Формулировка понятия «насилие на экране» в российской науке принадлежит К.А.Тарасову: оно трактуется исследователем, как аудиовизуальное изображение разновидности «социального взаимодействия, в котором одно действующее лицо (или группа лиц) осуществляет негативное принуждение по отношению к другому действующему лицу (или группе лиц) посредством угрозы или реального применения физической силы, имеющее своим последствием телесные повреждения, моральный и имущественный ущерб» [Тарасов, 2002, с.69].
Сегодня многие ученые мира обеспокоены негативным влиянием сцен экранного / медийного насилия на детскую аудиторию. Речь идет и о том, что те или иные средства массовой коммуникации практически нарушают права ребенка, определенные документами ООН, не соблюдают возрастные ограничения при демонстрации сцен насилия на экране.
Этой проблеме посвящены многие зарубежные исследования, касающиеся воздействия насилия в экранных медиатекстах на детскую и молодежную аудиторию. К примеру, усилиями четырех американских университетов (Калифорнийский университет, Университет Северной Каролины, Техасский университет, Висконсинский университет) в 1994-1997 годах было осуществлено широкомасштабное исследование, посвященное изучению воздействия телевидения на детскую и молодежную аудиторию [Federman, 1998]. Ученые-исследователи подробно проанализировали содержания телепередач и фильмов основных каналов США, определили время, когда программы со сценами насилия наиболее часто выходят в эфир, выявили типы отношений детей и подростков к сценам насилия на телевидении, разработали практические рекомендации для руководства медиаагентств и родителей. Аналогичный труд был осуществлен группой норвежских ученых в программе исследований, направленных против аудиовизуального насилия [The Norwegian Government’s Campaign to Combat Violence in the Visual Media, 1995]. При этом, несмотря на различие в деталях, у большинства ученых по сути нет разногласий по поводу негативного влияния неконтролируемого потока сцен экранного насилия на детскую аудиторию и необходимости создания продуманной государственной политики по отношению к защите прав ребенка в области медиа.
Однако зарубежные исследования, изучавшие воздействие насилия на экране на детскую аудиторию, практически не затрагивали российский материал. Между тем, здесь есть своя специфика, определяющаяся иным, во многом отличным от Запада, социокультурным контекстом (низкий уровень жизни основной массы населения, крайне слабый контроль в области проката, продажи, показа медиапродукции, процветающее аудиовизуальное пиратство, несоблюдение системы возрастных рейтингов по отношению к медиа и т.д.).
Увы, долгое время эта тема была выведена и за рамки исследований российских ученых. Тому были определенные причины.
Во-первых, в советское время существовала строгая цензура, и официально считалось, что негативное воздействие экрана в плане пропаганды насилия возможно только в капиталистическом обществе. Его-то и обвиняли многочисленные официозные политологи и педагоги тех лет. К примеру, Н.З.Урицкий писал, что «в противоположность советскому киноискусству буржуазные кинофильмы оказывают губительное влияние на детей. Они стремятся путем прославления актов насилия, жестокости, аморальности (…) воспитать детей так, чтобы превратить их в людей без совести, готовых к любым грязным поступкам и в первую очередь к войне. Особенно разлагающее влияние на детей оказывают американские кинофильмы. В этих картинах главным героем является завоеватель, убийца, грабитель. Под влиянием этих картин растет преступность среди детей и подростков, вступающих на путь разбоя и разврата» [Урицкий, 1954, с.33]. А в монографии о западных медиа Г.П.Давидюк и В.С.Бобровский со всей силой идеологической убежденности утверждали, что «первое место среди черт, характеризующих содержание буржуазной массовой культуры, занимает культ насилия в самых разнообразных формах и ситуациях, начиная от простой драки и кончая самым изощренным садизмом» [Давидюк, Бобровский, 1972, с.71].
Во-вторых, возражение властей вызывал только показ насилия, связанного с уголовными преступлениями. Демонстрация «революционного», «пролетарского», военного и т.п. «оправданного» насилия не только не запрещалась, но и поощрялась. К примеру, «более жестокого и натуралистичного кинематографа, чем советский, в 20-е годы в мире, действительно, просто не было – «буржуазная цензура» не пропустила бы на экраны и сотой доли тех зверств, которые живописали отечественные ленты о революции» [Ковалов, 2003, с.11].
