса. Теперь тот набирал труппу для спектакля «Механический» по новой пьесе Софи Тредвелл и предложил Кларку роль в паре с Зитой Джоухан. Кларк ликовал, но, как признавался позже, втайне испытывал ужас перед сценой. {…}
Премьера «Механического» состоялась в театре «Плимут» в Нью-Йорке 7 сентября 1928 года. Хопкинс пришел за кулисы. «Он посоветовал нам забыть о том, что театр полон зрителей, и играть так, как мы выступали перед ним на репетициях», — вспоминал Кларк.
В тот вечер среди публики находились Мария (Рия) Лэнгхем, ее дочь Анна и ее сводный брат Бут Франклин. Все они были из Хьюстона. «Мы заметили, что в труппе было несколько актеров из Хьюстона, — рассказывала Рия. — Мой брат, который тоже был актером, знал их и предложил пройти за кулисы. Нас познакомили с Кларком, и мы пошли вместе поужинать».
Труппа с нетерпением дожидалась откликов на спектакль в утренних газетах. Все рецензии были одобрительными.
Кларк почувствовал огромное облегчение и радость. Спустя годы он с благодарностью писал Артуру Хопкинсу, что если бы оказался в руках режиссера с меньшим тактом и знанием театра и актеров, то, возможно, никогда не был бы признан на Бродвее.
Однако интерес к спектаклю постепенно затухал. Через десять недель представления прекратились.
Кларк снова оказался «на свободе» и никак не мог найти работу. Зимой его навестила Джозефина и предложила вернуться в Калифорнию. «Наши пути расходились, и мы оба знали это», - рассказывал Кларк. Джозефина вернулась в Калифорнию. В марте 1929 года она подала на развод. Они расстались как хорошие друзья. Кларк всегда высоко оценивал ту роль, которую она сыграла в его артистической карьере.»
«Тем временем Кларк получил приглашение из Калифорнии сыграть убийцу Мирса в спектакле «Последняя миля». Ободряемый Рией, отношения с которой у него становились все более близкими, он отправился в Лос-Анджелес.
Ко времени его приезда обстановка в Голливуде сильно изменилась. В кино пришел звук. Зрительский интерес к немому кино резко падал. Руководство студий находилось в панике из-за угрозы огромным вложениям в немые фильмы и контрактам со «звездами» немого кино.
Постановщики искали актеров с хорошими голосами, подходящими для звукового кино. Появление на сцене в Лос-Анджелесе в «Последней миле» стало для Кларка на редкость успешным. Он внес в роль мотив жестокости власти, против которой боролся его герой, гангстер Мире, приговоренный к смертной казни.
В конце первого представления за кулисы к Кларку пришел Лайонел Барримор, который был режиссером и актером на студии «Метро-Голдвин-Майер». Он предложил ему сделать пробу в кино.Когда проба была показана в просмотровом зале, администрация студии единодушно изрекла: «Нет!» Лайонелу было заявлено, что его протеже никуда не годится.
Антрепренеры Рут Колльер и Минна Уоллис также видели пробу. Рут связалась с Кларком и предложила ему свои услуги. Кларк охотно согласился, однако высказал сомнения относительно перспективности его карьеры. Рут поручила Минне заняться его делами. {…}
Минна знала, что он был очень неуверен в себе и что единственным лекарством для него будет новая работа. С ее помощью Кларк получил роль на «Уорнер Бразерс» в фильме «Ночная сиделка» с Барбарой Стэнвик и Беном Лайном в главных ролях. Кларк сыграл негодяя, который доводит до голодной смерти двоих детей. Затем Минна устроила ему пробу, в которой Кларк должен был сыграть эпизод из «Последней мили». Ее показали Джеку Уорнеру. Мистер Уорнер долго вспоминал, как он отверг Кларка: «Что можно сделать из парня, у которого так торчат уши?»
Минна начала вести переговоры с «RKO» о заключении контракта с Кларком. Одновременно Лайонел Барримор организовал еще одну пробу для него в «МГМ». {…} Пробу увидел Ирвинг Тальберг, восходящий молодой продюсер студии, который предложил Минне заключить контракт с Кларком. 4 декабря 1930 года он заключил краткосрочный контракт со студией с гонораром в триста пятьдесят долларов в неделю. Кларку сразу же предложили работу в фильме «Самый легкий путь» с Констанс Беннет, Адольфом Менжу и Робертом Монтгомери, который впоследствии выступал в ролях романтических молодых героев. Кларк играл эпизодическую роль мужа Аниты Пейдж. В этом фильме Кларка заметили. Публика начала проявлять к нему интерес. С ним встретилась Джоан Кроуфорд и попросила сыграть с ней в фильме «Танец, танец дураков». В нем Кларк исполнил роль главаря банды гангстеров, он носил черную фетровую шляпу и производил соответствующее образу устрашающее впечатление. В рецензии, опубликованной в «Нью-Йорк Тайме» отмечалось: «Его трактовка образа главаря банды весьма жизненна и точно соответствует действительности».
