Сразу же признаюсь, начинал смотреть этот фильм с чувством глубокого предубеждения. Виной тому послужной список режиссера. И дело вовсе не в том, что Георгий Натансон хранит верность жанру мелодрамы. Слава богу, что хранит. Дело в том, что в рамках жанра режиссер удивительно подвижен в выборе материала. Может экранизировать пьесы Виктора Розова, Александра Володина, а может — и творения Анатолия Софронова. Мелодрамы «в чистом виде» («Еще раз про любовь», «Повторная свадьба») соседствуют у него с мелодрамами, так сказать, идеологически окрашенными. Причем среди последних нетрудно отыскать произведения идеологически разнонаправленные. Скажем, в «Шумном дне» (1961 г.), поставленном совместно с А. Эфросом по пьесе В. Розова, проблема «юноши, вступающего в жизнь», заявлена как проблема освобождения от догм бездуховности и карьеризма, сформированных благодатной сталинистской почвой. А в экранизации софроновского «Наследства» (1984 г.) та же проблема была развернута в противоположном направлении: только припав к «животворному источнику сталинизма», струящемуся в речах и делах «идейно выдержанных» представителей старшего поколения, молодежь будет достойна жизни в замечательнейшем из обществ.
Интересно проследить смену идейной направленности картин Натансона: в 1966 году — либеральная «Старшая сестра», в 1970-м — супергосударственный «Посол
Советского Союза», в начале восьмидесятых — мелодрама о героях-подпольщиках («Они были актерами») и — к исходу застоя — вышеупомянутое «Наследство»...
Посему, увидев в первых кадрах новой картины режиссера титр «1985», я посчитал, что предубеждение было не напрасным — сейчас, очевидно, начнется нечто на тему «свежего ветра перемен».
Не началось.
Фильм «Аэлита, не приставай к мужчинам» оказался из разряда «чистых мелодрам» Георгия Натансона, и появление вначале столь памятного нам числа «1985» не означает здесь ничего социально-политического. Просто именно в этом году мы знакомимся с героиней — замечательной женщиной с космическим именем Аэлита, а также с теми мужчинами, к которым она «пристает». С таким же успехом мы могли встретиться с ней в 1983 году, в 1973-м, даже в 1953-м — экранная история осталась бы без изменений. Разве что иными стали бы интерьеры да туалеты.
Итак, на сей раз Натансон предложил нам некий вневременной вариант традиционного мелодраматического сюжета о Доброй Душе, живущей в мире, которому ее доброта без надобности. Смеется жизнь над Доброй Душой, обманывает ее, но после каждой насмешки, после каждого обмана возрождается она для того, чтобы выстоять вновь против всей несправедливости мира.
Извечная эта история неоднократно интерпретировалась кинематографом. Именно она лежит в основе великого фильма Федерико Феллини «Ночи Кабирии». Помните знаменитую финальную улыбку героини ленты? В истории искусства она так же знаменита, как улыбка Джоконды. Непостижимое величие Добра в этой улыбке, удивительная сила Духа... Если бы меня спросили, что такое гуманизм, я посоветовал бы посмотреть финал «Ночей Кабирии».
Естественно, подобных высот создатель «Аэлиты» достичь не стремился. Он стремился к другому — сделать картину на ту же тему, но, как бы это поточнее выразиться, попроще, что ли. Явить зрителю образ советской Кабирии, в которой миллионы ее соотечественниц без особого труда могли бы узнать себя. Узнать и умилиться.
Ведь, согласитесь, шедевры на то и шедевры, чтобы восхищаться, но не идентифицировать себя с их героями — слишком высоко. К тому же не следует забывать и о том, что Кабирия Феллини и Джульетты Мазины зарабатывала на жизнь древнейшей из профессий — факт, не очень способствующий массовому стремлению к идентифицированию. Что же касается Аэлиты Герасимовой — Кабирии Натансона и Натальи Гундаревой, то она обычная совслужащая. Будучи одинокой, она завела себе не собаку, не кошку, а... цветок, который стал ее лучшим другом и наперсником.
«Такая, как все» — эта характеристика может быть применима к внешнему облику Аэлиты и, следовательно, у многих и многих, столь же замотанных и столь же одиноких зрительниц, следящих за ее экранными злоключениями, может возникнуть естественная мысль: «Вот и я так же. Вот и мне только любовь нужна, а все эти мужики — такие гады!»
Предположение это тем более верно, что внутреннюю непохожесть на подавляющее большинство своих товарок Наталья Гундарева играет замечательно. Суть и смысл центрального образа фильма, рожденные в результате контраста между видимостью и сущностью, абсолютно идентичны сути и смыслу образа Кабирии. Разница — в чисто внешних деталях. У Кабирии — ночи, у Аэлиты — годы. Кабирия — маленькая и худенькая, Аэлита— упитанная. Кабирия шумна, Аэлита тиха... Но тем не менее поражает удивительное сходство в главном. Люди, окружающие этих двух женщин, обманывающие их, издевающиеся над ними, чувствуют, что без них мир был бы значительно хуже.
И если бы то, что играет Гундарева, было точно и четко поддержано режиссером, кто знает, может, мы радовались бы встрече с крупным произведением искусства? Но в этом случае фильм явно не стал бы киношлягером. Этот же стал.
Стал потому, что все усилия постановщика направлены на «облегчение» центрального образа.
На то, чтобы «было где посмеяться и поплакать». Для этого — название «Аэлита, не приставай к мужчинам», на серьезные раздумья, прямо скажем, не настраивающее. Для этого — комедийная сочность в показе «гадов-мужиков». Для этого - очаровательные мультипликационные заставки. Все для того, чтобы зритель, переживая, наслаждался, чтобы драма Аэлиты воспринималась как любопытный частный случай.
Надо сказать, что лично я не вижу ничего сверхъестественного в том, что зритель валом валит на подобное кинопроизведение. Он, зритель, устал от напряжения нашей сегодняшней жизни. Устал от проблем, от инфляции, от нехватки товаров. Он бесконечно замотан, наш массовый зритель. Он жаждет отдыха. Роковая любовь, безудержные страсти, козни злодеев, смерть — все это воспринимается им, если подано в экзотической упаковке с индийскими или бразильскими фирменными знаками. Что же касается мелодрам из нашей жизни, то, сознавая уникальность и необходимость социальной терапии «Маленькой Веры», массовый зритель все же более расположен к тому, чтобы «было красиво».
Сергей Лаврентьев
"Советский экран" № 13, 1989 год
