В мире литературных профессий кинодраматургии дольше всех приходилось доказывать свою самостоятельность. К сценарию и сейчас иногда относятся как к полуфабрикату. Выходит готовая картина, и зачастую мы не знаем, что сценарий потерял на пути к экрану, что приобрел. Мы имеем дело с фильмом.
Сборник сценариев — событие не столь уж частое. Но вот событие произошло, мы держим в руках книгу «Шесть повестей для экрана» Анатолия Гребнева. И часть из того, что было разрознено, рассеяно по филь мам двух десятилетий, собралась вместе, составила целостный мир писателя — живой, подвижный, развивающийся. Протянулись ясно видимые связи между творениями разных лет. Герои начали дальнюю перекличку между собой. И возникла в этой перекличке своя, особая драматургия — та, которую писатель выстроил в соавторстве со Временем...
К своей настоящей профессии мы идем подчас долго. Гребнев прошел множество разнообразных «университетов», прежде чем появился в кино. Был военным журналистом, учился театроведению, писал стихи и рецензии. Среди его педагогов — замечательные деятели советского театра А. Дживелегов, Г. Бояджиев, П. Марков, выдающийся поэт И. Сельвинский.
Поработал немного на театральной ниве, но ушел в журналистику... В газете «Советская культура» была опубликована серия его очерков о первопроходцах целины, о строителях Братской ГЭС. Гребнев писал в своих очерках о грандиозном общественном движении, которое определяло всю атмосферу жизни тех лет. В нем молодой журналист, быть может, впервые ощутил с такой силой и ясностью движение самой Истории, дыхание славного времени. Это была школа — важная, главная. Теперь внимание к сущностным приметам времени, к тому, как меняются люди и поколения, как соотносятся судьбы единичные с судьбой большой и общей, станет для Гребнева источником тем и художнической страсти.
Поток жизни ворвался на экраны — и драматург Гребнев стал одним из первых и самых серьезных его поэтов.
...Течет толпа по улицам. Посмотрите, сколько характеров! Сколько разнообразнейших мимолетных связей устанавливается между людьми в этом движении. Движутся улица, время, жизнь, меняются люди... Над этими микропроцессами, скрытыми от первого взгляда, так интересно наблюдать. Так важно о них думать. По опыту журналиста Гребнев знал, из каких, казалось бы, частных поступков складываются мощные социальные процессы. «Искусство—увеличивающее стекло...»
Его первый сценарий «Ждите писем» во многом шел от очерка и написан был по горячим следам впечатлений от журналистских командировок на стройки Сибири. О строителях тогда любили петь песни — про то, как они ехали «за туманом и за запахом тайги». И не было для парней из тех песен радости большей, чем встреча с трудностями.
Но автор сценария недаром ввел в фильм фигуру своего недавнего коллеги-репортера, так ловко сводящего все разнообразие людей к типу «охотника за туманами». Картина была полемична по отношению к беспроблемному кино. Фильм отрицал «дежурную» романтику, он прямиком вел нас к проблемам жизненным, характерам правдивым. Необычен для тех лет и сценарий фильма «Июльский дождь». Его страницы словно захлестывал людской водоворот, шум городских улиц. Авторы — драматург А. Гребнев и режиссер М. Хуциев — могли подолгу вглядываться в это коловращение жизни. В нем они видели поэзию. И в обычнейшем течении жизни сумели показать почти незримую, но реально существующую драму души. Герои — хорошие, интеллигентные люди в том возрасте, когда можно подводить первые итоги: им тридцать. Налаженный быт, обкатанная модель жизни, обаятельная легкость в общении. Нет только чего-то главного, от чего зажигаются у людей глаза. Разговор об этом явлении Гребнев так или иначе продолжил потом во многих сценариях. Он кажется драматургу таким важным, таким многоликим и неоднозначным, что отношением к нему во многом поверяется современный характер.