Таким образом, каких-либо научных исследований того, как сцены насилия в отечественной аудиовизуальной продукции влияли на аудиторию, в советский период не проводилось.
Резкое изменение социокультурной ситуации на рубеже 90-х прошлого века обнаружило столько «белых пятен» в гуманитарных науках, что проблема прав ребенка по отношению к аудиовизуальной информации поначалу также выпала из поля зрения российских ученых, оставаясь в основном поводом для поверхностных газетных заметок. Лишь в последние годы стали появляться публикации результатов исследований немногих российских авторов [Тарасов, 1997; 2000; 2002; 2003; Собкин, 2000 и др.], попытавшихся в той или иной степени исследовать феномен воздействия экранного насилия на подрастающее поколение.
Возросшее внимание к проблеме не назовешь случайным, так как в настоящее время в России один из самых высоких в мире уровней преступности. Например, ежегодное количество убийств (на 100 тысяч населения) в России – 20,5 чел. В США эта цифра составляет – 6,3 чел. В Чехии – 2,8. В Польше – 2. По этому показателю наша страна, увы, делит первое место с Колумбией. В 2001 году в России было совершено 33,6 тысяч убийств и покушений на убийство, 55,7 тысяч случаев причинения тяжкого вреда здоровью, 148,8 тысяч грабежей, 44,8 тысяч разбойных нападений [Справка «Известий», 2003, с.7]. При этом подростковая преступность в России приобретает масштабы национального бедствия, и среди прочих важных социальных причин «многие юристы в качестве ее катализатора называют низкопробные боевики» [Тарасов, 1997, с.78].
Вот почему все большую значимость приобретают вопросы, связанные с механизмами социального, психологического, рекреационного воздействия медиа на детскую аудиторию, ее предохранения от негативного влияния изображения насилия на экране, защиты прав ребенка получать не наносящую ему вред аудиовизуальную информацию.
Между тем, в условиях отсутствия строгого официального контроля за соблюдением правовых рекомендаций негативное воздействие экранных произведений, содержащих сцены насилия, на российскую детскую аудиторию отмечается практически повсеместно. Общий контекст здесь таков: после отмены цензуры в средствах массовой информации, случившейся в России, как известно, на рубеже 90-х годов ХХ века, на кино/теле/видео/компьютерных экранах стали демонстрироваться (практически без соблюдения официально принятых возрастных ограничений) тысячи отечественных и зарубежных произведений, содержащих эпизоды насилия.
В этом отношении я полностью согласен с К.А.Тарасовым: «широкая репрезентация образов насилия в экранных искусствах, функционирующих в России, объясняется прежде всего произошедшей коммерциализацией кинотворчества, вхождением кинематографа, ТВ и видео в мировой рынок и связанный с этим глобализацией массовой кинокультуры по голливудским стандартам. В рамках современной киноиндустрии, ориентированной на извлечение максимальной прибыли, живописание насилия является, пожалуй, экономически наиболее выгодным элементом фильма. Создание серьезных и вместе с тем увлекательных картин, затрагивающих важные, волнующие многих вопросы, в творческом отношении задача очень сложная, требующая много сил и времени. Насыщение же фильма драками, перестрелками, погонями и пр. позволяет создателям укладываться в сжатые сроки, компенсировать малую увлекательность сюжета и характеров, слабую игру актеров, отсутствие сколько-нибудь значимой темы и т.д. и привлекать непроизвольное внимание зрителя, неразвитого в художественном и социальном отношении. (…) Увеличение числа фильмов с насилием объясняется также тем, что американские кинопроизводители в значительной степени зависят от зарубежного потребителя и вынуждены находить такие сюжеты, которые могли бы беспрепятственно восприниматься глобальной аудиторией. Одним из таких универсальных ингредиентов являются образы насилия» [Тарасов, 2003, с.123-125].
