Первое, о чем подумалось, когда начался фильм и с экрана потянуло осенней сыростью, под нависшими свинцовыми облаками поползли раскисшие от дождей, хлюпающие бурой грязью российские дороги,— это о выборе, сделанном режиссером. Ну что заставило его, перешагнувшего восьмой десяток, именно здесь, в продуваемой ветрами, слякотной, неухоженной средней полосе России, раскинуть съемочную площадку? Мог бы ведь взяться за работу, сулящую условия куда более комфортабельные и края более теплые, к примеру, тот же южный берег Крыма, где снималась его знаменитая «Дама с собачкой». Словом, мог бы человек, имея за плечами большую, славную жизнь в искусстве, выбрать постановку, связанную с минимальными неудобствами, как говорится — для отдохновения. Не сошелся же свет клином на сценарии Л. Разумовской, не претендующем ни на особые открытия, ни тем более на шумный кассовый успех... Для Хейфица сошелся!
Металлические входные двери - продажа оптом и в розницу в интернет-магазине « Двери регионов» https://www.dveriregionov.ru/catalog/metallicheskie_dveri/. У нас можно купить качественные металлические входные двери по низким ценам. Огромный ассортимент, официальная гарантия на продукцию. Доставка
Художнику всегда были интересны и дороги люди, для которых понятие долга отнюдь не звук пустой, люди, способные к самоотдаче, в свое дело влюбленные. И в сценарном материале «Бродячего автобуса» он увидел близкую сердцу тему. Не только возможность, следуя сюжетной канве, отдать должное тяжкому, самоотверженному труду своих коллег по искусству — тех, кто, не имея никакой корысти, с завидной преданностью служит на избранном поприще. Но, думается, привлекала режиссера и перспектива более широкая: постараться разглядеть в нашем нынешнем убогом существовании то, что еще, кажется, сможет удержать от окончательной нравственной деградации, что еще позволяет теплиться надежде на спасение.
{} И. Хейфиц в своем фильме далек от эстетики «чернухи», пусть в качественном ее исполнении. Его традиционная реалистическая манера не склонна к шоковым эффектам, к эпатажу. То, что в «черной серии» получило бы резкий акцент, нашло бы подчеркнутое, если не взрывное выражение, здесь просматривается как обычное течение жизни — не случайно горькие явления нынешнего дня нам дано увидеть сквозь оконное стекло автобуса, в котором мотается группа провинциальных актеров на выездные спектакли в глубинку. Иной показ этих привычных примет «негатива» создатель картины счел бы излишне демонстративным, конъюнктурным даже, что вошло бы в противоречие с его творческими принципами. Потому нет в фильме кричащих деталей, нарочито сгущаемой атмосферы, хотя образ замордованного, тоскливого житья в тисках постоянной нужды, неустроенного быта, тревоги за свое будущее неизменно сопровождает развитие действия. Тряска в тесной, забитой костюмами и реквизитом старенькой развалюхе. Обед в полутемной, заплеванной столовой — каша пшенная без масла и компот. Мрачный сельский клуб, где бегают крысы, капает со стен вода, в углах пустые поллитровки. Кажется, в этих условиях, в этом жизненном укладе человека неизбежно затянет в болото тотального равнодушия, душевной спячки. День прошел — и ладно. Какое еще может быть настроение, если протопали по щиколотку в грязи пять километров, а клуб на замке, и долго ждешь на ветру, когда его отопрут, чтобы потом на замызганной сцене перед жалким десятком зрителей сыграть бездарную пьесу. И какая отрада — фляжка спиртного, из которой удается хлебнуть за кулисами в паузах?{}
«Бумажное время, бумажные люди, бумажные страсти»... В этой фразе одного из героев фильма, не на публику сказанной, произнесенной словно про себя, неутихающая авторская боль за происшедшую деформацию, за посрамление идеала. За нечеловеческую жизнь, на которую обрекли человека.
И не предназначенный всем ходом событий в качестве трагической кульминации эпизод — смерть старого актера, сыгравшего из последних сил, преодолевая недомогание, свою маленькую, но необходимую в спектакле роль,— становится, для меня во всяком случае, высшей точкой драматического напряжения. А те кадры фильма, где фальшивые треволнения героев конъюнктурной пьесы уступают место истинным переживаниям: о себе, о собственных бедах и страданиях рассказывают актеры, обращаясь к зрителям уже от своего имени... Это и исповедь, и протест, и жажда справедливости. Режиссер тут выступает не с позиции наблюдателя — активным защитником человеческих прав, человеческого, достоинства. Он намеренно выбирает вариант наибольшего благоприятствования — показывает зал сельского клуба внимающим чужим заботам, сочувствующим чужим невзгодам, изломам чужой судьбы. Ему как никогда важен этот контакт, это внутреннее единение. И та человеческая солидарность, общее душевное движение, что в минуты печальные, трудные сближает самих членов бродячей театральной труппы. Когда «распалась связь времен», ужесточились отношения, заледенели сердца, особенно драгоценны эти скрепляющие нити. Лишь они способны удержать нас на плаву, не дать с головой погрузиться в пучину водоворота, где все настойчивее заявляет о себе беспощадный принцип «человек человеку волк».
Для художника, чье творчество всегда питалось идеями глубоко гуманистическими, это оказалось задачей первостепенной.
Как и тревога о том, сколь прагматичным становится окружающий мир, теряющий последних рыцарей духа, честных служителей делу, движимых настоящей любовью к нему и чувством ответственности. Дышащий на ладан бродячий автобус с его пассажирами, на последнем дыхании, кажется, берущими очередной театральный редут,— в этом образе и грусть, и глубокое уважение к подвижникам.{}
В «Бродячем автобусе» крепкий, слаженный актерский ансамбль, где рядом с хорошо знакомыми, опытными Львом Борисовым, Лией Ахеджаковой, Михаилом Жигаловым, Олегом Вавиловым новые для зрителей имена. Актеры не просто выполняют волю режиссера — существуют на одном дыхании с ним. Наверное, оттого с такой убежденностью утверждает фильм самоценность, достоинство личности, оттого порой так пронзительно звучит в нем мысль, выраженная еще Шекспиром: «На мне играть нельзя».
Полагаю, прежде всего ради этой древней истины, десятилетиями цинично у нас попиравшейся, поставил Иосиф Ефимович Хейфиц свой фильм.
