Кинематографические героини Елены Майоровой легко узнаваемы. Повсюду можно встретить ее энергичных и оборотистых проводниц, официанток, бойких, острых на язык современных девчонок... Они созвучны привычному ритму улиц, магазинов, коммунальных квартир. Но в каждой из них есть своя тайна, и актриса не спешит раскрывать ее сразу, с первых кадров.
- Я пришла в кинематограф в ту пору, когда именно в таких героинях появилась необходимость. Предложения сыпались одно за другим, но очень мало было ролей с неоднозначным характером. К примеру, в фильме «Родителей не выбирают» легкомысленная мать, бросившая сына на произвол судьбы, казалось бы, совершенно не вызывает сочувствия. Но в картине были сцены, где я могла сыграть трагедию раздвоенной, томящейся, беззащитной души. Такой душе мало отпущено судьбой: дом, семья, работа; но есть и что-то иное, что неотступно влечет к себе... к чему дотянуться моим героиням ох как непросто! Но сам этот порыв для меня чрезвычайно ценен.
— У героини фильма «Скорый поезд», принесшей вам приз за лучшую женскую роль (Всесоюзный фестиваль киноактеров «Со звездие-89»), та же тоска по «другой жизни». Хотя была у вас и откровенно отрицательная роль — Нинка в фильме Павла Чухрая «Зина-Зинуля» — испорченная цинизмом, утратившая какую-либо веру, моральные принципы...
— Знаете, получилось так, что приглашения на роль Нинки совпало с премьерой пьесы Гельмана «Чокнутая (Зинуля)» в Художественном театре, где я играла центральную роль. Зина - настоящий борец, бескомпромиссная натура, а в фильме предстояло сыграть совершенно противоположный характер. Задача увлекательнейшая! Я исследовала и себя: кого во мне больше — Нинки или Зинули?
— Значит, вы наделяете героинь чертами, присущими вам самой?
- Действительно, многие мои героини похожи на меня. Как и они, я живу в определенной маске. Меня считают очень коммуникабельным человеком, душа нараспашку, но мои друзья и близкие, думаю, сказали бы, что это не совсем так. С возрастом появляются смелость, мужество жить со своим лицом, и я рада этому бесконечно.
Родом я из Южно-Сахалинска. Всегда хотела вырваться оттуда, чувствовала себя там, кам в клетке. На моих глазах прошла жизнь родителей (оба они рабочие): после смены — по магазинам, дома — кухня, телевизор, и так — от праздника до праздника. Однообразие угнетало, просто пугало. Я понимала, что жить так не смогу!
Актрисой мечтала стать с детства. В пятом классе пошла во Дворец пионеров в драматический кружок. Преподавательница попросила что-то прочесть и воскликнула: «Да ты талант! Потом добавила: «Сделаю тебя старостой кружка». Правда, на следующий день она заболела и кружок распался. В седьмом классе я поступила в театральную студию «Современник». Играла там Пеппи Длинныйчулок, Римку в «Весенних перевертышах» Тендрякова.
В восьмом классе мама сделала подарок: туристскую путевку в Москву и Ленинград. Когда уезжали из Москвы, по радио звучал вальс Хачатуряна из «Маскарада». Вся в слезах, я дала себе клятву вернуться сюда, чтобы стать актрисой.
— И скоро достигли цели?
— Поступать в театральный я приехала сразу после десятилетки, с мамой. Поступала во все театральные вузы подряд и всюду «слетала» после второго тура. Но уехать из Москвы... Для меня это казалось невозможным. Мне не было тогда 17 лет, меня не могли взять на работу.
В полном отчаянии я позвонила в бюро по трудоустройству. Бодрый голос в трубке отрапортовал: «СПТУ № 67 ждет вас». Ну, раз ждет... «Знаете, чем придется заниматься?» — спрашивает директор. «Мне абсолютно все равно»,— отвечаю угрюмо. И стала я учиться на изолировщицу, три дня — теория, три — практика. Это был хороший опыт, который пригодился в дальнейшем, когда я стала актрисой. Мы, девчонки, выполняли тяжелейшую физическую работу: обматывали трубы стекловатой, затем — металлической сеткой, а сверху — бетоном; по этим трубам потом шел газ, поступала вода в новые дома. Работали с восьми утра, на морозе, в траншеях — в робах, «намордниках» (то есть в респираторах). В Лианозове, Бирюлеве, Лосинке выросли дома, в которых мои трубы служат кому-то и поныне.
Жили в общежитии, на полном гособеспечении, да еще была стипендия — по 20 рублей в месяц! Окончила и ПТУ с красным дипломом, получила специальность изолировщицы 3-го разряда.
— Ну а потом — в ГИТИС, на курс Олега Табакова?
