Сценариста и режиссера фильма «Спасатель» (1980) Сергея Соловьева издавна интересуют «вечные темы» искусства: добро и зло, дружба и предательство, правда и ложь, любовь и ненависть, совесть, долг, красота.. Однако все это вовсе не значит, что картина далека от проблем сегодняшнего дня. Напротив, «старые» темы получают в ней актуальное воплощение.
В телевизионной «Кинопанораме» С.Соловьев взволнованно, порой сбивчиво, но страстно, искренне и убежденно говорил об опасности прикосновения к Прекрасному. О том же писал в своей умной и тонкой статье «100 дней после детства» Р.Юренев: «Прикосновение к Прекрасному — дело нешуточной ответственности. Повысив требование к окружающему и к себе, можно войти в роковое столкновение с жизнью. Но такое прикосновение необходимо. Трудное испытание очищает и возвышает человека».
Идея «Спасателя» проста и сложна одновременно. Картина как бы продолжает и развивает найденное в прежней работе режиссера «Сто дней после детства» (1975). Поэтому не случайно, что в обоих Фильмах одну из главных ролей исполняет Сергей Шакуров.
В прежней картине С.Соловьева он играл вожатого, который стремился ввести ребят в светлый мир Прекрасного, возвысить их души. И это ему удавалось. Но все мы знаем, как далек бывает порой мир школьных уроков от окружающей нас жизни...
Андрей Лариков (С. Шакуров) из фильма «Спасатель» — школьный учитель литературы, педагог по призванию. Талант, сеющий «разумное, доброе, вечное».
- Ехал я сюда пять лет назад. Счастливый... Учительствовать. Вещей никаких Хорошо... А вот теперь чего-то не так... Вот наговорю я им всякого. И про звезды. И про любовь. А потом все кончается. И в дело идут совсем другие слова...
К этому невеселому итогу приходит он в беседе с друзьями, ставшей кульминацией картины.
Ну, а как быть, если кто-то из учеников Ларикова воспримет его уроки, как норму жизни?..
А такой человек нашелся — вчерашняя десятиклассница Ася. И во взаимоотношении Аси и ее бывшего учителя заложена главная идея фильма, та самая, об опасности прикосновения к Прекрасному.
— Я сильно любила одного человека. И очень верила ему. А потом он взял и предал меня. Ни за чем, просто так. Вот тут-то жить мне по-настоящему расхотелось…
В этих словах Аси Веденеевой — крик души, трагедия человека, разочаровавшегося в любимом.
Что же теперь? Говорить лишь о «прозе жизни», о том, «чтобы все, как у людей»? Так, к примеру, строит свое бытие матрос спасательной станции Виля («Ты где ее видел, духовность эту распрекрасную?»). Или, может быть, становиться похожим на модного закройщика Григория Ганина («Я своей жизнью доволен. Я живу хорошо. И лариковские заклинания здесь вовсе ни при чем!»)?
Авторы не спешат вынести им окончательный приговор: и Виля, и Гриша еще очень молоды. Сергей Соловьев не преподносит готовых дидактических решений проблемы. Тем не менее, нравственный итог картины убедителен — Лариков понимает, что его дело - не пустое. Если, конечно, подтверждать слова делами:
— Я хоть одного, а выучил. Это тоже, наверное, много. От любого хорошего человека, как круги по воде...
Название «Спасатель» в фильме многозначно. Лариков стремится спасти души своих учеников — Аси, Вяли, Гриши от эгоизма, черствости. Виля спасает Асю в самом прямом смысле слова — вытаскивая ее из воды...
В общем, каждый герои картины ищет себя в идеях, поступках, мечтах. Не все находят, но хочется верить, найдут. Непременно.
Фильм собрал отличный актерский ансамбль. Вместе с С.Шакуровым и А.Кайдановским (кинолюбитель Вараксин) в «Спасателе» заняты очень интересные молодые артисты: В.Кононенко (Ганин), В.Мищенко (Виля). Т.Друбич (Ася). Но если характеры Аси и Ганина достаточно определены, то «спасатель» Виля дан менее четко.
— Господи, Виленька. А ведь ты балбес у меня, — говорит ему мать, — Ведь ни специальности у тебя, ни идеалов...
И Василий Мищенко хорошо передает острые перепады в душевном состоянии своего героя. Еще недавно с презрительной усмешкой и колючими глазами говоривший, что он «человек злой и одинокий», Виля способен на самоотверженный поступок. Может, заикаясь, врать полузнакомой девчонке о любви, а потом по-настоящему влюбиться, неожиданно, бесповоротно.