Кларк сыграл еще одного гангстера в фильме «Отпечатки пальцев» с Ричардом Бартелмесом и Фэй Рей — о гибели чикагского репортера Джека Лингла от рук банды Капоне. Браун выбрал Кларка на роль гангстера потому, что тот мог показать мужчину достаточно привлекательного, чтобы увлечь девушку из высших кругов, и в то же время настолько грубого, чтобы в один момент как следует ей всыпать.
Когда в июне 1931 года картина вышла на экраны, Кларк за одну ночь приобрел сенсационную известность. Стали приходить тысячи восторженных писем. {…} Лайонел Барримор был удостоен «Оскара» за исполнение роли отца-алкоголика, но и Кларк получил свое: родилась новая «звезда». Публика, казалось, была по горло сыта романтическими, обходительными героями-любовниками. Кларк принес на экран новый тип грубой мужской сексапильности.
Стало ясно, что имидж и грим в стиле Валентино совершенно не подходят ему. Решили сделать ставку на его грубые мужские качества. Говарду Стриклингу, главе отдела рекламы «МГМ», было поручено разработать соответствующий имидж Кларка.
Говард и Кларк встретились и долго беседовали. Так завязалась их долгая и крепкая дружба. Были специально отсняты фотографии и рекламные кадры, изобразительный материал подкреплялся специально написанными газетными статьями, интервью, крупными обзорными публикациями.
Свои успехи Кларк отметил покупкой первой спортивной машины, подержанного «дузенберга». Он так ею гордился, что друзья подозревали, уж не ночует ли он в ней. На это он отвечал, что помнит времена, когда ему приходилось спать в куда худших местах. Он не мог позабыть борьбу за существование, которую вел долгие годы.
Окрыленный успехом, Кларк отправился навестить Рию Лэнгхем. Она была верным другом и прочной опорой в трудные времена. Именно Рия поддерживала и вдохновляла его, заставляя поверить в свои силы. Теперь ему хотелось отплатить ей добром.
Они поженились в Санта-Ана, штат Клифорния, 19 июня 1931 года.»
Фрагменты из книги Лина Торнабина «Да здравствует король».
...Он очень крепок на вид. У него густые волосы и брови. Кожа загорелая, бронзовая; на щеках не то родинки, не то бородавки. Обыкновенная кинозвезда давно бы от них избавилась, но король сделан из другого теста, он живет по другим законам. У него обветренное лицо человека, привыкшего к бродячей жизни.
Руки тоже обветренные, загрубевшие. И такие большие, что он старается прикрывать их непомерно длинными рукавами рубашки. И воротнички тоже носит высокие или приподнятые, чтобы не так заметна была слишком крепкая, как у борца, шея. Так он снимался во всех своих фильмах, возможно, отсюда пошла мода на высовывающееся из-под выреза рубашки белье. Никакие ухищрения не могут скрыть этих привыкших к тяжелой работе рук и желтых пятен никотина на пальцах. Он заядлый курильщик, этот мистер Гейбл. Однажды его приятель Уэйн Гриффин попытался уговорить Кларка бросить курить. Тот ответил: «Отвали, старина, я как-нибудь сам разберусь со своей жизнью».То же самое с выпивкой. Пьет он — дай боже, причем все подряд — водку, шампанское, бренди. От одной его порции другой бы сразу попал в больницу, а Гейбл просто отправляется спать.
Он любит вестерны; любит смотреть их, любит в них сниматься. Называет их «лошадиными операми». «Актер, — сказал как-то Кларк, — больше всего чувствует себя человеком, когда садится в седло и мчится по прерии, а ветер бьет ему в лицо».
Он любит ездить на «мерседесе» (серебряный металлик), который знает как свои пять пальцев — может разобрать и собрать по винтику. Когда он внезапно исчезает и нужно срочно его найти, Джин Гарсо, бывшая секретарша и незаменимый друг, знает, где искать: он лежит где-нибудь под чужой машиной. У Джин под рукой номера телефонов всех станций техобслуживания на бульваре Вентура. Автомобильная смазка въелась ему в кожу, и ее не отскоблить никакой силой.
А уж поскоблить себя он любит. Он маниакально любит чистоту и принимает душ несколько раз в день. Всегда только душ, у него в доме даже нет ванны.
Нередко при виде его люди немеют — не только оттого, что он так хорош собой, а от его невероятной элегантности. В самую сильную калифорнийскую жару он появляется на публике в габардиновом костюме, при галстуке и с белым платком в петлице. У него в шкафу висят безупречно отутюженные, вычищенные брюки и пиджаки, подобранные по цветам, оттенкам и тканям; рядом висят шляпы, которые он не позволяет чистить никогда. Так и висят — десятки фетровых шляп с засаленными лентами. Никто не знает, чем это объяснить; прислуга виновато извиняется: «Мистер Гейбл любит старые шляпы».