Конечно, противники эскалации показа сцен насилия на экране теоретически могут опираться на Конвенцию ООН по правам ребенка, подписанную Россией, где, в частности, декларируются принципы создания благоприятных условий контакта несовершеннолетней аудитории с медиа. В данной Конвенции можно выделить три статьи, касающиеся интересующей нас проблемы [The UN Convention on the Rights of the Child. In: Children and Media Violence, 1998, p.20]:
«Статья 3.
1.Во всех действиях в отношении детей, независимо от того, предпринимаются они государственными или частными учреждениями, занимающимися вопросами социального обеспечения, судами, административными или законодательными органами, первоочередное внимание уделяется наилучшему обеспечению интересов ребенка.
2. Государства - участники обязуются обеспечить ребенку такую защиту и заботу, которые необходимы для его благополучия, принимая во внимание права и обязанности его родителей, опекунов или других лиц, несущих за него ответственность по закону, и с этой целью принимают все соответствующие законодательные и административные меры.
3. Государства - участники обеспечивают, чтобы учреждения, службы и органы, ответственные за заботу о детях или их защиту, отвечали нормам, установленным компетентными органами, в частности, в области безопасности и здравоохранения и с точки зрения численности и пригодности их персонала, а также компетентного надзора.
Статья 13.
1. Ребенок имеет право свободно выражать свое мнение; это право включает свободу искать, получать и передавать информацию и идеи любого рода, независимо от границ, в устной, письменной или печатной форме, в форме произведений искусства иди с помощью других средств по выбору ребенка.
2. Осуществление этого права может подвергаться некоторым ограничениям, однако этими ограничениями могут быть только те ограничения, которые предусмотрены законом и которые необходимы:
a) для уважения прав и репутации других лиц;
b) для охраны государственной безопасности или общественного порядка, или здоровья или нравственности населения.
Статья 17.
Государства-участники признают важную роль средств массовой информации и обеспечивают, чтобы ребенок имел доступ к информации и материалам из различных национальных и международных источников, особенно к таким информации и материалам, которые направлены на содействие социальному, духовному и моральному благополучию, а также здоровому физическому и психическому развитию ребенка. С этой целью государства-участники:
а) поощряют средства массовой информации к распространению информации и материалов, полезных для ребенка в социальном и культурном отношениях и в духе статьи 29;
b) поощряют международное сотрудничество в области подготовки, обмена и распространения такой информации и материалов из различных культурных, национальных и международных источников;
с) поощряют выпуск и распространение детской литературы;
d) поощряют средства массовой информации к уделению особого внимания языковым потребностям ребенка, принадлежащего к какой-либо группе меньшинств или коренному населению;
е) поощряют разработку надлежащих принципов защиты ребенка от информации и материалов, наносящих вред его благополучию, учитывая положения статей 13 и 18».
Однако в отличие от многих западных государств, где действует государственный контроль за медийным изображением насилия, и существуют программы защиты детей от экранной агрессии, соблюдения прав ребенка на получение гуманной, не наносящей психического вреда информации, в России, к сожалению, многие положения Конвенции ООН по правам ребенка до сих пор остаются благими пожеланиями.
Не лучше дело обстоит и с соблюдением некоторых положений российских законов. Например, в Законе РФ «Об основных гарантиях прав ребенка» сказано: «Органы государственной власти Российской Федерации принимают меры по защите ребенка от информации, пропаганды и агитации, наносящих вред его здоровью, нравственному и духовному развитию (…) а также от распространения печатной продукции, аудио- и видео продукции, пропагандирующей насилие и жестокость» [Закон РФ «Об основных гарантиях прав ребенка. Статья 14. Защита ребенка от информации, пропаганды и агитации, наносящих вред его здоровью, нравственному и духовному развитию]. Однако, как верно отмечает один из ведущих медиа-социологов нашей страны А.В.Шариков, закон «Об основных гарантиях прав ребенка» носит чисто декларативный характер» [Шариков, 2000, с.4].
Несмотря на подписанную еще в 1999 году основными российскими телеканалами так называемую «Хартию телевещателей», телевизионный репертуар, на наш взгляд, по-прежнему, лишен эффективного корпоративного контроля по части демонстрации сцен насилия.