За всю (недолгую, правда) службу на спасательной станции Виля спас только одного человека. Немного. Но и немало. Потому что именно это неожиданное спасение Аси стало для него началом обретения духовности подлинного обретения окружающего мира.
Удивительно, вызывающе даже, красив этот мир в картинах Сергея Соловьева. «Люблю я пышное природы увяданье», — как бы вторит он поэту, я события фильма проходят перед нами будто «в волшебном кристалле элегии» (А. Медведев).
Признаюсь, мне близка режиссерская манера С.Соловьева: его чуткость к мимолетным переживаниям и настроениям, умение создать на экране атмосферу углубленного внимание к внутреннему миру человека…
В «Спасателе» часто вспыхивает одно и то же воспоминание Аси о нескольких минутах, проведенных вместе с Лариковым:
— Под этим деревом мы от ливня и спрятались. Вы и я. Рядом стояли. Вот ливень этот, знаете, мне ночами все мерещится отчего-то.
Камера Павла Лебешева окутывает эти кадры оранжевой дымкой ностальгии. А потом в изображение вернется цвет. И еще будут протяжно шелестеть желтые листья и вновь, и вновь прольется дождь, и заклубится туман над старинным, уютным городом… И природа, и озеро, и пустынный пляж, и старая, под стать самому городу, спасательная станция доверчиво открывают свою красоту... И как хочется, чтобы среди такого волшебства жили столь же прекрасные люди…
Гармония природы, гармония устоявшегося мира старинных предметов противопоставляется человеческой неустроенности, сомнениям не только в изобразительном решении — через всю картину проходит элегическая, печальная и светлая мелодия И.Шварца...
Как соизмерить свою жизнь с идеальным о ней представлением? Как быть, если хочется жить «по мечте», а мечту предали? Причем предал самый любимый в мире человек — учитель Андрей. Лариков. Тот, который так хорошо говорил о звездах и о возвышенной любви...
На эти нелегкие вопросы пытается найти ответ главная героиня фильма Сергея Соловьева «Спасатель», вчерашняя школьница Ася Веденеева (Т. Друбич).
Противоречия между идеальным Прекрасным и реальностью находятся в центре острых внутренних и внешних конфликтов героев фильма. Оно и приводит Асю с ее повышенной эмоциональностью к трагическому решению — попытке покончить с собой.
В картине как бы два финала. Смысловой и сюжетный. Сюжетный — сцена проводов в армию бывшего одноклассника Аси — Вили (В. Мищенко). Смысловой — эпизод неудавшейся попытки Асиного самоубийства, развязка драматических противоречий в ее душе.
Начало эпизода подчеркнуто безмятежно. Накануне ухода в армию матрос спасательной станции Виля в последний раз хочет досмотреть свои владения»: старое, облупившееся строение на берегу живописного озера.
Осень. Довольно холодно. Посреди веранды с прогнившим потом — биллиардный стол, тускло поблескивающий дырами продранного сукна. Виля нехотя ударяет потемневшим от времени кием по шару, Затем вытаскивает морской бинокль...
Все это снято Павлом Лебешевым не спеша, со вкусом, с долгим панорамированием по пейзажу и «предметному миру», с любованием старинным зданием станции, красотой пустынного озера, приметами осени, полностью вступившей в свои права.
...Лениво ведя биноклем вдоль озерной глади, Виля внезапно обнаруживает, что вдалеке к берегу подходит девушка в белом плаще. С интересом продолжает наблюдать. Девушка надувает резиновую лодку и плывет к центру озера.
Василий Мищенко со знанием дела обыгрывает ситуацию: Виля, подобно, многим «мелким начальникам», любит пофорсить, используя свою пусть небольшую власть. Потому в общем-то без нужды он начинает уверенно и привычно орать в мегафон. Зато куда девалась эта уверенность, когда Ася проткнула лодку гвоздем и стала тонуть...
Тут небольшое отступление — о лодке и гвозде… Одно из крылатых выражений А.П.Чехова гласит, что если на сцене висит ружье, оно должно выстрелить. Чехов — один из любимейших писателей Сергея Соловьева (недаром он дебютировал экранизацией чеховских рассказов). И, честно говоря, мне нравится его тяготение как сценариста и режиссера к чеховскому взгляду на мир.
Даже таким, казалось бы, мелочам, как надувная лодка и гвоздь, в картине найдено сюжетно обоснованное место. Ася купила лодку в подарок любимому человеку. А большой гвоздь — тот самый, на котором висела копия картины Ботичелли, ее Веденеева тоже собралась подарить Ларикову.