Рационализм. Знак эпохи. Качество, которое в разных людях вступает в разные взаимоотношения с моралью, нравственностью, духовностью. Для одних это органическая потребность видеть цель и идти к ней. Для других — только модная маска. У одних цель высока и серьезна. Другие прикидывают кратчайшие пути к своему благополучию. Здесь начала многих судеб — наполненных и опустошенных, состоявшихся и разрушенных. Здесь есть что исследовать и над чем думать.
При всем том драматурга мало занимают откровенные подлецы, равно как и рыцари без страха и упрека. Его талант добр, а кистью он предпочитает работать тонкой. Мы узнаем в героях собственные черты. Штрихи знакомых характеров. И думаем не о том, чем кончится сюжет, а — как жить.
Вот Анна Георгиевна Смирнова из «Старых стен». Солидный директор фабрики, уважаемая личность, само олицетворение идеи женского равноправия. В споры о деловом человеке, развернувшиеся в нашем искусстве, она вторглась уже не как схема, не как модель героя, но как живой, мыслящий смело и широко, со своими стойкими убеждениями участник дискуссии. И сама проблема «хозяйствования и руководства», которая стояла в центре внимания многих производственных фильмов, была переведена на уровень проблемы человеческой. Героиня оказалась близкой каждому в зрительном зале — ведь и многие из нас в нашей повседневной жизни точно так же не умеют отделять личное от общественного. Вместе с таким фильмом, как «Премия», «Старые стены» знаменовали новый этап производственной темы в нашем кино; его создатели — драматург А. Гребнев и режиссер В.Трегубович,— а также исполнительница главной роли Л. Гурченко были удостоены Государственной премии РСФСР.
Анна Георгиевна счастлива — она нужна людям, своей фабрике, нужна большому делу. Но даже такое счастье все-таки неполно, если оно обделено духовной близостью, если нет рядом человека, единственно необходимого.
Отчего бы не быть счастливым Леве Нечаеву из «Утреннего обхода»? Талантливый врач, окружен друзьями, умница, широкая душа... Но этакая в нем анемия, нежелание куда-то двигаться. Его не интересует ни карьера, ни диссертация, ни женитьба, для которой давно приспела пора. Он отлично делает то, что требуется, — и ни шагу дальше. Может сказать в лицо карьеристу Букину, что тот не врач, а делец. Но открытой борьбы Нечаев избегает, и это почти позиция. Предпочитает плыть по течению. Ехать на буксире, как в последнем, удивительно емком по смыслу кадре, придуманном сценаристом.
Но не потому ли подвизаются букины, что Нечаевы со всеми их прекрасными свойствами бездействуют? И не потому ли бездействуют Нечаевы, что само общественное мнение стало к букиным как-то терпимее? Рационализм иной раз смыкается с карьеризмом.
Букины тревожат драматурга. Деловые, обаятельные, всем нужные. «Умеющие жить». Дон Кихотом выглядит непрактичный Свешников из «Дневника директора школы» — он никак не может приспособиться к прагматикам, принять к сведению эту «современную» необходимость «уметь жить».
«Умеет жить» Алик Тихомиров — юный гений из «школьного» фильма «Переступи порог». Драматург едва ли не первым в нашем кино подметил тогда появление этого типа молодых людей. Благополучен. Удачлив. Заранее «просчитал» всю свою жизнь. Где-то рядом с такой тотальной целеустремленностью бродят эгоизм, душевная черствость и даже подлость.
Герои разных фильмов продолжают одну тему, развивают, открывают в ней новые грани. Драматург иногда подчеркивает эту «родственность душ», эту драматическую эволюцию, которая подчас происходит с неплохими, в сущности, людьми. Алик, «бард», интеллектуал с гитарой из «Июльского дождя», снова появится в «Утреннем обходе». Он построил за эти годы добротную дачу, выходят пластинки с его портретами, и все свои житейские мгновения он давно привык деловито перекладывать в строфы. Пришло благополучие, но не состоялись какие-то надежды, может быть, самые главные.