Вот почему так важно:
- произвести мониторинг нарушений российским экраном прав ребенка на получение гуманной аудиовизуальной информации: анализ типологии изображения насилия – убийств, драк, жертв преступлений в экранных произведениях информационного и художественного направления, контент-анализ (на предмет изображения насилия) содержания фильмов и телепередач, демонстрирующихся в утренние, дневные и ранние вечерние часы, доступные для просмотра детской аудитории;
- выяснить степень популярности у российской детской аудитории экранных произведений, содержащих сцены насилия;
- выявить и проанализировать факторы, привлекающие и отталкивающие российских детей в сценах насилия на экране (развлекательная, рекреативная, компенсаторная, информационная функции, динамика, темп действия, основные типы и черты экранных персонажей и т.д.); на базе этого составить примерную типологию отношения детской аудитории к экранному насилию;
- выяснить и проанализировать мнения несовершеннолетней аудитории относительно причин проявления насилия и агрессии в обществе, влияния показа сцен насилия в произведениях экранных искусств на увеличение преступности, запрета показа насилия на экране и т.п.
- проанализировать и сравнить существующие правовые подходы (в России и в других странах) относительно защиты прав ребенка в аудиовизуальной сфере, в том числе - в системе возрастных рейтингов, ограничений экранного времени для показа сцен насилия и т.д.;
- разработать примерные правовые рекомендации для общественности (родителей, педагогов и др.) и государственных структур относительно соблюдения прав ребенка на получение гуманной, не содержащей насилия аудиовизуальной информации.
В основе нашей методологии - идеи защиты и уважения прав ребенка, содержащиеся в конвенциях и официальных документах ООН и ЮНЕСКО, в Российской Конституции и законах, в трудах ведущих теоретиков и практиков в области правовой культуры по отношению к аудиовизуальным масс-медиа.
Публикации о негативном влиянии насилия на экране на подрастающее поколение можно обнаружить еще в российской прессе 20-х годов прошлого века. К примеру, «по делам о несовершеннолетних правонарушителях, рассмотренным за 1923 год, выяснено: 1)что около 25% подростков, обвиняемых в кражах, являются постоянными посетителями кино; 2)что сеансы этих театров вызывают у них нездоровое возбуждение и нередко способствуют развитию у них преступных инстинктов. Это означает, что определенный процент малолетних преступников бывает частым посетителем кино» [Лацис, Кейлина, 1928, с.9]. В те же годы опубликованы и конкретные факты о дурном влиянии экрана на юное поколение: «Наглядевшись в кино авантюрных картин, некоторые подростки перенимают приемы кинобандитов и предводителей шаек и переносят их в жизнь. За последнее время МУРом задержано несколько воровских шаек, состоящих сплошь из подростков. (…) Американские кинотрюки воспитывают русских хулиганов. (…) Двое ребят, увлекшись парижской фильмой из жизни великосветских убийц, убивают с целью ограбления, так как им хочется попасть в этот манящий Париж. (…) Был задушен подростком шестилетний ребенок. Прием удушения заимствован им из кинокартины «Когда растает снег». (…) Мальчики подражали приемам, виденным в кино. Кино научило их механизму преступления, а с другой стороны явилось мотивом преступления» [Лацис, Кейлина, 1928, с.16-17].
Правда, из этих фактов и рассуждений остается неясным, почему же тогда преступность среди несовершеннолетних существовала до 1895 года, то есть до изобретения кинематографа? Похоже, некоторым революционным противникам насилия на экране в двадцатых годах ХХ века казалось, что именно кино - основной виновник всех бед советской власти.
Проблема насилия на российском экране в последние годы все чаще привлекает внимание журналистов (основная масса публикаций) и исследователей (меньшая часть публикаций, авторами которых, как правило, являются К.А.Тарасов и В.С.Собкин). В особую группу мнений можно отнести высказывания корпоративных служащих сферы медиа и самих авторов медиатекстов (продюсеров, сценаристов и режиссеров).
В целом данные материалы можно условно разделить на следующие основные тематические группы:
А. Публикации, констатирующие частую демонстрацию сцен насилия на российских экранах (эмоциональный отклик-протест).
Б. Публикации, в самом общем виде, без ссылок на конкретные научные исследования, формулирующие тезисы о негативном психологическом и моральном воздействии сцен насилия на аудиторию (преимущественно - детскую).
