— Что побудило И.А.Пырьева и его товарищей по съемочной группе обратиться к «Братьям Карамазовым»?
— Я считаю, что Достоевский — глубоко современный писатель, как и каждый великий художник. И потому тем, кто берется за экранизацию, важно определить две главные задачи: в чем заключается сегодня современность Достоевского и что режиссер определяет для себя наиболее важным в произведении, которое он хочет «подвергнуть» экранизации. Нельзя объять необъятное. У Достоевского что ни образ, то целая тема, требующая специальной разработки. Возьмите Алешу Карамазова, или Смердякова, или мальчиков Достоевского, или старца Зосиму. Философия романа настолько сложна, полифонична и в то же время противоречива, что ее, на мой взгляд, невозможно целиком перенести в фильм. Нельзя от режиссера требовать невозможного, нельзя упрекать его в том, что он не показал «это», не отразил «то». Нужно судить фильм по тем законам, которые поставили перед собой авторы произведения. Пырьев поставил себе главной задачей вскрыть тему взаимоотношений между людьми, показать любовь Достоевского к людям, его «беспощадную любовь к человеку».
Именно поэтому писатель ставит своего героя, по выражению Эйзенштейна, иногда «в нечеловечески постыдные положения», в которых может проявиться вся глубина души его героя. Таков мой Дмитрий, человек необузданных страстей, Карамазов — сын Карамазова, но в то же время сохранивший чистоту своей души, глубину чувства, свойственную людям, страдающим от несправедливости, внутренне не защищенный.
Таким образом, главная для нас проблема в фильме — проблема нравственная, моральная. Именно этим современен для нас Достоевский. Во всех его романах ставится один «проклятый вопрос» своего времени: как сохранить нравственную чистоту в мире, в котором утрачиваются моральные ценности. Для меня Митя Карамазов сродни Мышкину, как ни парадоксально это покажется на первый взгляд: их объединяет упрямый поиск правды жизни. Поиск истины и постижение ее проходят как бы изнутри,
Иван Карамазов в принципе противоположен Дмитрию. Я считаю этот образ более современным в том смысле, что он сегодня отражает весьма распространенное мнение о том, что «все позволено». Для Достоевского это был вопрос вопросов.
Ницшеанский принцип выпукло материализуется в образе Ивана, как и в Раскольникове.
— Все ли вам удалось в работе над ролью Дмитрия, с вашей точки зрения?
— Я 12 лет играл на сцене Рогожина в «Идиоте», и каждый раз, выходя на сцену, я искал в Рогожине иногда неуловимые грани его сложного характера. Трудно, разумеется, сравниаать образы Рогожина и Мити Карамазова, но я думаю, что персонажи в романах Достостоевского родственны между собой, несмотря на различные функции, которые они выполняют. Родственны силой своих чувств, своим темпераментом, своим бесконечным и подчас безнадженым поиском нравственного идеала.
Я старался уловить основной принцип конструкции образа Дмитрия Карамазова. Митя — характер, который познает сам себя. Весь образ звучит в резком фортиссимо, впрочем, как и все персонажи «Братьев Карамазовых». Герои взвинчены до предела, а в этом опасность при экранизации. Я, например, в начале работы над ролью слепо следовал ремаркам Достоевского. Вы помните: «неистово рявкнул», «дико завращал глазами», «завопил вдруг» и так далее. Потом понял: сейчас темпераментом никого не удивишь, важнее найти точную пропорцию между темпераментом героя, своими возможностями и решением, которое требует драматургия экранизации.
Я не призываю играть героев Достоевского в так называемой «современной манере», когда актер бубнит себе текст под нос, оставаясь внешне бесстрастным к тому, что он говорит. Многие считают, что это — выражение мысли, скрытой под внешней маской безразличия. Я в принципе против такой манеры. Такой актер ничего не выражает, чаще всего потому, что ему нечего выразить...
— Михаил Александрович,после кончины Пырьева вы с Кириллом Лавровым заканчивали постановку и как режиссеры. Какие проблемы стояли перед вами во время последних съемок?
— Без Ивана Александровича мы сняли три эпизода, очень важных не только
с точки зрения фабулы, но и всей концепции фильма — эпизоды «Мокрое», «Суд над Митей Карамазовым» и «Разговор с чертом». Наша задача состояла в том, чтобы завершить фильм в ключе, интонационном строе, который был взят Пырьевым. Мне трудно сказать, насколько удалось нам это сделать. Предполагается, что те, кто участвует в съемках картины, обязательно должны быть единомышленниками. Они должны быть сопричастны к единому замыслу, который в будущем определит успех произведения. Или неуспех его. Мы были единомышленниками. Нас подкупал неукротимый темперамент Пырьева, режиссера большого и своеобразного таланта. Мы разделяли его взгляды на творчество Достоевского, на то, какими должны быть Карамазовы на экране. Его сверхзадача—раскрыть в «Карамазовых» «беспощадную любовь к человеку» — стала нашей общей осознанной целью.
"
Советский экран" № 6, март 1969 года