Требовательные вопросы, которые мы задаем себе, — условие и залог нравственного совершенствования.
В юности великого человека — Карла Маркса, в той поре жизни, когда эти вопросы звучат наиболее бескомпромиссно и закладывается фундамент судьбы, ищет драматург образец такой требовательности. Телевизионный фильм «Карл Маркс. Молодые годы», в создании которого принял участие Гребнев, стал событием в духовной жизни страны прежде всего потому, что приобщил нас к напряженно бьющейся мысли героя. Эта судьба, столь далекая от академического спокойствия, раскаленная борьбой за переустройство человеческого мира — социальное, политическое и нравственное,— предстала перед нами судьбой гармоничной, воплощением счастья в самом высоком понимании этого слова.
Драматургию Гребнева невозможно представить себе беспроблемной. Тонкая кисть не всегда способна на крупный мазок, это порой мешает. Но он не может написать сегодня серьезную вещь, а завтра пустячок. Он не владеет этим «профессионализмом». Творчество для него вообще, по-моему, не профессия, а способ думать.
Поэтому в ряду сугубо «бытовых» его сценариев не кажутся инородными такие причудливые фантазии, как «Разбудите Мухина», где юный герой путешествует по векам, пытаясь исправить все несправедливости истории. Или «Визит вежливости», где сюжет тоже перебрасывается из современного Рима в древние Помпеи, а оттуда в сегодняшний периферийный театр где-то на юге России. Изгибы сюжета казались бы прихотливыми, но они жестко подчинены ходу мысли, публицистической по природе. Беззаботные Помпеи не желали знать о надвигающейся катастрофе. О возможности трагедии нельзя не помнить нам, людям XX века.
...Тема продолжается. Ей не видно конца, и быть его не может, потому что источник ее — жизнь. О жизни, о нашем сегодня надо думать, чтобы завтра собрать полновесный урожай добрых дел, мыслей, свершений, новых начал.
Попробуй здесь отделить дело литературное от тех, что принято называть общественными! Гребнев помнит, как нелегко входил в кинематограф он сам. И в том, чтобы помочь нынешним молодым, он, беспокойный человек, видит свой прямой долг. Многие годы он опекал начинающих драматургов в сценарной мастерской при Союзе кинематографистов. И не впустую: оттуда вышли люди, уже успевшие много сделать для нашего кино,— Г. Полонский, В. Трунин, В. Мережко, А. Ахундова, А. Червинский...
В сценариях Гребнева увидели материал для своих фильмов такие разные режиссеры, как Ю. Райзман, М. Хуциев, В. Трегубович, Ю. Карасик, Я. Сегель, А. Манасарова. В одном из этих сценариев нашла опору для нового своего творческого взлета актриса Л. Гурченко. Многое талантливое нашло в них благодатную почву. Так творчество драматурга объединяет под своим знаменем единомышленников. И становится импульсом для поисков новых.
...Однажды человеку минуло 65 лет. И он, директор крупного завода, уходит на пенсию. В этот самый день мы его и застаем — когда заканчивается огромный период жизни «общественной» и начинается жизнь «частная». Как много должно открыться человеку в такой день заново! И как о многом предстоит герою думать! Все та же тема: человек на пороге. Человек, которому свойственно всегда — и в 20, и в 30. и в 65 лет — думать о будущем. «Частная жизнь» — это новый гребневский сценарий, по которому ставит фильм режиссер Ю. Райзман.
— Хочется написать о человеке искусства,— говорит Гребнев.— О театральном режиссере. О художнике, который творит не на холсте. И не наедине с чистым бумажным листом. Творит новые миры — из судеб, воль, талантов, озарений, из страстей и плоти других людей — актеров. Театр, как и кино,— дело коллективное. Полет творческой мысли должен быть, как нигде, соотнесен с жесткими требованиями морали. Успех в таком чистом и праздничном деле, как искусство, достается иногда дорогой ценой...
«Советский экран», 1981 год, № 3 (стр.14-15)
В. Кичин