С.Соловьев с помощью предметной символики еще раз высветляет главную идею фильма: поступки во имя добра и любви могут однажды обернуться и другой, отнюдь не радостной стороной бытия, прикосновение к Прекрасному дается нелегко.
Но вернемся к героям «Спасателя».
- Это как? — недоумевает шокированный Виля. И тягуче-плавный до того момента ритм картины меняется. Виля лихорадочно бросается спасать. Сначала с пустым аквалангом, потом - без него. Суетится, падает.
Еще бы! Ведь до сих пор ему «тьфу-тьфу, везло» — никто на его глазах не тонул. Впервые человеку, привыкшему безмятежно плыть по волнам жизни («чтобы было, как у людей»), приходится совершать Поступок.
... И вот они на берегу. На Асе — Вилины белая рубаха и защитного цвета брюки, подвернутые над видавшими виды кедами. Сам Виля накинул на себя одеяло. Оба порядочно промерзли (осень все-таки!).
Тут только героиня Татьяны Друбич выходит из состояния глубокого транса, в котором она находилась до сих пор. У нее начинается истерика («Нашелся тоже... Никого ни о чем не просила...»). Виля действует почти по инструкции по спасению утопающих, приводит Асю в себя ударом по щеке. И сразу же, словно впервые в жизни задумавшись над чем-то, бережно дотрагивается к ее лицу ладонью.
В обычной жизни весьма далеких друг от друга людей, Сергей Соловьев, ставит в экстремальную ситуацию. Герои фильма говорят друг другу то, в чем, разумеется, при других обстоятельствах никогда не смогли бы признаться.
Нарочито безразличным, деревянным каким-то тоном Ася рассказывает историю своего неудачного замужества:
— Он мне предложение сделал. Семья хорошая. Все выходят. И мне пора... Я для него хорошая вещь. Хорошо скроена. Ладно сшита. Ему нравится…
Татьяна Друбич верно передает интонацию героини — ее ровно-холодный тон. Так рассказывают о чем-то давнем, далеком, к чему нет уже возврата.
Павел Лебешев — мастер поэтического портрета, чутко воспринимающий режиссерское видение кадра. Асино лицо возникает на экране в зыбких отражениях стекол веранды, как бы окутанное туманной пеленой. Неземное. Отрешенное.
Вначале Виля не понимает Асю («Навыдумывала себе и квохчешь. Фигня»). Но потом, когда она говорит ему о своем чувстве к Ларикову и о его предательстве, даже до такого, как Виля, доходит - это подлинная Любовь.
И снова появляется кадр-воспоминание. Среди теплого дождя, под деревом — двое. Лариков и Ася. Он читает стихи. Звучит щемящая, волнующая, нежная и тревожная одновременно музыка И. Шварца.
С.Соловьев не навязывает молодым актерам жестких, рамок воплощения образа. Они чувствуют себя свободно, раскованно, искренне.
Мастерство Н. Лебешева с его тяготением к законченно-совершенным композиционным построениям кадра (как правило, в «золотом сечении», а не на широком экране), острым чувством объема, цвета и особенно световых эффектов несравненно. И очень обидно, что в таком личном «авторском», исповедальном фильме допущена в финале одна, но досадная операторская небрежность - в окне спасательной станции появляются отчетливые отражения членов съемочной группы). А ведь последние работы Павла Лебешева отличались безукоризненной чистотой в данном смысле.
Оба героя «Спасателя испытывают обретение. Ася вновь обретает для себя окружающий мир, а Виля впервые — мир духовный. Не зря он признается на прощанье:
— У меня, может, после этой ночи уже, наверно жизни не будет ничего…
Финал — простой и и ясный сюжетно (да и изобразительно тоже) труден иным. Важно было донести зрителям сложную гамму чувств героев фильма. Дать возможность задуматься, что в их судьбах происходит серьезный поворот.
Многое, очень многое здесь зависело от молодых актеров, от умело поставленного режиссерского задания. И судя по всему, у постановщика, оператора и актеров было подлинное взаимопонимание. Все кажется не сыгранным, а прожитым. Сейчас, на едином дыхании. Неповторимым, как чудо. Это, наверное, и есть настоящее искусство.
Для сердца нужно верить…
Темнеет. В старом доме, сросшемся с огромным тополем, зажигаются первые огни. Откуда-то из темноты двора возникает человек с черной бородой. Так на мгновение появляется в своем фильме «Наследница по прямой» режиссер Сергей Соловьев. Так начинает он заключительную часть кинотрилогии о любви истинной и мнимой, о духовности и бездуховности, о вере и о разочаровании, о надежде и об утрате иллюзий, о преемственности лучших традиций прошлого и о высоком предназначении человека.