В. Публикации, представляющие результаты социологических исследований, касающихся частоты и характера показа сцен насилия на российских экранах.
Г. Публикации, опирающиеся на результаты научных исследований степени популярности и негативного психологического, морального воздействия сцен насилия и агрессии на аудиторию (преимущественно на детскую/школьную).
Д. Публикации, призывающие ввести строгие законодательные и административные меры, ограничивающие показ сцен насилия на российских экранах, пропагандирующие идею повсеместного введения возрастных рейтингов по отношению к любым аудиовизуальным текстам и системы контроля за соблюдением этих законов и правил.
Е. Публикации, авторы которых в большей или меньшей мере скептически относятся к призывам ввести строгие законодательные и административные меры, ограничивающие показ сцен насилия на российских экранах, возрастную рейтинговую систему и т.д.; как, впрочем, и к необходимости самих исследований проблемы экранного насилия (в отдельных случаях показ насилия на экране вообще трактуется сугубо положительно).
Американская исследовательница С.Бок (S.Bok) подошла к классификации взглядов противников ограничения медианасилия системно, представив следующие тезисы, выполняющих двойную функцию. С одной стороны они предлагают «упрощенную причину того, чтобы не ввязываться в серьезные дебаты», а с другой - «объяснения игнорирования или отгораживания от внешнего вмешательства и научных исследований»:
зачем фокусировать дебаты на телевидении, когда существуют более важные факторы, влияющие на насилие?;
как можно точно определить, и таким образом доказать связь между просмотром насилия на телеэкране и актами насилия в жизни?;
телевизионные программы отражают существующее насилие в реальном мире. Было бы неразумно и ущербно – как для зрителей, так и для общества в целом, попытаться стереть насилие с экранов;
люди не могут достичь согласия даже в определении термина «насилие». Как же тогда можно дискутировать о том, что с ним делать?;
учитывая огромное количество каналов, по которым «развлекательное» насилие доступно в каждом доме, слишком поздно принимать меры против насилия по телевидению;
контроль и ответственность за тем, что смотрят дети, лежит не на телевизионной индустрии, а на родителях;
любая политика, направленная на снижение телевизионного насилия, по сути устанавливает цензуру и представляет тем самым угрозу свободе слова [Bok, 1994, pp.201-224].
Большинство данных аргументов представляются мне демагогическими. Попробую объяснить, почему. Конечно, проблема насилия в обществе возникла за многие тысячелетия до появления медиа. И, безусловно, есть немало факторов, куда более влияющих на насилие в обществе, чем медиатексты. Вместе с тем, из этого не следует, что медиа нужно игнорировать в общественных и научных дискуссиях. Ученые исследуют любую болезнь, пусть даже она и не угрожает тотальной эпидемией...
Да, в научном мире есть определенные разногласия по поводу определения таких терминов, как «насилие», «экранное насилие» и т.д. Но и это, на мой взгляд, не является причиной для ухода от научных споров. С давних пор в таких науках, как философия или эстетика также существует немалое количество вариантов тех или иных терминов, однако это нисколько не мешает дальнейшим исследованиям.
Конечно, медиатексты - отражение «реального мира», включая насилие. Но это, с мой точки зрения, опять-таки, ничуть не оправдывает неограниченный показ в утреннее и дневное телевизионное время (доступное для детей до 7-10 лет) натуралистических, кровавых сцен. О негативном влиянии медианасилия на детей задуматься никогда не поздно, так же, как и о необходимости разработки эффективных средств защиты хрупкой детской психики дошкольника от кровавых монстров и убийц на экране...
Я согласен с Дж.Гербнером (G.Gerbner): вопреки расхожему утверждению, что публика получает то, что хочет, «медианасилие не является результатом выбора аудитории» [Gerbner, 2001, p.134]. И свобода слова нисколько не пострадает от таких регламентационных мер, как регуляция времени показа сцен, изображающих насилие, введение возрастных рейтингов для телепрограмм и т.д., потому что взрослая аудитория может, например, посмотреть военные репортажи или гангстерские боевики с натуралистическими сценами и после 10-11 часов вечера. Элементы контроля есть в любом обществе, даже в самом демократическом.
