За ней видятся погони и смертельные схватки, беззаветная стойкость и мелкое шкурничество, любовь и ненависть, желание защитить ближних даже ценой собственной жизни. Все это будет в фильме.
Равно как и первая, нормальная человеческая реакция на известие о ЧП.
- Бля! - только и может вымолвить в первую минуту начальник УВД города N полковник Косолапов. Как, впрочем, и в пятую минуту, и в двадцать пятую... О, это великое и могучее русское слово, лелеемое не только полковниками, но и писателями и кинематографистами, инженерами и домохозяйками, рабочими и крестьянами (в том числе арендаторами и фермерами), пионерами и школьницами.
В разных случаях оно означает умиление и гнев, растерянность и возмущение, раздумье и готовность действовать. В фильме же оно к тому же дает сигнал к нелепому, невозможному, вывернутому, бредовому, абсурдному, как сама наша жизнь, действу, в котором участвуют руководители города и «крестный отец» местной мафии, диссидент и оперативники в штатском, курсанты милиции в роли народа и народ в роли статистов.
И еще десять хлебов, приготовленных для встречи иностранных гостей, но загадочным образом превратившихся в одиннадцать. И пороховой завод, которого не будет на экране, но с которого исчезло десять кило взрывчатки. А это уже серьезно! В жизни всегда есть место подвигу. И не беда, если этим местом оказывается вокзальный туалет для депутатов Верховного Совета.
Каков же жанр этого странного зрелища?
Эпопея? Да! Драма? Конечно!
Фарс? Еще бы!
Бывают так называемые комедии положений. Вот это и есть самая настоящая комедия положения, в котором мы все с вами оказались. Чего стоит один полет с крыши вокзала бравого сержанта милиции Фенько в объятиях (или в «мертвой хватке») миловидной гражданки лет 30, обладательницы огурцов свежих и огурцов соленых, сала шпик и обольстительного тела!
Но чур нас! Никакой порнографии! Никакого насилия!
На последнем «Золотом Дюке» картина получила Главный Приз зрительских симпатий и приз Прессы.
Режиссер скромно надеется, что зрители посмотрят фильм хотя бы дважды, а эти фразы уйдут в народ:
Где-нибудь, но обязательно рванёт
Главное, чтобы было кого сажать
При наличии экстремальной ситуации, главное войти в неё…
Методы у нас конечно… но страна такая…
ГБ, это не ВД, Шурик
Мирон Черненко: Тезисы к панегирику
Так получилось, что к разговору о независимом кино я опоздал, и, казалось бы, поезд с коллегами уже ушел. Тем не менее, мне хотелось бы сказать вдогонку о своем. Поскольку разговор еще явно не закончен.
Но сначала чисто филологическая проблема: если фильм называется «Бля», то склоняется ли это название? Можно ли, скажем: «Блёй», во «Бле», у «Бли»? Уверяю вас, это вопрос далеко не праздный, особенно если вспомнить, что совсем недавно картина называлась куда более возвышенно - «Сэнит зон», что по причине своей идеологической подозрительности я расслышал как русскоязычную фамилию одного из персонажей, тем более что он и лицо носит соответственное, и имени-отчества нисколько не стесняется. И так далее. Я не говорю уже о ядрёности самого лексикона, с которым приходится сталкиваться нынче уже не на заборах, как в пору моего детства - заборы в открытом обществе давно растащили на дрова, и негде учиться читать и писать - а, скажем, по телевидению, где Ибикус в десантном бушлате под ку-клукс-клановскими крестами и военную музыку матерится, невзирая на все и всяческие комиссии по нравственности...
Так вот, о «Бле», которую мне хочется воспеть в несвойственном мне жанре панегирика, пользуясь дарованной редакцией крохотной зоной экстерриториальности, отдавая себе отчет, что и братья критики, и сестры критикессы воспоют этой самой «Бле» скорее всего совсем другой диссонанс. Я заранее представляю себе, что будет писать по этому поводу наша толстая, средняя и тонкая кинематографическая пресса от милого моему сердцу «Искусства кино» до вечно возбужденного органа передовой публицистики, известного под названием «Дом кино».