В «Наследнице по прямой» (1982) Сергей Соловьев словно досказывает до конца, углубляет проблему, которая была одной из стержневых и в первых двух фильмах трилогии — «Ста днях после детства» и «Спасателе». Проблему столкновения рационализма, прагматизма и духовности. Этим, думается, в творчестве режиссера завершился определенный этап.Зрителей, «воспитанных» на изысканно-поэтическом кинематографе С.Соловьева, «Наследница по прямой» с первых же кадров захватывает удивительно тонким сочетанием возвышенно-«старомодной» речи с эксцентричными, острогротесковыми, комедийными сценами, репликами, деталями. Притягивает зыбкой атмосферой изобразительного ряда, где в мизансценах и одухотворенно снятых портретах ощутимо влияние русской живописи девятнадцатого века.
Старый дом, обреченный на слом, где живет главная героиня фильма, — Женя, наполнен такими же старинными, давно вышедшими из моды вещами, среди коих поблескивает ядовито-фиолетовым цветом новенький телевизор. Привычно потягивая из бокала вино, столь же привычно посматривает на экран Женин папа (А.Пороховщиков). Вспыхивает цыганскими шалями очередной «Бенефис»...
Тот же самый «Бенефис», помнится, фанатично готова была изо дня в день «поглощать» юная героиня фильма Никиты Михалкова «Родня» — Иришка. За что ей, бедняжке, постоянно попадало от матери. У Соловьева все наоборот. Тринадцатилетняя Евгения отнюдь не склонна тратить время на бездумное созерцание сцен, где немолодая актриса натужно изображает бойкую цыганку. Снисходительно поцеловав на прощанье «расслабляющегося» отца, Женя идет в свою комнату и остается наедине с... Пушкиным А. С.
«Для сердца нужно верить...». Возможно, Женя и не помнит наизусть эту строчку великого поэта. Но она убеждена, что без веры в любовь, в счастье человек просто не может оставаться человеком.
И пусть Женина вера в то, что она «наследница по прямой» великого поэта, не имеет реальных оснований. Пускай. Важно иное — она ощущает в себе духовное единство с поэзией Пушкина, с его мыслями, чувствами, переживаниями. Поэт (С.Шакуров) в ее снах и мечтах очень земной и вместе с тем — необыкновенный.
Таня Ковшова, сыгравшая Женю, на мой взгляд, чрезвычайно артистична. Под умелым режиссерским руководством она добивается поразительной достоверности весьма нетипичного характера советской школьницы.
Вот лишь один эпизод фильма.
...Влюбившись в приезжего студента Володю (Игорь Нефедов), Женя страшно ревнует его к эстрадной певице «курортного масштаба» Валерии. Остригшись почти наголо («Буду играть в кино малолетнюю преступницу, но кончается все хорошо»), напялив немыслимое платье из срезанной оконной занавески, Женя появляется на танцплощадке, напрочь ошеломляя Володю и Валерию.
Таня Ковшова очень тонко передает состояние своей героини: решительно - обреченный взгляд, яростно - ритмичные взмахи рук, подчеркнутая независимость в голосе. А за минуту до этого она дрожащими руками наводила бинокль на танцующие пары...
...Или судьба Валерии. Ее играет Татьяна Друбич. Она снялась уже в трех фильмах С.Соловьева. После двух работ «романтического» плана Т.Друбич играет несколько неожиданную для поклонников ее таланта роль.
Утомленно - опустошенными интонациями, плавной небрежностью движений актриса сразу задает сложный, неоднозначный рисунок роли. Томно-ленивая сигаретная затяжка, снисходительно-покровительственный тон разговора, циничная откровенность... Так сказать, доморощенный «декаданс» восьмидесятых годов. Молодая женщина, утратившая былые идеалы и мечты, на смену которым пришло иное.
Иное — ежедневные выступления на сцене, когда лирическая песня, бывшая когда-то откровением, превращается в набор привычных штампов — вокальных и пластических. Когда давно опостылел «товарищ по работе» (роль, точно сыгранная А.Збруевым) и любовные утехи. Когда хочется чего-нибудь такого... Или этакого... И подвернулся паренек. Подходящий — «на Джо Дассена похож». Чуть-чуть. А парнишка этот, несмотря на адское желание выглядеть современным и взрослым (джинсы, надпись на футболке «Kiss me», модный жаргон, нравоучительная назидательность отношению к Жене), во многом еще наивен и простоват. Почему бы не поиграть с ним? Чуть-чуть. Скуку развеять, себя показать. И вообще?..
Правда, и Володя вовсе влюблен в Валерию. А Женя никак не может понять, как это люди не любят, а всего лишь «нравятся».