- Летом опять поступала во все вузы. К слову, в Школе-студии МХАТ экзаменационная комиссия оборвала меня на первой фразе: «Спасибо. Следующий!» Я чуть не умерла от горя. Последним на моем пути был ГИТИС, где курс набирал Олег Павлович Табаков. Он поверил в меня. Приняли. Но начались новые мытарства. После ПТУ я должна была три года отработать: ведь государство затратило деньги на мое обучение. А в Комитете по профтехобразованию люди строгих правил. Короче говоря, при содействии Олега Павловича для меня сделали исключение: я должна была выплатить штраф. 112 рублей! Но в тот момент у меня не было таких денег, и я заняла их у Табакова...
— Курс, на котором вы учились, стал основой Театра-студии под руководством Табакова, однако ваша судьба сложилась иначе...
- Театр нам дали не сразу, после института все мы вынуждены были искать работу. Режиссер Михаил Левитин пригласил меня в Театр миниатюр (теперь он называется «Эрмитаж»). Я репетировала в спектакле «Чехонте в «Эрмитаже», работала бесплатно, прописки мне не дали, опять жила в общежитии... Параллельно начала сниматься в кино. И тут повезло. Я попала в театр «Современник», к Галине Борисовне Волчек. Все складывалось прекрасно: получила роль Наташи в «Трех сестрах», Машу играла Марина Неёлова, которую я боготворила с детства. А в «НЛО» стала даже играть одну роль в очередь с ней. Пыталась подражать ей — голосом, пластикой... Позже поняла, что есть актриса Неёлова, а я должна быть актрисой Майоровой.
К тому времени во МХАТе на малой сцене вышел спектакль «Вагончик», где я играла «на разовых» одну из главных ролей — подсудимую Цыпкину. После премьеры Олег Николаевич Ефремов неожиданно предложил мне перейти в Художественный театр. Я отказалась, потому что была уверена, что «Современник» — моя судьба, что здесь я нашла свое место. Но Олег Николаевич проявлял настойчивость. Посыпались предложения: Констанция, жена Моцарта в спектакле «Амадей», который ставил Марк Розовский, Корделия в «Короле Лире» у Анатолия Васильева (из-за смерти Андрея Алексеевича Попова, репетировавшего Лира, спектакль не состоялся)... Я долго сомневалась, мучилась и все-таки сделала выбор. Сейчас абсолютно не жалею, что оказалась во МХАТе. Я нашла то, что искала.
— Если в кино вам предлагают характерные роли наших современниц, то во МХАТе имени Чехова вы играете героинь возвышенных, играете классику: Нина Заречная в «Чайке», Сарра в «Иванове», Анна в пьесе Горького «Варвары». Возникает ощущение, что Майорова в кино и Майорова в театре — две совершенно разные актрисы.
- А все-таки на сцене я остаюсь актрисой характерной. Не могу, к примеру, играть Нину Заречную неземной женщиной, голубой героиней, как это принято. Играю про свою судьбу, про девушку, которая мечтала о сцене; прошло время, и она поняла, что главное в актерском деле не блеск, не слава, а умение терпеть, нести свой крест и веровать.
Недавно появилась чеховская Сарра. Для меня Сарра — белая ворона, одинокая, никому не нужная, страдающая женщина. Где черпает она силы жить? Нести свой крест? Вот вопросы, которые мучают в этой роли... Всегда стараюсь вызвать в зрителях сострадание, сочувствие.
- Зинаида — пока единственная ваша классическая роль на экране. Кинематограф по-прежнему видит в вас определенный социальный типаж. Хотя были и роли иного плана, но они не стали для зрителей откровением, открытием новой, незнакомой Майоровой.
- Думаю, немногие актеры могут похвастаться, что их всесторонне используют в кино. Но я не отчаиваюсь. В остросюжетном детективе «Неуставное лицо» я сыграла сразу две роли: журналистку и проститутку, обладающих феноменальным внешним сходством. Получила любопытную роль в советско-английском фильме Александра Митты «Затерянный в Сибири»: время действия — 1947 год, моя героиня — лагерный врач, полюбившая американца, который попал в зону «по ошибке».
Конечно, хотелось бы сыграть в кино классику. А вот пробовалась в «Крейцерову сонату», пришла в джинсах и сразу услышала: «Очень уж вы современная!»
- Сбылась мечта детства: вы стали актрисой. Счастливы ли вы?
- Я часто спрашиваю себя об этом. Сейчас для меня искусство — это не вся жизнь, а лишь способ жизни, не самый простой и не самый сложный. Кроме работы, у меня есть семья, любимый муж, который меня понимает, потому что сам художник, есть друзья. Люблю классическую музыку: Рахманинов, Чайковский, Сибелиус, Равель, Григ... У меня есть хобби — вязание. И при этом самое трудное для меня — жить в согласии с собой. Но в редкие периоды душевного равновесия у меня нет сомнения в правильности моего выбора. У меня много работы — значит, я кому-то нужна. Тогда я чувствую себя счастливой. Тогда я согласна гореть, сгорать, не замечая трудностей. Кстати, «Елена» в переводе с греческого означает «факел». Я бы хотела быть достойной своего имени. А счастье?.. Что ж, как советует Карнеги, на него нужно только решиться...
Вадим Верник
"Советский экран", № 11, 1990 год