Надо полагать, не обойтись без упреков в отсутствии вкуса и переизбытке запаха, в грубости диалогов и фельетоности ситуаций (я не говорю уж о покушении на все святое, что только у нас осталось), в безответственности и необъективности, в примитивизме и плоских шутках...
Одним словом, во всём том, что от века есть суть и форма простонародной, плебейской, простодушной комедии, именуемой фарсом, не считающейся ни с чем, вызывающе беспардонной и изо всех сил радующейся этой своей беспардонности.
Давненько не видел я на экране столь простодушной и отнюдь не отчаянной правды о простодушной же нашей реальности. Правды, увиденной и рассказанной не свысока, но с точки зрения нормального человека, весь рост которого - метр с кепкой, который выходит каждое утро в жизнь и обнаруживает, что «вся-то эта жизнь есть сортир», а если хотите - туалет, гальюн, уборная или, как поначалу виделось авторам, «Сэнит зон».
И вслед за своими невинными героями - от мальчика-милиционера до преждевременно облысевшего в раздумьях о судьбах мира профессора-диссидента - пускаются в путешествие по этому сортиру, без окуляров розовых и окуляров чёрных, но с радостной усмешкой современного Миклухи-Маклая, обнаружившего, что типичнейший наш городишко находится под теми же географическими и историческими широтами, что незабвенный город Глупов, который много-много лет до нашего светлого настоящего описывал Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, вычисливший отечественную историю до самого Страшного Суда.
Разумеется, мне и в голову не приходит сравнивать авторов «Бли» с создателем «Истории одного города», но то, что город этот не изменился за полтора столетия, что герои сегодняшнего фарса прописаны на тех же улицах, что по коридорам губернской власти печатают шаг те же Органчики, очевидно даже самым ретивым ревнителям хорошего вкуса.
В самом деле, попытайтесь проникнуться этим безудержным балаганом! Этой восторженной издёвкой над паноптикумом провинциального (поверим на всякий случай) идиотизма, над парадом власть имущих и власть блюдущих, обходящихся всего лишь тремя короткими и выразительными словесами из всего «могучего и свободного»: «козел» - это для индивидуумов и предметов мужского рода, «падла» - женского, а титульная «бля» для всего прочего многообразия нашей действительности. И вы увидите их, как живых, как настоящих, всамделишных - красного полковника и голубого лейтенанта, черного мафиози и розового юного героя, желтое телевидение и молочно-восковую руководящую даму. Всю многоцветную фауну не названного по имени города, шуршащую, сосущую, клюющую, ползущую, жалящую и матерящуюся вокруг вокзального сортира, отражающуюся в его унитазах и писсуарах на оглушительно радостном звуковом фоне творящейся вокруг грандиозной манифестации международного сотрудничества, борьбы за мир и пролетарского интернационализма.
Впрочем, кажется, эта колонка и впрямь норовит превратиться в рецензию, что вовсе не входит в мои намерения. И потому, еще несколько строк о главном, о том, почему я затеял этот разговор. Дело-то в том, что наше новое кино, как бы его ни называть - «коммерческое», «независимое», «кассовое», «популярное», скорее всего и есть наше будущее. И действие этих фильмов, грубых и нахальных, будет разворачиваться, скорее всего, в мрачных регионах материально-телесного низа, а не в горних высях духовно-интеллектуального верха, несмотря на все заклинания эстетов и кальвинистский пафос комиссий по нравственности. Что именно оно, ничего не стесняясь и ни на что, не обращая внимания, в первый и - боюсь! - в последний раз на своем веку говорит о нашей жизни, о нас, обо всех, нравится это нам или нет, голую, грязную, нахальную правду, о которой не хочется слушать и которую не хочется видеть.
А потому с кинематографом этим придется вести диалог на равных. He коленопреклоненно или высокомерно, как это принято у нас, а на равных, без аннексий и контрибуций.
Вот, об этом мне хотелось сказать в рассуждении неизбежного будущего.
P.S.Последняя новость…
Госкино СССР, борясь за целомудренность заборов и рекламных щитов, разрешило прокат фильма в стране с названием «Сэнит Зон» (на ломанном английском, испанском, французском, суахили и т.д. и даже на коверканном русском это значит одно и то же «Санитарная зона)
Государственное прокатное разрешительное удостоверение № 118990 от 16 августа 1990 года.