«Флирт» кончается предательством. Володя предает Женю с ее заветной тайной «наследницы по прямой», Валерия предает Володю, с неподражаемым огорчением оставляя его наедине с «товарищем по работе» и его дружком – бывшим боксером, способным лихо гнуть вручную пятаки…
Финал фильма строг и печален. На морском берегу, где тишину раннего утра нарушает только шум прибоя, на ступеньках «особняка одесского негоцианта Рено» сидит Женя. К ней подходит Пушкин. Садится рядом. Просит погадать на томике «Евгения Онегина». Страница такая-то. Строка такая-то… Вновь звучат пушкинские строки. Камера Павла Лебешева в последний раз окидывает взором эту странную пару. А, может, не странную? Быть может и впрямь сам Александр Сергеевич шагнул сквозь века, чтобы поговорить со своей наследницей? Поддержать ее в беде. Еще раз взглянуть на тенистые одесские улочки и шипящую морскую пену. Быть может… «Для сердца нужно верить…».
После трилогии
Зрители знают о режиссерах гораздо меньше, чем об актерах, особенно популярных. И все же имя Сергея Соловьева запомнилось, наверное, многим. Прежде всего — по его кинотрилогии «Сто дней после детства» (1975), «Спасатель» (1980) и «Наследница по прямой» (1982), в которой авторы вели откровенный и серьезный разговор с молодыми: о смысле жизни, о духовности и бездуховности, о счастье и призвании....
Не скрою, к фильмам Сергея Соловьева у меня особое отношение. Мне нравится их слегка «книжная» одухотворенность, музыкальность, изобразительность. Нравится авторское внимание к деталям, к нюансам психологии героев, плавная неторопливость кадра, куда можно «войти», окунувшись в неповторимую атмосферу, наполненную, воспоминаниями.
В работе С. Соловьева «Избранные» (1983, по мотивам романа А.-Л.Микельсена), конечно же, сразу можно узнать его режиссерскую манеру.
...Быстрой волной влетает ветер в окно небольшой парикмахерской на окраине Боготы. Из мелодично поскрипывающей двери, словно опавший лист, слетает на пол резное стекло... Звучит грустная музыка, и стройная девушка в белом халате печальными, широко раскрытыми глазами смотрит, как надуваются парусами занавески, как скользят по кафельному полу голубоватые стеклянные осколки.
Она медленно склоняется над ними, и единственный посетитель парикмахерской, некто Б.К. понимает, что он и влюблен в эту загадочную девушку по имени Ольга. И она понимает это... Ветер стихает, все как будто прежнее, но в отношениях героев все уже иное, все изменилось за несколько секунд...
Если смотреть этот эпизод отдельно от картины, может показаться, что «Избранные» — фильм о любви. В самом деле, в прежних работах Сергей Соловьев бережно, доверительно сумел рассказать об этом великом чувстве. Но Б.К. (Леонид Филатов) далек от героев недавних картин режиссера. Да и автора волнуют в «Избранных» другие проблемы. Он поставил политическую драму, обличающую конформизм.
...1944 год. Германия. Аристократ Б.К. ценой «небольшой» уступки (он подписывает бумагу о сотрудничестве с нацистской разведкой) получает возможность эмигрировать в Колумбию, к богатому двоюродному брату Фрицу. Б.К. искренне кажется, что это - последний компромисс, что теперь он будет жить в полном согласии со своими «гуманистическими, демократическими идеалами». Местная элита «избранных» встречает барона Б.К., как оппозиционера, «жертву нацистских репрессий» и т. п.
Однако, «идеалы», «принципы», «убеждения» хороши для Б.К. лишь тогда, когда ему лично ничего не угрожает. Как только его имя появляется в «черных списках», Б.К. готов на все — унижаться и просить помощи у вчерашних заклятых врагов, предать любимую женщину...
...Ольга в черном платье и шляпе, с темной вуалью выходит из дверей своего ветхого домика. Идет, словно на казнь... Б.К., одетый в желтоватого цвета костюм, дорисовывает ее портрет на заборе из белого камня. «А я вот тут цветочки... Ты готова уже?». Барон, стыдливо заглядывая Ольге в глаза, приглашает ее в автомобиль. Они уезжают «на «свидание» к всесильному американцу Мьюиру, а в кадре остается полустертый дождями портрет, на котором ярко выделяются фиолетовые цветы...
Разумеется, Леонид Филатов мог легко показать своего героя законченным негодяем, трусом, моральным ничтожеством. Но ему, так же как и Сергею Соловьеву, важнее показать фигуру неоднозначную, противоречивую. Б.К. умен, обаятелен, нацизм ненавидит вполне искренне. Беда в том, что весь его либерализм — лишь слова.