У него собрана коллекция оружия — инкрустированные золотом пистолеты, ружья, винтовки. И еще одна коллекция, которая наверняка удивит многих, — это книги. Он всегда был заядлым книгочеем, но почти всегда скрывал это, опасаясь повредить своему мужественному образу. Только самые близкие друзья могли застать его с книжкой в руках. На съемках его последнего фильма «Неприкаянные» у него было много свободного времени, на натуре в пустыне деваться было некуда, и он часто уходил в тень с книжкой.
Съемочная группа открыла для себя необыкновенно дисциплинированного, мягкого, деликатного, терпеливого, скромного человека с хорошим чувством юмора. Его благородство не могло не тронуть даже самые зачерствелые души. Недаром на его экземпляре сценария Артур Миллер написал: «Кларку Гейблу, который не умеет ненавидеть».
Среди инструкторов Академии верховой езды в Гриффит-парке, где премудростям этой науки обучают кинозвезд, есть один бывший ковбой из Монтаны по имени Арт Уипсон. Эдакий дьявол с холодными голубыми глазами. Такой взгляд — у знаменитых жокеев, каскадеров и налетчиков. Он-то и учил ездить верхом Кларка Гейбпа.
«Если бы этот парень бросил киношку, я сделал бы из него человека, — говорит Арт. — Как только я увидел его, сказал себе: да, тут может выйти толк, только ведь он, черт подери, будет беречь свое личико, как вся эта киношная публика. «Мне, — говорит, — надо научиться скакать, чтобы сыграть роль, а я к лошади и близко не подходил». «Сколько же, — спрашиваю, — собираешься уделить нам с кауркой времени?» «Да сколько надо», — отвечает. И улыбается. А я как дурак от этой улыбки размякаю. Но стоп, себе думаю, видали мы таких, которые вроде рождены для седла, как Гэри Купер, а как гпянут со спины лошадки на землю, так враз зеленеют и просятся вниз.
Ну вот, подобрал я ему одну норовистую лошадку, решил проверить на вшивость: давай, говорю, дуй до горы. И сам вперед аллюром, а он за мной — первый раз в жизни верхом, заметьте. Добрался до верхушки холма и хохочет, как ребенок: «Смотри, говорит, я на вершине!»
В общем, что я скажу: и я, и лошадь, мы оба сечем, трусливого парень десятка или нет. Он, может, того и не покажет, но мы-то учуем. Так вот насчет Гейбпа: этот парень понятия не имел, что такое страх. Через пару недель он уже на полном скаку подымал с земли платок. Мог на полном скаку вскочить в седло или выпрыгнуть из него. Это не все каскадеры умеют. И тело у него было безупречное, и владел он им, как никто».
Мервин Перой хотел дать роль Кларку в фильме «Маленький Цезарь», который должен был сниматься на студии «Уорнер Бразерс», специализировавшейся на гангстерских лентах. Сыграв крутого гангстера, актер немедленно становился знаменитым. Америка, затаив дыхание, следила за военными действиями мафии: сняться в роли преступника значило попасть в разряд национальных героев, стать в один ряд с рейнджерами и ковбоями. Увы, удача на этот раз обошла Кларка: Джеку Уорнеру не понравились его уши. А может быть, Дэрипу Зануку. В общем, оба считали, что оттопыренные уши делают Гейбпа похожим на обезьяну. Этот факт никому не бросился в глаза, когда снималась «Нарисованная пустыня», — там уши были закрыты длинными волосами. По правде говоря, никто никогда не обращал внимания на эти злосчастные уши, пока Гейбл не стал знаменитостью. Но вот что удивительнее всего: когда он стал «звездой», их вновь перестали замечать. Мина Уоллис вспоминает: «Он ничего не предпринимал, чтобы исправить свой недостаток. И однажды Джек Уорнер, посмотрев «Танцующих дочерей», спросил: «Черт побери, что это за парень, почему мы его проморгали?» «Это тот самый, — ответила я, — которого вы забраковали из-за ушей». «Быть не может! Он что же — сделал операцию?» — «Нет. Они остались как были».
А вот что рассказывал фотограф Кларенс Буль: «Единственное, что не давало Кларку покоя, — это уши. Помню, сидит он раз расстроенный в гримерной, наслышавшись про себя всякого, и спрашивает меня: «Что же мне делать с моими лопухами?» «Да ничего, — отвечаю. — Забудь». Если из профиля Рудольфо Вапентино сумели сделать секс-символ, почему бы не повторить то же самое с ушами Кларка Гейбла?»
(Перевод с английского Н. Цыркун.Jean Garceau. Dear Mr.G. The biography of Clark Gable. Los-Angeles. 1961.)