Скучающий взгляд, ироническая улыбка, усталые интонации, небрежные манеры. Леонид Филатов точными, едва заметными штрихами снижает пафос речей Б.К., давая понять, что тот в самые, казалось бы, откровенные минуты не может удержаться от позы, самолюбования. А как же иначе — ведь он один из «избранных!».
Сами «избранные» показаны в фильме с разоблачающей силой. Табачный магнат Фриц, готовый во имя коммерческих интересов отречься от брата. Американский дипломат Мьюир — этакий «плейбой», упивающийся властью над людьми, попавшими в «черные списки». «Светская львица» Мерседес (Ампаро Грисалес), с легкостью меняющая поклонников за спиной недалекого мужа-демагога.
Ольга (Т. Друбич) всю жизнь прожила в другом мире, где нужно зарабатывать на кусок хлеба, где вместо хрустальных люстр — тусклая лампочка, где несбыточной мечтой кажется даже поездка к морю...
Татьяну Друбич, как актрису, открыл Сергей Соловьев. Она начала сниматься еще школьницей, играла своих современниц, сверстниц, соотечественниц и была естественна и правдива. В «Избранных» же Т. Друбич впервые столкнулась с чужими обычаями, культурой, традициями, историческим материалом. Наверное, потому в ее игре заметна некоторая скованность, хотя есть у актрисы и сильные сцены — исповедь в церкви, «визит» к Мьюиру.
Завершая разговор об актерских работах в фильме, хочется отметить блестящую игру Александра Пороховшикова в роли одного из высших чинов «третьего рейха», того самого демона - искусителя, что ставит перед Б.К. «несложную» альтернативу — либо тюрьма в Германии, либо согласие на шпионаж... Актер играет умного, сильного, властного человека, ощущающего обреченность нацизма, однако отчетливо понимающего, что для него — палача сотен жертв - обратного пути уже нег...
Финал «Избранных», рассчитан на споры в зрительской аудитории. Прав ли С.Соловьев, строящий повествование (намного отличное от романа А.-Л. Микельсена так, что возмездие совершает десятилетний сын Ольги Габриэль? Не слишком ли жесток финал картины, где маленький мальчик всаживает обойму свинца в предавшего его мать барона Б.К.? Бесспорно, понятна символика эпизода: ведь никто иной, как Б.К. научил мальчишку стрелять, рассуждая о добре и благородстве. И все же...
Впрочем, можно понять и так душа ребенка не знает компромиссов, она может либо любить, либо ненавидеть. Да, Б.К. не законченный мерзавец, в нем есть немало хорошего, но это никак не оправдывает его низкие поступки. Б.К. погибает, осужденный самым страшным и справедливым на земле судом — судом совести…
Полет сквозь время
Пытаясь анализировать фильмы Сергея Соловьева, я всякий раз я сталкивался с одной и той же проблемой: как передать словами поэзию экрана, тончайшие нюансы человеческой души, изысканные цвета и композиции кадров «Ста дней после детства» (1975), «Спасателя» (1980) или «Наследницы по прямой» (1982)? Правда, в «Избранных» (1983) почерк режиссера, сохраняя прежнее обаяние, стал жестче. Иные сцены казались и вовсе непривычными для прежних картин С.Соловьева.
После фильма «Чужая белая и рябой» (1986) очевидно, что движение это было осознанным, неслучайным стремлением выйти к стилистике, близкой к натурализму, к абсолютной достоверности документа.
Уже в изобразительном решении «Чужой…» заложен контраст, если так можно выразиться, «былого» и «нынешнего» экранного мира Сергея Соловьева. В цветных, вернее, свето-цветовых кадрах, восхитительно снятых оператором Юрием Клименко, ощутим знакомый поэтический ракурс, меняющий суть обыденных вещей. Так, словно по волшебству преображается скромная комната, где подросток-казах играет на рояле, а его приятель, на какое-то мгновенье заглянув в стекло соседней двери, видит, как сушит промокшие русые волосы молодая обнаженная женщина. Контуры фигур, кажется, плавятся в световых потоках, струящихся из окон, за которыми слышен дурманящий шум дождя... И такой манящей желтизной окутаны фонари городского сада, и так восторженно сотни блестящих глаз смотрят на экран летней киноплощадки, что даже дождь не может помешать счастью: 1946 год, позади война, впереди — для тех, кто выжил, — целая жизнь.
Смотришь на эти поэтические кадры, и вспоминаются слова одного из героев фильма Алексея Германа: «Вот вычистим землю, посадим сад, и сами в том саду погуляем..,». Что же, мечта сбылась?
Но в одном монтажном ряду с этими сценами возникают черно-белые, вернее, желтовато-выцветшего оттенка эпизоды, вызывающие совсем иные чувства. Отец главного героя — бывший художник, а теперь однорукий военрук беспомощно бьется в конвульсиях на цементном полу грязного сортира. Окровавленный человек, в лицо и тело которого впилась колючая проволока того самого, еще недавно такого романтичного городского сада. Покончившая с собой женщина под белой простыней. Яростная драка подростков возле изуродованного каркаса боевого самолета.
В этих кадрах, снятых на контрастных перепадах света и тени, ощутимо влияние стиля картин Алексея Германа. Этот мир открывает нам творчество Сергея Соловьева незнакомой прежде гранью. Но необходимость именно такого решения оправдана тем нелегким и сложным для страны временем, в которое происходит становление личности главного героя — подростка по кличке Седой (Слава Илющенко).
Постижение Доброты, Сострадания, Противостояние злу. Говорить об этом языком минорной ностальгии было бы лишь частью правды. И в памяти сегодняшнего Седого, который смотрит на Землю из иллюминатора космического корабля, вспыхивают воспоминания тех далеких лет, когда почти все мужчины небольшого казахского городка были охвачены «голубиной эпидемией». В этой страсти голубятников переплетались добро и зло, дружба и вражда, любовь и ненависть. В ней были и мечта о счастье, желание самоутвердиться, хоть чем-то вознаградить себя за жизненные ухабы и неудачи, за раны, нанесенные войной.
А война изломала, искалечила судьбы многих героев фильма. Одних — мнимого «полковника» или сотрудника уголовного розыска Жуса лишила человеческого облика. Других — отца Седого, бывшую актрису камерного театра и ее мужа — радости творчества, оставив счастье только в воспоминаниях, картинах, фотографиях, письмах.
Но недаром в одну из горьких минут отец Седого прокричит, нервно взмахнув единственной рукой: «Никто не отнимет у нас права быть порядочными людьми!». Не сразу, обжигаясь и оступаясь, поймет Седой, как трудно, а порой и небезопасно сохранить это самое право. И когда в финале Седой сам отпустит заветную белую голубку, из-за которой он чуть не поплатился жизнью, он поймет, что есть на Земле истинные ценности, которые не заменит ничто: даже тысяча самых прекрасных голубей. Только освободив из волчьего капкана заклятого врага и увидев его ничтожность и опустошенность, Седой впервые ощутит свою духовную близость с отцом, пришедшим на помощь в трудную минуту.
И еще в одном Сергей Соловьев пошел вопреки своим прежним работам. Вместо известных мастеров, игравших у него в предыдущих картинах, он пригласил актеров, Не примелькавшихся и не профессионалов. Людмила Савельева, сыгравшая трагическую роль актрисы Ксении Николаевны, в гибели которой есть доля вины, пожалуй, всех главных героев фильма, — единственное исключение. Однако и роль у нее особая, требующая иной пластики и ритма.
Как всегда, у Сергея Соловьева хорошо играют юные исполнители, прежде всего Слава Илющенко. Он не фальшивит ни в одной сцене, не стремится понравиться зрителям. Вместе со своим героем он делает сложный выбор и совершает поступки человека, на наших глазах превращающегося в личность…
Новый поворот…
В конце 1980-х-1990-х в России зачастили фильмы, авторы которых с гордостью заявляли, что их работ не коснулась безжалостная редакторская правка, легко превращавшая пушистую елку в отполированный до блеска телеграфный столб...
Можно было, к примеру, безбоязненно показать, как в середине 1970-х по приказу чиновников разгоняли бульдозерами выставку молодых художников-«нонконформистов». Или сатирически высмеивать чиновников от культуры, с мягкой улыбкой запрещающих все мало-мальски творчески оригинальное. И даже страшно выговорить, — затронуть «неприкасаемую» прежде профессию: персонажи в форме, оказывается, могут быть весьма далеким от хрестоматийного облика бесстрашных рыцарей без страха и упрека («Асса» Сергея Соловьева)...
Говоря словами главного героя одного из этих фильмов — начальника Управления свободного времени, «теперь можно все»...
«Асса» (1987) при всех заемных сюжетных поворотах, как всегда у Сергея Соловьева и его оператора Павла Лебешева, отмечена печатью несомненного таланта, изысканностью изобразительного ряда, превосходным чувством композиции кадра, сочетания музыки, цвета и переменчивого освещения.
Разумеется, акцентированную мелодраматичность картины можно объяснить авторским стремлением к зрелищности, ориентации на максимально широкую аудиторию, которая, внимая привычным любовным перипетиям, обратит внимание и на проблемные, критические моменты, неприглаженность тех или иных реплик и кадров.
Может быть. Только мне по душе иное: проникновенная атмосфера духовности «Ста дней после детства» (1975) Сергея Соловьева... А сделанный в самом расцвете «эпохи застоя» соловьевский «Спасатель» (1980) кажется значительнее, искреннее и глубже, чем «бесцензурная» «Асса».
Как-то раз мне довелось услышать печальный анекдот о талантливом художнике, который совершенно растерялся, когда ему в один прекрасный день сказали: делай, что хочешь... Раньше, он точно знал, что надо делать именно то, что не поощряется начальством. А теперь???
Именно такая растерянность чудится мне о многих картинах конца 1980-х – 1990-х годов. Вероятно, явление это вполне закономерное: необходимо было время, чтобы «привыкнуть» к новой ситуации.
Часто ведь как бывает? Актеры один популярнее другого, череда сцен с насилием, сексом, погонями и иными атрибутами жанра хоть отбавляй… Еще бы туда добавить профессионализма постановщиков и сценаристов...
В этом смысле надо отдать должное Сергею Соловьеву и его коллегам, выпустившим в прокат шоу-китч-фильм «Черная роза – эмблема печали, красная роза — эмблема любви» (1989). Как и в прошлый раз, когда С.Соловьев выступал с рекламной программой ведущих рок-групп для «Ассы», «Черную розу...» сопровождала нестандартная кампания в прессе с упором на то, что это «кино для 15-летних и 40-летних, бедных и богатых, шестидесятников и нет, для верующих и атеистов, для тех, кто за кооперативы и против...». Снова были подключены рок-группы, и даже Центральное ТВ на радость провинциалам дало прямую трансляцию с шоу-премьеры «Черной розы...». Так каждый завзятый киноман мог попасть в царство импровизаций, веселых розыгрышей, пародий, насмешливой иронии и, разумеется, китча, намеренно подчеркнутого С.Соловьевым как в сценической версии, так и в основном киноварианте.
Устав от разоблачительно-обличительных «Шакалов» и «Мишеней», на сеансе «Розы...» можно было расслабиться, наслаждаясь ее раскрепощенностью, откровенной дурашливостью, не признающей идеологических и политических, жанровых и моральных догм. И многие зрители готовы простить фильму С.Соловьева любые недостатки ради того, чтобы хоть на два часа окунуться в атмосферу балаганного развлечения, при всей своей зрелищности и эпатажности «постмодернизма» отнюдь не лишенной интеллекта и «остающихся в осадке» печальных размышлений о том, к чему пришло наше общество к началу 1990-х годов.
В начале 1990-х на экраны вышел «Дом под звездным небом» (1991) - заключительная часть второй трилогии Сергея Соловьева. Здесь Сергей Соловьев весьма эффектно использовал имидж актера Михаила Ульянова как общественного деятеля, вставляя в фильм подлинную хронику его депутатско-делегатских выступлений на различных съездах. Да и сам актер бесстрашно пародировал многих своих персонажей прежних лет: важных и мудрых государственных деятелей, находящихся на вершине славы и почета. С помощью чрезвычайно пластичных и выразительных актеров А.Баширова и И.Иванова - эксцентрично-цирковых Рыжего и Белого клоунов - режиссер завёл нелепейший хоровод погонь, взрывов, стрельбы и тому подобных впечатляющих актов. Все мерзости советского бытия, весь идиотизм эпохи краха государственно-экономической системы и нравственного тупика представлены в «Доме под звездным небом» (1991) в издевательско-гротескной форме.
Дальше в творчестве С.Соловьева возникла существенная пауза, во время которой он безуспешно пытался рулить Союзом кинематографистов, поставил камерную экранизацию чеховских «Трех сестер» (1994) и восемь лет снимал, но так и не смог завершить биографическую драму «Иван Тургенев. Метафизика любви»…
Начиная с «Нежного возраста» (2000), выход фильмов С.Соловьева на экран стал было приобретать былую регулярность: в 2003 году он снял еще один фильм по мотивам рассказов А.П.Чехова – «О любви». Но дальше – опять шестилетний простой. И только в 2009-2010 годах мастер порадовал своих поклонников не только сиквелом «2-Асса-2», но и «Одноклассниками» (намеренно стилизованными под его работы времен «Спасателя»). И наконец, - завершил свой давний и долгожданный проект – экранизацию романа Л.Толстого «Анна Каренина»…
